зачем амазонки удаляли грудь
Амазонки – миф, который оказался правдой
Прекрасные, гордые воительницы – амазонки на протяжении веков считались выдумкой древних греков. Но археологические открытия постепенно превращают эту сказку в быль. И одно из первых подтверждений правдивости легенды было найдено у нас, в Елизаветовском городище
В 1967 году на территории Елизаветинского городища, в одном из курганов обнаружили женское захоронение, датируемое пятым веком до нашей эры. Среди погребальных вещей были найдены «железный меч, наконечник копья, фрагмент железного ножа, бронзовые наконечники стрел, браслеты бронзовые, бусы стеклянные и золотые». Находка эта вызвала большой резонанс. Позднее захоронения женщин-воительниц на территории России, а также Украины, Казахстана и ряда других бывших советских республик, стали находить с завидной регулярностью. Самая недавняя находка – останки вооруженной женщины из племени сарматов была сделана летом 2020 под хутором Сонино Азовского района.
Как же оказались легендарные амазонки в наших краях?
Без руля и ветрил
В античном мире существовало множество легенд о том, что в Малой Азии (ныне территория Турции) жило племя женщин, которые не признавали мужчин. Девочки там с детства воспитывались в спартанском духе. Они были конными воинами, почти не знали поражений и наводили ужас на своих соседей. Об этом говорит не только Гомер и Геродот, но и другие источники. Не раз греки сражались с амазонками, и битвы эти проходили с переменным успехом.
В своей «Истории» Геродот сообщает, что в битве при реке Фермодонт (Малая Азия) греки победили амазонок и взяли много пленных. Они погрузили женщин на корабли и с торжеством повезли в Грецию. В дороге началась буря, греки бросились убирать паруса, амазонки воспользовались этим, освободились, перебили всех греков и дальше оказались во власти волн и течений. Управлять кораблями они не умели, их понесло до Босфора, через все Черное и Азовское море. Неуправляемые корабли прибило к берегу в бухте Кремны, неподалеку от устья Дона, где начинались скифские владения.
Амазонки поселились по берегам, стали нападать на скифские лагеря, уводить коней, грабить. Скифам это, понятно, не понравилось. Они стали отражать набеги неизвестных воинов. После одного сражения, убив какое-то количество амазонок, скифы стали снимать с врагов доспехи, и увидели, что это женщины, причем очень красивые. Об этом доложили вождям. Те сказали: «Нам такие воинственные женщины нужны. Мы не будем с ними воевать». Отобрали самых молодых воинов, и отправили устанавливать связи. Амазонки не отказались вступить в контакт, и через какое-то время появились пары. Тогда скифы предложили амазонкам стать частью своего народа. Но амазонки ответили: «Нет, мы привыкли жить вольной жизнью, мы к вашей родне, к вашим женщинам, которые занимаются только домашним очагом, не пойдем. Вы возьмите свою долю добра, и мы уйдем из скифских владений».
Происхождение слова «амазонка»
Существует две версии происхождения этого слова. Одни считают, что это от греческого слова «безгрудая». А другие – «не вскормленная грудью». Согласно легенде, девочкам удаляли одну грудь, чтобы она не мешала при стрельбе из лука. Однако на греческих изображениях амазонки нигде не показаны с одной грудью. Как правило, одна грудь обнажена, а другая скрыта под одеждой, но вполне выделяется.
Образ жизни и обычаи амазонок
Близкую, но еще менее ясную информацию оставил и Николай Дамасский: «…амазонки чрезвычайно мужественны, так что некогда дошли походом до Афин и Киликии, так как жили рядом с этими млекоедами (скифами) близ Меотийского озера*...». «Вооружены они луком со стрелами, топором, дротиком и копьем. Кроме того, амазонки и в бою, и на охоте ловко управляются арканом». Из защитного вооружения упоминаются только небольшие легкие щиты в форме полумесяца.
