ежи лец кто такой
Станислав Ежи Лец. Иронические афоризмы
Л у ч ш и е ц и т а т ы и а ф о р и з м ы
Когда я думал, что достиг дна, снизу постучали.
В пустую женщину можно вложить много денег.
Если бы козла отпущения можно было еще и доить!
Даже если дать корове какао, не выдоишь шоколада.
Заветная мечта попугая: повторять самого себя.
Петух воспевает даже то утро, когда его положат в суп.
Бедная земля, все наши тени падают на нее.
Когда сплетни стареют, они становятся мифами.
А может быть стены Иерихона пали просто потому, что в городе слишком сильно дули в фанфары.
А может быть, мы только чье-то воспоминание?
Брюки протираются даже на троне.
Государство, заранее знающее даты смерти своих граждан, может вести в высшей степени плановое хозяйство.
Иногда я перестаю верить в синеву небес: мне кажется, что это пространство, идеально покрытое синяками.
Ну допустим, пробьешь ты головой стену. И что ты будешь делать в соседней камере?
Трусы должны иметь власть, иначе им боязно.
Сапог победителя, случалось, принадлежал побежденному.
Имеет ли право людоед говорить от имени съеденных им?
Он шел по трупам идущих к цели.
Хочешь петь в хоре? Сперва присмотрись к палочке дирижера.
Чтобы вскарабкаться наверх, надо сложить крылья.
Если сломан хребет,- горб вырастает на психике.
Из нулей легко сделать цепь.
Каждая метла постепенно сметается сама.
Иногда, только сойдя со сцены, можешь узнать, какую роль ты играл.
Есть ли идеалы ходя бы у тех, кто отобрал их у других?
Кто верит в чудеса! Но все их ждут.
Будь у меня сила воли побольше, я бы сумел пересилить ее.
Даже из мечты можно сварить варенье, если добавить фруктов и сахару.
Если вода доходит до рта, держи голову выше.
Буква закона должна быть включена в алфавит.
Для старого Рокфеллера издавали специальную газету, заполненную вымышленными новостями. Некоторые страны в состоянии издавать такие газеты не только для миллиардеров, но для всего населения.
Власть чаще переходит из рук в руки, чем из головы в голову.
Иногда жесткая позиция является следствием Паралича.
Когда хамелеон у власти, цвета меняет окружение.
Демонтируя памятники, не трогайте постаментов. Они еще могут пригодиться.
А может быть, прекрасная пещерная живопись вынуждена была когда-то уйти в подполье?
Истина обычно лежит посередине. Чаще всего без надгробия.
Какие-нибудь будущие дарвины, быть может, выдвинут тезис, что высокоразвитые существа (к которым будут принадлежать) происходят от людей. Это будет огромным шоком!
Чаще всего выход там, где был вход.
Некролог был бы лучшей визитной карточкой.
Беззубым многое легче выговаривать.
Аппетит приходит во время еды, но не уходит во время голода.
В борьбе между сердцем и головой в конце концов побеждает желудок.
Бедный человек, говоришь «после нас хоть потоп!» и всего только дергаешь за ручку бачка.
Все в руках человека. Поэтому их надо как можно чаще мыть.
Если мираж окажется действительностью, требуйте компенсации.
Дорожные указатели не облегчают крестный путь.
Боюсь ангелов, они добры, согласятся быть и дьяволами.
В раю должно быть все: и ад тоже!
Верующий ли я? Это одному Богу известно.
Порой меня охватывает тревога: а вдруг мы уже в раю?
Границы рая и ада подвижны, но всегда проходят через нас.
Во всем виноваты евреи. Это их Бог нас всех сотворил.
Грустно, если позвоночник распрямляется только на кресте.
Всегда обращайся к чужим богам. Они выслушают тебя вне очереди.
Есть святые, житие которых начинается с канонизации.
Возможно, и на пороге смерти прибита подкова счастья.
Жаль, что в рай надо ехать на катафалке!
Еще ни один Бог не пережил утраты верующих в него.
В рог изобилия громко трубят. Наверное, он пуст.
Кто знает, может быть, дьявол упорхнул бы от нас, если бы его окрылили?
Иногда дьявол искушает меня поверить в Бога.
Дьяволы бывают двух видов: разжалованные ангелы и сделавшие карьеру люди.
Кажется, дело идет к тому, что Наука откроет Бога. И я заранее трепещу за его судьбу.
