Расторжение брака льюис о чем книга
Между Раем и адом. Обзор на книгу К. С. Льюиса «Расторжение брака»
Есть книги, которые прочитываешь с интересом, но вскоре забываешь и больше никогда к ним не возвращаешься. А есть произведения, которые переворачивают твой мир. Возможно, это связано не только с книгой, но и с внутренним поиском человека. Размышления и вопросы, которые возникают внутри нас, в какой-то момент приводят к такому состоянию, что та или иная книга кажется выражением своих собственных мыслей, только во много раз более красивым и поэтичным. Такой книгой для меня стала короткая история К.С. Льюиса под названием «Расторжение брака».
Я помню, как сидел за партой в семинарии и дочитывал «Расторжение брака»:
«Я стоял спиной к востоку, учитель – лицом ко мне. Вдруг лицо его осветилось, и высокий папоротник у его руки вспыхнул золотом. Тени потемнели. Всё время, что я тут был, птицы щебетали и хлопали, а сейчас они запели хором, и бесчисленные духи запели, и ангелы, и сам лес. Я осторожно взглянул через плечо, и, кажется, увидел на секунду краешек солнца, золотыми стрелами поражающего время, изгоняющего всё призрачное. Я закричал, кинулся к учителю и уткнулся лицом в складки его одеяния. «Утро! – плакал я. – Утро застало меня, а я – только призрак!». Свет всем своим весом обрушился на меня. Складки одеяния стали складками старой, залитой чернилами скатерти, в которую я вцепился, падая со стула, тяжелые слитки света – моими книгами. Я лежал в холодной комнате у черного, остывшего камина, и часы били трижды над моей головой».
О чем книга «Расторжение брака»
С самых первых строк книги мы оказываемся в «сером городе».
«Почему-то я ждал автобуса на длинной уродливой улице. Смеркалось; шел дождь. По таким самым улицам я бродил часами, и всё время начинались сумерки, а дождь не переставал. Время словно остановилось на той минуте, когда свет горит лишь в нескольких витринах, но еще не так темно, чтобы он веселил сердце. Сумерки никак не могли сгуститься во тьму, а я не мог добраться до мало-мальски сносных кварталов».
Однако этот город занимает лишь небольшую часть всей истории. Мы покидаем его на таинственном прекрасном автобусе и отправляемся в мир, где есть свет. Двери автобуса открыты для каждого, но стоит ли говорить о том, что немногие желают сесть в него.
Мир Света, прекрасный сад, куда попадают те, кто все же решился сесть в автобус впечатляет. Сложно поверить, что кому-то он может не понравиться. Однако К.С. Льюис показывает, что для того, чтобы увидеть его красоту, жителям «серого города» нужно совершить усилие над собой. Иначе она их просто мучает. Большая часть истории – о том, как самыми разными способами люди избегают Рая.
Что меня поразило в этой книге?
Опыт прочтения спустя 5 лет или кому не подойдет эта книга
После первого прочтения эта книга была для меня словно озарением. Мое восприятие веры словно перевернулось: вместо жесткой системы правил я увидел бесконечную лестницу к Свету. В то же время, сейчас, 5 лет спустя после первого прочтения, я уже значительно более спокоен по отношению к этой книге. Я по-прежнему восхищаюсь образами и их глубиной, однако они выглядят настолько естественными и очевидными, что уже не производят такого впечатления.
Человеку, который глубоко знает христианство, хорошо знаком с Новым Заветом и библейской критикой, с наследием Церкви и различными его прочтениями идеи, изложенные в книге «Расторжение брака», могут показаться слишком очевидными. Однако, поскольку эта книга не трактат, а художественная литература, то я рекомендовал бы прочитать ее вам даже в том случае, если вы относитесь к этой группе людей. Светлое ощущение после прочтения этой истории гарантировано.
А какие книги перевернули ваш мир? Поделитесь этим в комментариях под статьей!