Облик и одежда
Александр Македонский в письме матери писал, что «…амазониды, значительно превосходящие ростом прочих женщин, отличающиеся красотою и здоровьем, … сообразительностью и остроумием…».
Диодор Сицилийский отмечал отличную силу, ум, военные таланты и красоту этих женщин.
Несколько противоречива информация относительно одежды воинственных дев. Так, по Геродоту, амазонки носили мужскую одежду, при этом она была цветной. Из шкур диких зверей они изготовляли себе шлемы, плащи и пояса. У Евсевия Иеронима, в отличие от предыдущих авторов, амазонки «…с выставленной на показ грудью и голыми руками и коленами». А Палефат в книге «О невероятном» утверждает, что они «…носили хитоны до пят, а на головах — митры…».
Говорят ученые
В настоящее время найдены десятки захоронений женщин воительниц. Московские антропологи, изучив останки «амазонок», найденных на Дону, обнаружили необычные необычные особенности этих женщин. Ведущий научный сотрудник Института археологии РАН Мария Добровольская, изучая череп донской амазонки, выявила один из признаков синдрома Морганьи-Стюарта-Мореля – серьезной перестройки в работе желез внутренней секреции, выражающейся в числе прочего в тучности и оволосении по мужскому типу. Причем, подобные нарушения встречаются в 18 процентах случаев (против 4 процентов у современного населения). Понятно, что обретенная мужеподобность не способствовала естественным женским функциям: беременность протекала с осложнениями, а нередко и вообще, наверное, не наступала. Потому и пик смертности приходился у них не на активный детородный возраст, как в других обществах того времени, а был сдвинут на более позднее время, когда «амазонки» умирали от ран или глубокой по тем временам старости (50 и более лет).
На останках амазонок нередко обнаруживаются следы боевых травм – тяжелых повреждений черепа, ключиц и костей конечностей от ударов колющим и рубящим оружием; наконечники стрел, застрявшие в костях. Одни повреждения оказались смертельными, другие – залеченными. Значит, выжившие женщины возвращались к воинским обязанностям. В одном из курганов (на территории Украины) была даже обнаружена амазонка с грудным ребенком; о ее принадлежности к клану воительниц свидетельствуют изменения фаланг на двух пальцах правой руки, которыми она постоянно натягивала тугую тетиву лука.
В ратных подвигах некоторые из них доживали до 55–60 лет. Этот рубеж в античные времена преодолевали очень немногие: средняя продолжительность жизни у женщин скифской эпохи составляла всего 33–35 лет. Столь солидный возраст уже сам по себе примечателен, но у пожилых амазонок нередко отсутствовали почти все зубы и наблюдались отчетливые склеротические изменения позвоночника, сильно ограничивавшие подвижность и служившие источником постоянных болей. Значит, само существование подобных «пенсионерок», безусловно, требовало постоянной опеки и заботы на протяжении ряда лет.
Всего же только на степных и лесостепных пространствах от Днестра до Дона благодаря усилиям археологов обнаружено 150 захоронений «амазонок» V – первой половины IV века до новой эры.
* Меотийское озеро – так называли древние греки Азовское море.
Какие доказательства существования амазонок находят современные археологи и другие факты о женщинах-воительницах
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
1. Древние женщины-воительницы амазонки
На протяжении веков учёные считали, что амазонки принадлежали исключительно к области мифов и легенд. Однако древние греки верили, что раса этих женщин-воительниц существовала в какой-то далёкой стране. Для греков они были страшными женщинами, которые ненавидели или даже убивали мужчин. Это убеждение подтверждается различными именами, данными амазонкам древними источниками. Среди этих имён были Андроктоны (убийцы людей) и Андролетейраи (разрушители людей), или Стиганоры (те, кто ненавидит всех людей). Тем не менее, название «Амазонка» также может происходить от греческого ἀμαζός (без груди). Считается, что использование этого имени привело к мифу об амазонках, женщинах-воинах, которые отрезали себе грудь, чтобы лучше использовать свои луки, а не к легенде, ведущей к этому имени.