Если кричат: «Да здравствует прогресс!», всегда справляйся: «Прогресс чего?»
Низменный аргумент пигмеев: «Мы ближе всех к земле».
Человек задумывается о цели своего существования; возможно, устрицы задумываются о том же, если только им не открыл этого какой-нибудь официант.
Кто выбрался на берег на гребне волны, может скрыть, что у него мокро в штанах.
Жалобы на алкоголизм? А разве гражданам дали познать вкус нектара?
Боюсь незаряженных ружей. Ими разбивают головы.
Перегоняя кого-либо, смотри: не пришлось бы от него убегать.
Еще раз начать сначала, только как перед этим закончить?
Давайте будем людьми хотя бы до тех пор, пока наука не откроет, что мы являемся чем-то другим.
Истинный мудрец: всегда бил поклоны правителю так, чтобы показывать зад его прислужникам.
Будущее нужно постоянно вызывать из небытия, прошлое приходит само.
Всем правит случай. Знать бы еще, кто правит случаем.
Электронный мозг будет думать за нас точно так же, как электрический стул за нас умирает.
В тёмные времена трудно уйти в тень.
Есть пьесы настолько слабые, что никак не могут сойти со сцены.
Даже в его молчании были грамматические ошибки.
Даже безмолвствуя, бери самый высокий тон.
Будь внимательней! Выходя из своих снов, можешь попасть в чужие.
Будь осторожен, не создай по невнимательности чего-нибудь величественного, ведь стольким людям придется сознательно посвятить свою жизнь, что бы созданное тобой умалить.
Когда прыгаешь от радости, смотри, чтобы у тебя не выбили почву из-под ног.
Вы можете представить себе женщину, которая позволила бы своему любовнику тысячу и одну ночь рассказывать сказочки?
Будь реалистом: не говори правды.
Глупость никогда не переходит границ: где ступит, там ее территория.
Если тебе нравится мешок, купи его вместе с котом, которого тебе хотели в нем продать.
В праве ли съеденный миссионер считать свою миссию выполненной?
В опасные времена не уходи в себя. Там тебя легче всего найти.
Инстинкт самосохранения иногда является импульсом к самоубийству.
У каждого века есть свое средневековье.
Не теряйте голову. Жизнь хочет вас по ней погладить.
Он посыпал себе голову пеплом своих жертв.
Многих вещей нет потому, что их не смогли никак назвать.
И по тому, как дрожат жители, можно уяснить, каков фундамент государства.
Велика сила ничтожества! Ничто его не одолеет.
В настоящей бомбе с часовым механизмом взрывчатым веществом является время.
Следы многих преступлений ведут в будущее.
И кнут пускает побеги, попав на благоприятную почву.
Настоящий враг никогда тебя не бросит.
В некоторых источниках вдохновения музы моют ноги.
С той минуты, как человек встал на задние конечности, все является позой.
В нем ощущается какая-то огромная пустота, до краев наполненная эрудицией.
Душно! Откройте окна. Пусть эти во дворе тоже почувствуют.
Имеет ли человек право считать себя автором непрошенных мыслей?
И голос совести проходит период ломки.
Когда враг потирает руки,- твой час! Давай волю своим!
Великие времена могут вместить порядочное количество маленьких людей.
Техника дойдет до такого совершенства, что человек сможет обойтись без себя.
Великие должны наклонять небо к людям, не снижая его уровня.
Подумать только! На огне, который Прометей украл у богов, сожгли Джордано Бруно.
Толстяки живут меньше. Но едят дольше.
Окно в мир можно закрыть газетой.
Можно быть виртуозом фальшивой игры.
Достаточно поддаться иллюзии, что бы почувствовать реальные последствия.
Трудно утвердиться мирам, в Начале которых только Слова, Слова, Слова.
Собака в столице лает центральнее.
Имел пеструю жизнь. Менял флаги.
На пути наименьшего сопротивления подводят и самые сильные тормоза.
Возможности оперы еще не исчерпаны: нет такой глупости, которую нельзя было бы спеть.
Это выдающийся врач: он выдумал несколько болезней и даже сумел широко их распространить.
Рупор не должен удивляться, что его оплевывают говорящие в него.
История повторяется, потому что не хватает историков с фантазией.
Войте! Почувствуете себя моложе на миллион лет.
И мазохисты во всем признаются под пыткой. Из благодарности.
Вот будет смешно, если не успеют уничтожить мир перед его концом.
Когда мы заселим пустыни, исчезнут оазисы.