«Расторжение брака» Льюиса – книга для постижения веры
Дело было в далеком 1995 году. Я учился на первом курсе только открывшейся Тобольской семинарии. Дмитрий Кирьянов, сейчас уже протоиерей и достаточно известный в богословско-философских кругах человек, тогда был моим однокурсником. Совершенно удивительный. Он пришел в семинарию после физико-математического факультета Тюменского университета. К тому времени у него уже был опыт христианского служения, правда пришел он в православие из баптистской церкви, пресвитером которой, если не ошибаюсь, какое-то время был. Начитанный, образованный. Именно поиск истины привел его к идее принять православие и стать священником. Я ценил нашу дружбу. Однажды он дал мне книги Клайва Стейплза Льюиса «Письма Баламута» и «Просто христианство».
Девяностые годы: интернета нет, возможности достать хоть что-то почитать тоже нет. В библиотеке Тобольской семинарии – репринтные издания святых отцов и другая богословская и философская литература. Я, конечно, читал святых отцов, любил Феофана Затворника, Добротолюбие. Но для меня эта литература не то чтобы была не близкой, она была очень сложной. Все-таки язык подвижников IV-V веков для юноши, который к тому же был воспитан в советской семье, был пусть и открытием, но невероятно сложным в плане постижения. А тут Льюис и его «Просто христианство» – книга, основанная на материалах из цикла радиопередач.
Он обращался к англичанам, которые начали терять веру во Христа. Все его выступления были сделаны с такой силой слова, с таким желанием привлечь людей обратно ко Христу, что это совершенно подкупало, как и множество примеров из жизни, которые он приводил. И пусть лекции были прочитаны в 40-е годы XX века, но по всему – Льюис мой современник, язык которого оказался близок и понятен, а примеры, при всей кажущейся внешней сложности, жизненны.
Мы обсуждали труды Льюиса с Кирьяновым. А потом он подсунул мне еще одну книгу со словами: «А эта фантасмагорическая повесть ничуть не хуже, тебя впечатлит. Интересная и глубокая точка зрения писателя на христианство». Он отдал свой зачитанный экземпляр «Расторжения брака», и это еще больше подогрело мой интерес.
Я буквально проглотил книгу. Это было открытие и возможность иными глазами увидеть собственную веру.
Льюис окончательно предстал передо мной пророком, но пророком не в обыденном смысле слова, не человеком, предсказывающим будущее. Он был тем, кто размышлял о воле Божией, об уделе, приготовленном Богом для человечества, о смысле спасения, о смерти Христа, о Его Воскресении, вообще о смысле человеческого бытия. Только представьте, что писал он эту книгу в самый разгар войны, в 1943 году.
Совершенно вымышленный сюжет – группа людей из некоего серого города, который оказывается адом, едут на автобусную экскурсию в преддверие рая – оказывается совершенно захватывающим. По сути, путешественников уговаривают остаться в раю, но по разным причинам люди рвутся обратно в ад. Между героями то и дело завязываются замечательные по своей духовной глубине диалоги, которые развенчивают предрассудки о христианском понимании рая и ада. Многие фразы из этих диалогов – готовые крылатые выражения. Они ничуть не уступают превратившимся в пословицы репликам из «Горя от ума». В этой повести Льюис убедительно демонстрирует, что ад – не наказание, а свободный выбор человека. Для того, чтобы оказаться в раю, достаточно преодолеть собственный эгоизм, который для многих давно естество.
Мне особенно врезался в память диалог между неким Джорджем Макдональдом (шотландским писателем XVIII века, который был не только священником, богословом, но и сказочником) и главным героем. В их беседе легко усматривается параллель. Макдональд для Льюиса тот же, кто Вергилий для Данте в «Божественной комедии».
Например, на вопрос, почему же не все «влезли в автобус», чтобы с экскурсией посетить рай, звучит ответ:
«Каждый, кто хочет, влезет… Есть только два вида людей – те, кто говорит Богу: «Да будет воля Твоя», и те, кому Бог говорит: «Да будет твоя воля». Все, кто в аду, сами его выбрали. Ни одна душа, упорно и честно жаждущая радости, туда не попадет. Алчущие насытятся. Стучите, и отворят вам».
А в другом месте один из Духов призывает Призрак епископа войти в радость рая. У епископа-либерала, вероотступника, который от высокоумия своего впал в глубокую антихристианскую философию и в конечном итоге перестал верить в Воскресение, ничего не получается. Дух призывает его перестать мудрствовать, возвратиться к младенческому состоянию, когда задаешь вопросы и радуешься полученным ответам:
«Я прошу тебя покаяться и поверить, – восклицает Дух.