В греческой мифологии амазонки были жестокими, убивающими людей воинами, также считавшимися дочерьми Ареса, бога войны. Амазономахия, знаменито изображённая на метопах Парфенона, была великой мифической битвой между греками и амазонками. Многим греческим героям было поручено победить цариц амазонок и воинов в их испытаниях, чтобы достичь своей героической славы.
2. Мифы: Геракл и Ипполита
Известный миф, включающий побеждённую амазонку в поисках славы — это история о Геракле и Ипполите. Для девятого труда Геракла герою было поручено украсть пояс Ипполиты, царицы амазонок. Геракл отправился в Фемискиру, где жила царица амазонок, и получил её пояс после кровавой битвы с амазонками. Победив Ипполиту, Геракл завершил своё испытание, заработав героическую славу и признание за этот поступок.
3. Мифы: Тесей и Ипполита
Ещё одна греческая легенда о герое и амазонке — это легенда о Тесее и Ипполите (иногда их называют Антиопой). Тесей был мифическим царём и основателем Афин. Как и Геракл, он тоже прошёл через различные испытания, чтобы добиться своей репутации, например, победив Минотавра. Существует множество легенд и различных версий, связанных с событиями, которые привели к тому, что Ипполита стала женой Тесея. Общее изложение легенды согласуется с тем, что Тесей похитил или отдал Ипполиту Гераклу в качестве военной добычи против амазонок. Другая версия говорит о том, что она добровольно оставила своих женщин-воительниц-амазонок, чтобы быть с Тесеем в качестве его жены.
Также существует несколько версий насчёт смерти Ипполиты, вызывающие много споров и разногласий по этому поводу. Пока одни историки и учёные утверждают, что Ипполита была убита собственным мужем далеко неслучайно, другие склоняются к мнению о том, что Тесей не имеет никакого отношения к смерти и убийству собственной жены. После смерти Ипполиты Тесей женился на Федре, ключевой фигуре в пьесе Еврипида «Ипполит», в которой рассказывается история сына Ипполиты. Собственно говоря, сложно сказать, как всё было на самом деле, и кто оказался причастным к смерти великой воительницы.
4. Легенда об Ахилле и Пентесилее
Помимо легенд об Ипполите, существует ещё одна об Ахилле и Пентесилее. Фрагментарная эпическая поэма «Эфиопида», приписываемая Арктину Милетскому, впервые записывает повествование, которое позже подхватил Квинт Смирней. Согласно этим рассказам, Пентесилея была амазонкой из Фракии. Она и двенадцать других амазонок пришли на помощь троянцам во время Троянской войны. На поле боя женщины отличились как свирепые воины.
По одной из версий, бесстрашная и самоуверенная Пентесилея, бросив вызов Ахиллесу, была убита им и за миг до смерти великой воительницы, он влюбился в неё. В итоге, эта легенда стала популярным сюжетом для гончаров и вазописцев, и её история пересказывалась бесчисленное количество раз на протяжении всей античности.
5. Амазонки Геродота
Легенды об этих женщинах-воительницах изображают страшную расу, убивающую мужчин, но основаны ли эти описания на каких-либо исторических доказательствах? У Геродота учёные-историки отыскали самые убедительные древние литературные свидетельства существования племени женщин-воительниц. По словам одного из историков, после того, как греки успешно победили амазонок в битве, женщины были взяты в плен и помещены на три корабля. Пленённые амазонки смогли одолеть экипажи этих кораблей и успешно взять под контроль суда. Но поскольку женщины, живущие на суше, ничего не знали о кораблях, суда вскоре сели на мель на берегу озера Майотиан. Оттуда женщины отправились в глубь страны и наткнулись на табун лошадей, которых быстро приручили. Верхом на лошадях женщины-воительницы грабили и воровали у жителей Скифии.