Все на свете функционально, а особенно то, что решительно ничему не служит.
Что хромает, то идет.
Я знал человека столь мало начитанного, что ему приходилось самому сочинять цитаты из классиков.
Деньги не пахнут, но улетучиваются.
Все понимаем. Поэтому ничего не можем понять.
Не будем пытаться понять друг друга, чтобы друг друга не возненавидеть.
Когда ошибки будут встречаться реже, они вырастут в цене.
Все слагается в историю, и все в ней разлагается.
Мир без психопатов? Он был бы ненормальным.
Все уже описано. К счастью, не обо всем еще подумано.
Всякий раз, когда я говорю «да», я заранее вижу, скольких «нет» мне это будет стоить.
И на сомнения нужно решиться.
Когда падают головы, не опускай своей.
Те, кто носит шоры, пусть помнят, что в комплект входят еще удила и кнут.
Дух времени пугает даже атеистов.
В самом начале пути к совершенству споткнулся на своем ошеломляющем успехе.
Существует идеальный мир лжи, где все истинно.
Кто знает, сколько слов перепробовал Бог, прежде чем нашел то, которое сотворило мир.
Кто схватывает идею, как насморк, тому легко начхать на нее.
Выкорчевывайте корни зла, они зачастую питательны и вкусны.
Я красивый, я сильный, я мудрый, я добрый. И все это открыл я.
Гарантия мира: закопать топор войны вместе с врагом.
Где же набраться смелости? Смелые ее не отдадут.И что ты скажешь, физика? Охлаждение отношений между людьми, как следствие трения между ними.
С тех пор как я увидел изображения нашего старого, почтенного Господа Бога в виде пожилого господина с лысиной, я окончательно потерял веру в любые, даже самые лучшие средства для выращивания волос.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Станислав Ежи Лец. Биография
Станислав Ежи Лец родился 6 марта 1909 г. во Львове, крупном культурном центре Галиции, входившей тогда в состав Австро-Венгерской империи. Отец будущего писателя, австрийский дворянин (барон) Бенон де Туш-Летц еврейского происхождения (родители будущего поэта, будучи эксцентриками, перешли в протестантство; второй частью двойной фамилии отца — Лец, что на иврите и идише означает «клоун», или «пересмешник» — в её польском написании пользовался автор «Непричёсанных мыслей»). Отец писателя умер, когда Станислав был ещё ребенком. Его воспитанием занялась мать — урождённая Аделя Сафрин, представительница польско-еврейской интеллигенции, высоко ценившей образование и культуру. Польская, немецкая (австрийская) и еврейская составляющие его духовной личности на разных этапах жизненного пути писателя то гармонизировались ярким художественным дарованием, то вступали друг с другом в драматическое, порой мучительное противоречие. Начальное образование он получал в австрийской столице, так как приближение фронта (шла Первая мировая война) заставило семью переехать в Вену, а затем завершал его во львовской евангелической школе.
Получив в 1927 г. аттестат зрелости, юноша изучает в дальнейшем юриспруденцию и полонистику в университете Яна Казимежа во Львове.
В эту студенческую пору он начинает литературную деятельность, сойдясь с коллегами, живо интересующимися творчеством. Весной 1929 г. молодые поэты устроили первый в их жизни авторский вечер, на котором прозвучали и стихи Леца, а в конце того же года в литературном приложении к популярной тогда газете «Ilustrowany Kurier Codzienny» (Иллюстрированный Ежедневный Курьер) было напечатано его дебютное стихотворение «Весна». «В нём говорилось, ясное дело, о весне, — пояснял Лец спустя годы, — но это не была традиционная весна, по настроению эти стихи выглядели… пессимистическими. А почему я выбрал именно „IKC“? Это издание выписывали и читали в нашем доме, а я хотел прослыть поэтом прежде всего в семье».
В 1931 г. группа молодых поэтов, встречавшихся у Леца на квартире, начала издавать журнал «Tryby» (Наклонения), в первом номере которого он опубликовал стихи «Из окна» и «Плакат» (в последнем две завершающие строфы были выброшены цензурой). Тираж же второго номера издания почти полностью уничтожила полиция. В 1933 г. во Львове выходит первый поэтический томик Леца «Barwy» (Цвета).