– Дорогой мой, я и так верю. Мы не во всем согласны, но ты ничего во мне не понял, если тебе кажется, что я не дорожу моей верой.
– Ладно, – сказал Дух. – Поверь в меня.
– Пойди со мной. Поначалу будет больно. Истина причиняет боль всему, что призрачно. Но потом у тебя окрепнут ноги. Идем?
– Занятное предложение… Обдумаю… Конечно, без гарантий рискованно… Я бы хотел удостовериться, что там, у вас, я могу быть полезен… могу развернуть данные мне Богом дары…, что там возможно свободное исследование, царит, я бы сказал, духовная жизнь…
– Нет, – сказал Дух. – Ничего этого я тебе не обещаю. Ты не принесешь пользы, не развернешь дарований – ты получишь прощение. И свободное исследование там не нужно – я веду не в страну вопросов, в страну ответов, и ты увидишь Бога.
– Прекрасно, но это ведь метафоры! Для меня окончательных ответов нет…
– Тебе так кажется, потому что до сих пор ты касался истины только разумом. Я поведу тебя туда, где ты усладишься ею, как медом, познаешь ее, как невесту, утолишь жажду.
– Я не уверен, что жажду новых истин. А как же свободная игра ума? Без нее, знаешь ли, я не могу.
– Ты и будешь свободен, как свободен человек, который выпьет воды по собственной воле. Ты лишишься одной свободы: бежать от воды… Когда-то ты был ребенком. Когда-то ты знал, для чего существуют вопросы. Ты хотел ответа и радовался ему. Вернись в детство, это и сейчас возможно.
– Когда я стал взрослым, я оставил детские глупости.
– И ошибся. Жажда – для воды; вопрос – для ответа… Здесь нет религии. Здесь – Христос. Здесь нет философии. Иди, смотри, и увидишь Того, Кто реальней всех фактов».
Что ни диалог – то открытие, что ни сюжет – то четкие формулировки и описания жизненных ситуаций, с которыми я встречаюсь как христианин, как священник. Все эти страсти, все это самооправдание и неумение поступиться своим эгоизмом настолько узнаваемы, что каждый раз по коже бегут мурашки.
«В жизни бывает так, что люди с пеной у рта проповедуют христианство, забывая о Христе…» – пишет Льюис. О, сколько раз каждый из нас сталкивался с этим. Писатель не только обозначает проблемы, не только дает намеки на суть загвоздок, которыми полна наша жизнь, он объясняет, как выйти из этого замкнутого круга. Порой, когда ко мне приходят за советом люди внешние, невоцерковленные, я даю прочесть им «Расторжение брака». Не всем, но многим. Потому что мне кажется, если человек готов осмыслять себя в этой жизни, пытаться понять, кто для него Христос, что для него христианство, то эта книга способна оказать неоценимую услугу в деле постижения собственной веры.
Помню, был случай, когда женщина пришла и поблагодарила за совет прочесть «Расторжение брака». В этих диалогах она нашла себя, получила ответ на вопрос, который терзал и мучил ее на протяжении многих лет. История касалась диалога о любви матери к сыну, о том, как эгоистическая любовь к ребенку превращает жизнь в ад и для него, и для окружающих. Льюис в книге «Любовь» рассматривает виды любви и дружбы, но именно в «Расторжении брака», в диалоге о материнской любви, сводит все воедино. Один конкретный пример стал квинтэссенцией идеи любви.
«…я для Майкла все делала! Я ему жизнь отдавала…
– Люди не могут долго давать друг другу счастье. А потом – Он и ради тебя это сделал. Он хотел, чтобы твоя животная, инстинктивная любовь преобразилась, и ты полюбила сына, как Он его любит. Нельзя правильно любить человека, пока не любишь Бога. Иногда удается преобразить любовь, так сказать, на ходу. Но с тобой это было невозможно… Оставалось одно: операция. И Бог отрезал от тебя Майкла. Он надеялся, что в одиночестве и тишине проклюнется новый, другой вид любви.
– Какая жестокая чушь! Ты не имеешь права так говорить о материнской любви. Это – самое святое, самое высокое чувство.