В нём преобладали поэмы и стихи острого социально-политического звучания: оставшаяся кошмарным воспоминанием его детских лет Первая мировая война навсегда сделала поэта страстным антимилитаристом. В дебютном сборнике помещено стихотворение «Вино», полное мрачной и горькой иронии. Человеческая кровь, пролитая на множестве фронтов Европы во имя ложных догматов и националистических крестовых походов, кровь разных поколений и народов уподоблена им ценным винам урожайных лет, которые надо бережно хранить, чтобы предотвратить новые кровавые жатвы из окрестностей «Пьяве, Танненберга, Горлиц».
В «Цветах» были также оглашены первые юмористические и сатирические фрашки Леца. Эту грань художественного дарования молодого поэта проницательно подметил и высоко оценил Юлиан Тувим — крупнейший мастер польского рифмованного слова того времени, включивший в свою знаменитую антологию «Четыре века польской фрашки» (1937) три стихотворения недавнего дебютанта.
[править] Предвоенная Варшава
Переехав в Варшаву, Лец регулярно публикуется в «Варшавском цирюльнике», становится постоянным автором «Шпилек», его произведения помещают на своих страницах многие литературные журналы во главе со «Скамандром». В 1936 г. он организовал литературное кабаре «Teatr Kretaczy» (Театр Пересмешников).
В этот период он начинает сотрудничать с варшавской газетой «Dziennik Popularny» (Популярный Ежедневник) — политическим изданием, пропагандировавшим идею создания антифашистского народного фронта, в котором публиковалась его ежедневная судебная хроника, вызывавшая особое раздражение «блюстителей порядка». После приостановки властями издания газеты, чтобы избежать грозившего ему ареста, Лец выехал в Румынию. Спустя некоторое время он возвращается на родину, крестьянствует в деревне на Подолье, служит в адвокатской конторе в Чорткове, затем, вернувшись в Варшаву, продолжает литературную и публицистическую деятельность.
Перед самой войной он завершает подготовку к печати обширного тома фрашек и подольской лирики под названием «Ziemia pachnie» (Пахнет землей), но выйти в свет книга уже не успела.
Вторая мировая война
Начало войны застало Леца в его родном городе. Об этом страшном (и героическом) этапе своей жизни он рассказал позднее в нескольких скупых строчках автобиографии: «Пору оккупации я прожил во всех тех формах, какие допускало то время. 1939—1941 гг. я провел во Львове, 1941—1943 гг. — в концлагере под Тернополем. В 1943 году, в июле, с места предстоявшего мне расстрела я сбежал в Варшаву, где работал в конспирации редактором военных газет Гвардии Людовой и Армии Людовой на левом и правом берегах Вислы. Потом ушёл к партизанам, сражавшимся в Люблинском воеводстве, после чего воевал в рядах регулярной армии».
В 1945 г., поселившись в Лодзи, Лец вместе с друзьями — поэтом Леоном Пастернаком и художником-карикатуристом Ежи Зарубой возрождает издание популярнейшего юмористического журнала «Шпильки». На следующий год вышел его стихотворный сборник «Notatnik polowy» (Полевой блокнот), включавший стихи военных лет и строфы, посвящённые сражениям партизанской поры и павшим товарищам поэта-солдата. Тогда же был опубликован томик его сатирических стихов и фрашек, созданных перед войной, — «Spacer cynika» (Прогулка циника).
Работа в дипломатической миссии
Подобно своим старшим коллегам по литературе в довоенное время (Ян Лехонь, Ярослав Ивашкевич) и писателям-ровесникам в первые годы после освобождения (Чеслав Милош, Тадеуш Бреза, Ежи Путрамент), привлекавшимся к дипломатической работе, Лец в 1946 г. был направлен в Вену в качестве атташе по вопросам культуры политической миссии Польской Республики. Вскоре (1948 г.) на родине опубликован томик его сатирической поэзии, созданной после войны, — «Zycie jest fraszka» (Жизнь — это фрашка), а затем (1950 г.) сборник «Новых стихов», написанных в австрийской столице — городе его детства; отсюда в этих стихотворениях так много реминисценций, связанных с новым, свежим восприятием памятников искусства и архитектуры этого великого центра европейской культуры.
Переезд в Израиль и возвращение на родину
Наблюдая из Австрии процессы, происходящие в Польше того времени, утверждение режима партийной диктатуры, подавление творческой свободы и воли интеллигенции, Лец в 1950 году принимает трудное для себя решение и уезжает в Израиль. За два года, проведённых здесь, им написана «Иерусалимская рукопись» (Rukopis jerozolimski), в которой доминирует мотив переживаемой им острой тоски по родине. Содержанием этих стихов, сложенных во время странствий по Ближнему Востоку, стали поиски собственного места в ряду творцов, вдохновлённых библейской темой, и неотвязная память об убитых под другим, северным небом. Существование вне стихии польского языка и культуры, вдали от родных и друзей, привычного мазовецкого пейзажа становится мучительно-тягостным:
Туда, на север дальний, где некогда лежал я в колыбели,
Туда стремлюсь теперь, чтоб там же и отпели.
Написав эти строки, Лец в 1952 году вернулся в Польшу. Принято считать, что демонстрация политической оппозиционности и свободомыслия Леца привели к тому, что в течение нескольких лет (до 1956) в Польше действовал негласный запрет на публикацию его собственных произведений (как это было, скажем, с М. М. Зощенко и А. А. Ахматовой в СССР). Единственной оплачиваемой формой литературного труда становится для него переводческая работа, и он целиком посвящает ей себя, обращаясь к поэзии И. В. Гете, Г. Гейне, Б. Брехта, К. Тухольского, современных немецких, русских, белорусских и украинских авторов. Но и в этих условиях он отказывается выполнять некоторые официальные заказы[источник не указан 22 дня].
После смерти сталиниста Болеслава Берута в 1956 году, в Польше начались мощные общественные выступления поляков, заставившие власти объявить о разрыве с предшествующим периодом «ошибок и извращений». Был значительно ослаблен контроль идеологический над творчеством (по выражению одного из диссидентов, Польша превратилась в самый «открытый и свободный барак соцлагеря»). Одним из свидетельств перемен считается возвращение к читателям книг Леца и издание его новых произведений.
Была опубликована «Иерусалимская рукопись» (1956 г.). «Эти стихи, — писал Лец, — завершённые в середине 1952 года, по разным причинам, пролежали в ящике письменного стола вплоть до 1956 года. Я знаю, что это самая лиричная из моих книг. Каждый выпущенный томик является, по крайней мере для меня, спустя некоторое время как бы сочинением другого человека, которое — не стыжусь в этом признаться — читаешь порой даже с интересом. Тогда тебе открываются какие-то новые детали и в стихах, и между строчек».
Некоторые публицисты утверждают, что написанию книги «Mysli nieuczesane» (Непричёсанные мысли) способствовала атмосфера польской «весны» 1957 года.
В 1958 году вышла авторская антология «Из тысячи и одной фрашки», содержащая двух-четырёхстрочные стихи-эпиграммы, которых Лец сочинил великое множество.
Последние поэтические томики Леца — «Kpi^ i pytam о drog?» (Насмехаюсь и спрашиваю про дорогу — 1959), «Do Abia i Kama» (Авелю и Каину — 1961), «List gonczy» (Объявление о розыске — 1963), «Poema gotowe do skoku» (Поэмы, готовые к прыжку — 1964) — отмечены, по свидетельству самого автора, наблюдаемой им у себя «склонностью ко все большей конденсации художественной формы». Это относится и к опубликованному на страницах литературной прессы циклу «Ксении», состоящему из коротких лирико-философских стихотворений, и к серии прозаических миниатюр «Маленькие мифы», форму которых Лец определил как «новый вариантик непричёсанных мыслей с собственной фабулой-анекдотом».
В 1964 г. появилось второе издание «Непричёсанных мыслей», а через два года поэт успел ещё подготовить том «Новые непричёсанные мысли», содержащий огромное богатство тем, среди которых особой популярностью пользовались его историософские афоризмы.
После долгой, неизлечимой болезни Станислав Ежи Лец скончался 7 мая 1966 года в Варшаве. Похоронен на воинском кладбище Повонзки.
* Barwy (Цвета) (1933)
* Ziemia pachnie (Пахнет землей) (1939)
* Notatnik polowy (Полевой блокнот) (1946)
* Zycie jest fraszka (Жизнь — это фрашка) (1948)
* Новые стихи (1950)
* Иерусалимская рукопись (Rukopis jerozolimski) (1956)
* Mysli nieuczesane (Непричёсанные мысли) (1957)
* Kpi i pytam о drog? (Насмехаюсь и спрашиваю про дорогу) (1959)
* Do Abia i Kama (Авелю и Каину) (1961)
* List gonczy (Объявление о розыске) (1963)
* Poema gotowe do skoku (Поэмы, готовые к прыжку) (1
Станислав Ежи Лец
Получив в 1927 г. аттестат зрелости, юноша изучает в дальнейшем юриспруденцию и полонистику в университете Яна Казимежа во Львове.