– …естественные чувства не высоки и не низки, и святости в них нет. Она возникает, когда они подчинены Богу. Когда же они живут по своей воле, они превращаются в ложных богов… В естественной любви есть то, что ведет в вечность, в естественном обжорстве этого нет. Но в естественной любви есть и то, из-за чего ее можно принять за любовь небесную, и на этом успокоиться. Медь легче принять за золото, чем глину. Если же любовь не преобразить, она загниет, и гниение ее хуже, чем гниение мелких страстей… Всякая любовь воскреснет здесь, у нас; но прежде ее надо похоронить».
Позже я купил себе собственный экземпляр «Расторжения брака». В конце девяностых Льюиса уже много печатали. В 1998 году, к столетию автора, начали выходить первые тома полного собрания сочинений. В толстой с синей обложкой книге соседствовали и «Хроники Нарнии», и «Письма Баламута». Я окончательно сделался постоянным читателем Льюиса. Формулировки, образы, метафоры писателя оказались мне близки и созвучны.
Нет, его книга тогда не дала ответы на бесчисленные юношеские вопросы. Да и не задача книги давать ответы, если это только не Евангелие. Однако «Расторжение брака» указало направление движения, где ответы можно получить.
Льюис помог мне справиться с моими сомнениями и утвердиться в вере.
Я перечитывал «Расторжение брака» много раз, слушал в виде аудиокниги, опять перечитывал. Каждый раз вновь поражаясь глубине этой повести. Льюис не претендовал и не претендует на описание реальности, скорее здесь подошли бы слова апостола Павла о том, что некоторые вещи мы видим «как бы сквозь тусклое стекло, гадательно». Так и Льюис оговаривается, что «меньше всего на свете пытался удовлетворить любопытство тех, кого интересуют подробности вечной жизни», но пусть книга его – выдумка, в нее он «стремился вложить нравственный смысл». Мне кажется, сделал он это блистательно.
Они считают, что на самом деле нет неизбежного выбора и, если хватит ума, терпения, а главное – времени, можно как-то совместить и то, и это, приладить их друг к другу, развить или истончить зло в добре, ничего не отбрасывая. Мне кажется, что это тяжкая ошибка. Нельзя взять в путь все, что у тебя есть, иногда приходится даже оставить глаз или руку. Пути нашего мира – не радиусы, по которым, рано или поздно, доберешься до центра. Что ни час, нас поджидает развилка, и приходится делать выбор. Даже на биологическом уровне жизнь подобна дереву, а не реке. Она движется не к единству, а от единства, живые существа тем более разнятся, чем они совершеннее. Созревая, каждое благо все сильнее отличается не только от зла, но и от другого блага.
Я не считаю, что всякий, выбравший неверно, погибнет, он спасется, но лишь в том случае, если снова выйдет (или будет выведен) на правильный путь. Если сумма неверна, мы исправим ее, если вернемся вспять, найдем ошибку, подсчитаем снова, и не исправим, если просто будем считать дальше. Зло можно исправить, но нельзя переводить в добро. Время его не врачует. Мы должны сказать «да» или «нет», третьего не дано. Если мы не хотим отвергнуть ад, или даже мир сей, нам не увидеть рая. Если мы выберем рай, нам не сохранить ни капли, ни частицы ада. Там, в раю, мы узнаем, что все при нас, мы ничего не потеряли, даже если отсекли себе руки. В этом смысле те, кто достойно совершил странствие, вправе сказать, что все – благо, и что рай всюду. Но пока мы здесь, мы не вправе так говорить. Нас подстерегает страшная ошибка: мы можем решить, что все на свете – благо, и всюду – рай. «А как же земля?» – спросите вы. Мне кажется, для тех, кто предпочтет ее небу, она станет частью ада, для тех, кто предпочтет ей небо – частью рая.