В 1931 г. группа молодых поэтов, встречавшихся у Леца на квартире, начала издавать журнал «Tryby» (Наклонения), в первом номере которого он опубликовал стихи «Из окна» и «Плакат» (в последнем две завершающие строфы были выброшены цензурой). Тираж же второго номера издания почти полностью уничтожила полиция. В 1933 г. во Львове выходит первый поэтический томик Леца «Barwy» (Цвета́).
В нём преобладали поэмы и стихи острого социально-политического звучания: оставшаяся кошмарным воспоминанием его детских лет Первая мировая война навсегда сделала поэта страстным антимилитаристом. В дебютном сборнике помещено стихотворение «Вино», полное мрачной и горькой иронии. Человеческая кровь, пролитая на множестве фронтов Европы во имя ложных догматов и националистических крестовых походов, кровь разных поколений и народов уподоблена им ценным винам урожайных лет, которые надо бережно хранить, чтобы предотвратить новые кровавые жатвы из окрестностей «Пьяве, Танненберга, Горлиц».
Переехав в Варшаву, Лец регулярно публикуется в «Варшавском цирюльнике», становится постоянным автором «Шпилек», его произведения помещают на своих страницах многие литературные журналы во главе со «Скамандром». В 1936 г. он организовал литературное кабаре «Teatr Krętaczy» (Театр Пересмешников).
Перед самой войной он завершает подготовку к печати обширного тома фрашек и подольской лирики под названием «Ziemia pachnie» (Пахнет землей), но выйти в свет книга уже не успела.
В 1944 г., сражаясь в рядах первого батальона Армии Людовой, скрывался в парчевских лесах и участвовал в крупном бою под Рембловом. После освобождения Люблина вступил в 1-ю армию Войска Польского в звании майора. За участие в войне получил Кавалерский Крест ордена «Polonia Restituta» (Возрожденная Польша).
Наблюдая из Австрии процессы, происходящие в Польше того времени, утверждение режима партийной диктатуры, подавление творческой свободы и воли интеллигенции, Лец в 1950 году принимает трудное для себя решение и уезжает в Израиль. За два года, проведённых здесь, им написана «Иерусалимская рукопись» (Rękopis jerozolimski), в которой доминирует мотив переживаемой им острой тоски по родине. Содержанием этих стихов, сложенных во время странствий по Ближнему Востоку, стали поиски собственного места в ряду творцов, вдохновлённых библейской темой, и неотвязная память об убитых под другим, северным небом.
Лец в 1952 году вернулся в Польшу. Принято считать, что демонстрация политической оппозиционности и свободомыслия Леца привела к тому, что в течение нескольких лет (до 1956) в Польше действовал негласный запрет на публикацию его собственных произведений (как это было, скажем, с М. М. Зощенко и А. А. Ахматовой в СССР). Единственной оплачиваемой формой литературного труда становится для него переводческая работа, и он целиком посвящает ей себя, обращаясь к поэзии И. В. Гёте, Г. Гейне, Б. Брехта, К. Тухольского, современных немецких, русских, белорусских и украинских авторов. Но и в этих условиях он отказывается выполнять некоторые официальные заказы.
После смерти сталиниста Болеслава Берута в 1956 году в Польше начались мощные общественные выступления поляков, заставившие власти объявить о разрыве с предшествующим периодом «ошибок и извращений». Был значительно ослаблен идеологический контроль над творчеством (по выражению одного из диссидентов, Польша превратилась в самый «открытый и свободный барак соцлагеря»). Одним из свидетельств перемен считается возвращение к читателям книг Леца и издание его новых произведений.
Некоторые публицисты утверждают, что написанию книги «Myśli nieuczesane» (Непричёсанные мысли) способствовала атмосфера польской «весны» 1957 года.
В 1958 году вышла авторская антология «Из тысячи и одной фрашки», содержащая двух-четырёхстрочные стихи-эпиграммы, которых Лец сочинил великое множество.
В 1964 г. появилось второе издание «Непричёсанных мыслей», а через два года поэт успел ещё подготовить том «Новые непричёсанные мысли», содержащий огромное богатство тем, среди которых особой популярностью пользовались его историософские афоризмы.
После долгой неизлечимой болезни Станислав Ежи Лец скончался 7 мая 1966 года в Варшаве. Похоронен на кладбище Воинское Повонзки.