Об этой небольшой книжке скажу еще две вещи. Во-первых, я благодарен писателю, имени которого не помню. Рассказ его я читал несколько лет назад в ослепительно пестром американском журнале, посвященном так называемой научной фантастике, и позаимствовал идею сверхтвердого, несокрушимого вещества. Герой посещает не рай, а прошлое, и видит там дождевые капли, которые пробили бы его, как пули, и бутерброды, которые не укусишь – все потому, что прошлое нельзя изменить. Я с не меньшим (надеюсь) правом перенес это в вечность. Если автор того рассказа прочитает эти строки, пусть знает, что я ему благодарен. И второе, прошу читателя помнить, что перед ним – выдумка. Конечно, в ней есть нравственный смысл, во всяком случае, я к этому стремился. Но самые события я придумал, и ни в коей мере не выдаю их за то, что нас действительно ждет. Меньше всего на свете я пытался удовлетворить любопытство тех, кого интересуют подробности вечной жизни.
Почему-то я ждал автобуса на длинной уродливой улице. Смеркалось; шел дождь. По таким самым улицам я бродил часами, и всё время начинались сумерки, а дождь не переставал. Время словно остановилось на той минуте, когда свет горит лишь в нескольких витринах, но еще не так темно, чтобы он веселил сердце. Сумерки никак не могли сгуститься во тьму, а я не мог добраться до мало-мальски сносных кварталов. Куда бы я ни шел, я видел грязные меблирашки, табачные ларьки, длинные заборы, с которых лохмотьями свисали афиши, и те книжные лавочки, где продают Аристотеля. Людей я не встречал. В городе как будто не было никого, кроме тех, кто ждал автобуса. Наверно, потому я и встал в очередь.
Мне сразу повезло. Не успел я встать, как маленькая бойкая женщина прямо передо мной раздраженно сказала спутнику:
– Ах, так? А я возьму и не поеду! – и пошла куда-то.
– Не думай, – с достоинством сказал мужчина, – что мне это нужно. Ради тебя стараюсь, чтоб шуму не было. Да разве кому-нибудь до меня есть дело? Куда там…
«Смотри-ка, – подумал я, – вот и меньше на два человека».
Теперь я стоял за угрюмым коротышкой, который, метнув в меня злобный взгляд, сказал соседу:
– Из-за всего этого хоть и не езжай…
– Из-за чего именно? – спросил его высокий краснолицый мужчина.
– Народ черт знает какой, – пояснил коротенький.
Высокий фыркнул и сказал не то ему, не то мне:
– Да плюньте вы! Нашли кого бояться.
Я не реагировал, и он обратился к коротенькому:
– Значит, плохи мы для вас?
И тут же ударил его так сильно, что тот полетел в канаву.
– Нечего, нечего, пускай полежит, – сказал он неизвестно кому, – я человек прямой. Не дам себя в обиду.
Коротенький не стремился занять свое прежнее место. Он медленно заковылял куда то, а я не без осторожности встал за высоким. Тут ушли под руку два существа в брюках. Оба визгливо хихикали (я не мог бы сказать, кто из них принадлежит к какому полу), и явно предпочитали друг друга месту в автобусе.
– Ни за что не втиснемся. – захныкал женский голос человека за четыре до меня.
– Уступлю местечко за пять монет, – сказал кто-то.
Зазвенели деньги. Раздался визг, потом хохот. Женщина кинулась на обманщика, очередь сомкнулась, и место ее исчезло. Когда пришел автобус, народу осталось совсем немного. Автобус был прекрасен. Он сиял золотом и чистыми, яркими красками. Шофер тоже сиял. Правил он одной рукой, а другой отгонял от лица липкий туман.
– Какая безвкусица! И на что деньги тратят! лучше бы нам тут дома построили.
– Ух, смазал бы я его!
Шофер, на мой взгляд, не оправдывал таких эмоций, разве что твердо и хорошо вел машину.
Люди долго давили друг друга в дверях, хотя в автобусе было много места. Я вошел последним. Пол-автобуса осталось пустым, и я сел в стороне, не проходя вперед. Однако ко мне тут же подсел косматый человек, и автобус тронулся.
– Вы, конечно, не возражаете, – сказал косматый. – Я сразу увидел, что вы смотрите на них, как я. Не пойму, чего они едут! Им там не понравится. Сидели бы тут. Вот мы – дело другое.
– А тут им нравится? – спросил я.
– Да как везде, – отвечал он. – Кино есть, ларьки есть, всякие развлечения. Нет никакой интеллектуальной жизни, но что им до того? Со мной, конечно, произошла ошибка. Надо было мне сразу уехать, но я попытался их расшевелить. Нашел кое-кого из старых знакомых, хотел создать кружок… Ничего не вышло. Опустились. Я, правда, и раньше не очень верил в Сирила Блеллоу, писал он слабо, но он хоть разбирался в искусстве. А сейчас – одна спесь, одно самомнение. Когда я стал читать ему свои стихи… постойте, надо бы и вам взглянуть.
«Письма Баламута. Расторжение брака» Клайв Стейплз Льюис
Только умный человек способен умело пошутить о добродетели. Но любого развязного пошляка можно научить добродетель высмеивать. Каждый серьезный предмет они обсуждают так, как будто в нем уже нашли смешную и нелепую сторону
Ирландец из родовитых, рано потерял мать, с детства много читал. сочинял с братом истории о волшебной стране «Самшит», населенной говорящими зверями. Подростком утратил веру и стал атеистом. Вскоре после поступления в Оксфорд был призван в ряды, шла Первая Мировая. Воевал, был ранен. Во исполнение обещания, данного фронтовому другу (они поклялись, что выживший, если другого убьют, станет заботиться о его близких) принимал живое участие в судьбе матери и сестры. Эту женщину, двадцатью шестью годами старше, которую сам называл матерью, кое-кто считал его любовницей. Какое нам до этого дело, если заботился о ней до конца ее жизни?
Не в последнюю очередь под влиянием ревностного католика Толкиена, снова обрел веру, выбрав англиканскую церковь, к разочарованию друга. Хотя в своем творчестве, которое все стало апологией христианства, не делал различий между конфессиями. В сорок первом выступал на радио BBC с циклом проповедей об искушениях, которые облек в форму посланий беса-наставника к своему племяннику искусителю. Это стало основой «Писем Баламута», принесших Льюису первую литературную славу.
В здешнем аду нет чертей с раскаленными сковородками, а публика словно бы и не умирала, продолжает длить тягостное существование, полное злобы, зависти, упреков всех подряд во всем подряд. В призрачных домах, не спасающих от холода и сырости. Те,кто при жизни обращал существование окружающих в ад, после нее продолжают делать то же, только в отношении себя самих. Серый город ада удивительно просторное место, предоставляющее возможность каждому держаться на расстоянии от других.
Стойте, а разве Бог не есть любовь? В том и дело, что есть разница между натуральной любовью, типа «онажемать», стремящейся подчинить, переделать, присвоить и в конечном итоге поглотить объект любви, и подлинной, дарующей поддержку, веру в себя, дающей свободу. Первая делает тебя меньше, вторая беспредельно расширяет энергетику. И да, размер имеет значение в континууме «Расторжения. » Ад буквально щель, крысиная нора, которая представляется обитателям огромной лишь потому, что сами они бесконечно малы. Освобождаясь, не только обретаешь плоть, но растешь. Праведникам не место в аду буквально, для них не найдется достаточно места. Как по мне, гениально понятное объяснение.
Вслед за маршалом авиации Дональдом Хардманом могу сказать: «Многие из нас нуждались в обретении смысла жизни. Льюис дал нам его». Для меня в далеком девяносто первом его «Лев, Колдунья и Платяной шкаф» стал источником первого сильного религиозного переживания, пробившего скорлупу социально навязанного советского атеизма. Золотой Лев шел, пел свою песню и творил мир. В нем было все, он был всем, и тогда впервые поняла, что теперь уже никогда не буду одна. Льюис умел найти самые правильные слова.
«Расторжение брака» Льюиса – книга для постижения веры
Дело было в далеком 1995 году. Я учился на первом курсе только открывшейся Тобольской семинарии. Дмитрий Кирьянов, сейчас уже протоиерей и достаточно известный в богословско-философских кругах человек, тогда был моим однокурсником. Совершенно удивительный. Он пришел в семинарию после физико-математического факультета Тюменского университета. К тому времени у него уже был опыт христианского служения, правда пришел он в православие из баптистской церкви, пресвитером которой, если не ошибаюсь, какое-то время был. Начитанный, образованный. Именно поиск истины привел его к идее принять православие и стать священником. Я ценил нашу дружбу. Однажды он дал мне книги Клайва Стейплза Льюиса «Письма Баламута» и «Просто христианство».
Девяностые годы: интернета нет, возможности достать хоть что-то почитать тоже нет. В библиотеке Тобольской семинарии – репринтные издания святых отцов и другая богословская и философская литература. Я, конечно, читал святых отцов, любил Феофана Затворника, Добротолюбие. Но для меня эта литература не то чтобы была не близкой, она была очень сложной. Все-таки язык подвижников IV-V веков для юноши, который к тому же был воспитан в советской семье, был пусть и открытием, но невероятно сложным в плане постижения. А тут Льюис и его «Просто христианство» – книга, основанная на материалах из цикла радиопередач.
Он обращался к англичанам, которые начали терять веру во Христа. Все его выступления были сделаны с такой силой слова, с таким желанием привлечь людей обратно ко Христу, что это совершенно подкупало, как и множество примеров из жизни, которые он приводил. И пусть лекции были прочитаны в 40-е годы XX века, но по всему – Льюис мой современник, язык которого оказался близок и понятен, а примеры, при всей кажущейся внешней сложности, жизненны.
Мы обсуждали труды Льюиса с Кирьяновым. А потом он подсунул мне еще одну книгу со словами: «А эта фантасмагорическая повесть ничуть не хуже, тебя впечатлит. Интересная и глубокая точка зрения писателя на христианство». Он отдал свой зачитанный экземпляр «Расторжения брака», и это еще больше подогрело мой интерес.
Я буквально проглотил книгу. Это было открытие и возможность иными глазами увидеть собственную веру.
Совершенно вымышленный сюжет – группа людей из некоего серого города, который оказывается адом, едут на автобусную экскурсию в преддверие рая – оказывается совершенно захватывающим. По сути, путешественников уговаривают остаться в раю, но по разным причинам люди рвутся обратно в ад. Между героями то и дело завязываются замечательные по своей духовной глубине диалоги, которые развенчивают предрассудки о христианском понимании рая и ада. Многие фразы из этих диалогов – готовые крылатые выражения. Они ничуть не уступают превратившимся в пословицы репликам из «Горя от ума». В этой повести Льюис убедительно демонстрирует, что ад – не наказание, а свободный выбор человека. Для того, чтобы оказаться в раю, достаточно преодолеть собственный эгоизм, который для многих давно естество.
Мне особенно врезался в память диалог между неким Джорджем Макдональдом (шотландским писателем XVIII века, который был не только священником, богословом, но и сказочником) и главным героем. В их беседе легко усматривается параллель. Макдональд для Льюиса тот же, кто Вергилий для Данте в «Божественной комедии».
Например, на вопрос, почему же не все «влезли в автобус», чтобы с экскурсией посетить рай, звучит ответ:
«Каждый, кто хочет, влезет… Есть только два вида людей – те, кто говорит Богу: «Да будет воля Твоя», и те, кому Бог говорит: «Да будет твоя воля». Все, кто в аду, сами его выбрали. Ни одна душа, упорно и честно жаждущая радости, туда не попадет. Алчущие насытятся. Стучите, и отворят вам».
«Я прошу тебя покаяться и поверить, – восклицает Дух.
– Дорогой мой, я и так верю. Мы не во всем согласны, но ты ничего во мне не понял, если тебе кажется, что я не дорожу моей верой.
– Ладно, – сказал Дух. – Поверь в меня.
– Пойди со мной. Поначалу будет больно. Истина причиняет боль всему, что призрачно. Но потом у тебя окрепнут ноги. Идем?
– Занятное предложение… Обдумаю… Конечно, без гарантий рискованно… Я бы хотел удостовериться, что там, у вас, я могу быть полезен… могу развернуть данные мне Богом дары…, что там возможно свободное исследование, царит, я бы сказал, духовная жизнь…
– Нет, – сказал Дух. – Ничего этого я тебе не обещаю. Ты не принесешь пользы, не развернешь дарований – ты получишь прощение. И свободное исследование там не нужно – я веду не в страну вопросов, в страну ответов, и ты увидишь Бога.
– Прекрасно, но это ведь метафоры! Для меня окончательных ответов нет…
– Тебе так кажется, потому что до сих пор ты касался истины только разумом. Я поведу тебя туда, где ты усладишься ею, как медом, познаешь ее, как невесту, утолишь жажду.
– Я не уверен, что жажду новых истин. А как же свободная игра ума? Без нее, знаешь ли, я не могу.
– Ты и будешь свободен, как свободен человек, который выпьет воды по собственной воле. Ты лишишься одной свободы: бежать от воды… Когда-то ты был ребенком. Когда-то ты знал, для чего существуют вопросы. Ты хотел ответа и радовался ему. Вернись в детство, это и сейчас возможно.
– Когда я стал взрослым, я оставил детские глупости.
– И ошибся. Жажда – для воды; вопрос – для ответа… Здесь нет религии. Здесь – Христос. Здесь нет философии. Иди, смотри, и увидишь Того, Кто реальней всех фактов».
«В жизни бывает так, что люди с пеной у рта проповедуют христианство, забывая о Христе…» – пишет Льюис. О, сколько раз каждый из нас сталкивался с этим. Писатель не только обозначает проблемы, не только дает намеки на суть загвоздок, которыми полна наша жизнь, он объясняет, как выйти из этого замкнутого круга. Порой, когда ко мне приходят за советом люди внешние, невоцерковленные, я даю прочесть им «Расторжение брака». Не всем, но многим. Потому что мне кажется, если человек готов осмыслять себя в этой жизни, пытаться понять, кто для него Христос, что для него христианство, то эта книга способна оказать неоценимую услугу в деле постижения собственной веры.
Помню, был случай, когда женщина пришла и поблагодарила за совет прочесть «Расторжение брака». В этих диалогах она нашла себя, получила ответ на вопрос, который терзал и мучил ее на протяжении многих лет. История касалась диалога о любви матери к сыну, о том, как эгоистическая любовь к ребенку превращает жизнь в ад и для него, и для окружающих. Льюис в книге «Любовь» рассматривает виды любви и дружбы, но именно в «Расторжении брака», в диалоге о материнской любви, сводит все воедино. Один конкретный пример стал квинтэссенцией идеи любви.
«…я для Майкла все делала! Я ему жизнь отдавала…
– Люди не могут долго давать друг другу счастье. А потом – Он и ради тебя это сделал. Он хотел, чтобы твоя животная, инстинктивная любовь преобразилась, и ты полюбила сына, как Он его любит. Нельзя правильно любить человека, пока не любишь Бога. Иногда удается преобразить любовь, так сказать, на ходу. Но с тобой это было невозможно… Оставалось одно: операция. И Бог отрезал от тебя Майкла. Он надеялся, что в одиночестве и тишине проклюнется новый, другой вид любви.
– Какая жестокая чушь! Ты не имеешь права так говорить о материнской любви. Это – самое святое, самое высокое чувство.
– …естественные чувства не высоки и не низки, и святости в них нет. Она возникает, когда они подчинены Богу. Когда же они живут по своей воле, они превращаются в ложных богов… В естественной любви есть то, что ведет в вечность, в естественном обжорстве этого нет. Но в естественной любви есть и то, из-за чего ее можно принять за любовь небесную, и на этом успокоиться. Медь легче принять за золото, чем глину. Если же любовь не преобразить, она загниет, и гниение ее хуже, чем гниение мелких страстей… Всякая любовь воскреснет здесь, у нас; но прежде ее надо похоронить».
Нет, его книга тогда не дала ответы на бесчисленные юношеские вопросы. Да и не задача книги давать ответы, если это только не Евангелие. Однако «Расторжение брака» указало направление движения, где ответы можно получить.
Я перечитывал «Расторжение брака» много раз, слушал в виде аудиокниги, опять перечитывал. Каждый раз вновь поражаясь глубине этой повести. Льюис не претендовал и не претендует на описание реальности, скорее здесь подошли бы слова апостола Павла о том, что некоторые вещи мы видим «как бы сквозь тусклое стекло, гадательно». Так и Льюис оговаривается, что «меньше всего на свете пытался удовлетворить любопытство тех, кого интересуют подробности вечной жизни», но пусть книга его – выдумка, в нее он «стремился вложить нравственный смысл». Мне кажется, сделал он это блистательно.