6. Скифские женщины-воительницы
Сами скифы были кочевым племенем, которое практиковало конную войну. Сначала скифы не могли понять языка налётчиков и приняли их за мужчин. Только после битвы они обнаружили, что налётчики на самом деле были женщинами. Решив прекратить кровопролитие между двумя племенами, скифы решили интегрировать женщин в своё племя. Они послали отряд молодых людей разбить лагерь рядом с амазонками. Когда амазонки поняли, что лагерь молодых людей не причинит им вреда, они оставили их в покое.
Каждый день лагеря приближались друг к другу, пока однажды скифский мужчина не наткнулся на одинокую амазонку. В итоге, они провели вместе ночь, после чего, она жестами показала, что он должен вернуться на следующий день с другим молодым человеком. Он так и сделал и обнаружил, что амазонка привела с собой ещё одну женщину. Вскоре все скифы смогли взять в жёны амазонку, и два племени жили как одно целое. Поскольку мужчины не понимали языка амазонок, женщины-воительницы вскоре выучили скифский язык.
Мужчины уговаривали амазонок присоединиться к ним вместе с другими скифами, но женщины отказались. Женщины-воительницы амазонки заявили, что они не учились женской работе, а вместо этого ездили на лошадях и стреляли из луков. Это, по их словам, не могло позволить им жить в гармонии с другими женщинами племени. Поэтому амазонки попросили своих новых мужей вернуться домой, чтобы забрать свои вещи. Вместе амазонки и молодые скифы отправились в путь, чтобы сформировать новое кочевое племя, отдельное от скифов. Согласно Геродоту, савроматы были потомками скифов и амазонок.
7. Археологические свидетельства о женщинах-воинах
8. Заблуждения об амазонках
Археология успешно доказала, что скифские женщины-воительницы действительно существовали в районе, описанном Геродотом. Археология также предоставила доказательства, опровергающие многие неверные представления об амазонках. Преобладающий миф об амазонках состоит в том, что они были убийцами людей. Эта вера проистекала из ядра древнегреческого общества. Для греков эти женщины были дикими и необузданными. Страх перед неизвестным и женщиной, которую невозможно было контролировать, привёл к тому, что амазонки стали объектами фантазии для греческого ума. Чтобы исправить это, греческая мифология поместила женщин-воительниц в повествования, в которых они будут побеждены и приручены греческим героем.
9. Заключение
Женщины-воительницы амазонки пленяли воображение людей на протяжении тысячелетий. Даже сегодня они привлекают интерес аудитории такими фильмами, как «Чудо-женщина» от Marvel. В мифах они символизировали женщин, которые были равны, если не превосходили, мужчин-воинов, представляющих образ жизни, выходящий за рамки ожиданий общества. Археологические свидетельства, подтверждающие существование скифских женщин-воинов, показали, что значительная часть того, что мы когда-то считали мифом, может быть реальностью…
Читайте также о том, откуда на самом деле взялись кентавры и почему вокруг столь загадочных существ до сих пор витает множество мифов и легенд.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Куда исчезли амазонки? Часть 1
Кто не знает об амазонках, древнем племени воительниц, которые являются примером для всех героических женщин? Когда говорят о матриархате, в первую очередь упоминают об амазонках.
Ученые разбились на два лагеря, когда одни из них говорят, что имеется множество свидетельств из жизни амазонок, образы которых древнегреческие художники запечатлели в статуях и рельефах, изображающих битвы амазонок и их завоевательные походы. Сохранились античные подражания статуям и изображения на вазах. Другие считают, что большое количество мифов об амазонках указывает на то, что их никогда не было.
Можно ли разобраться в имеющихся мифах об амазонках, первое упоминание о которых уводит нас во времена Минойской цивилизации? А во время троянской войны амазонки под предводительством царицы Пентесилеи были союзниками царя Приама в войне против греков. Последние сведения о них мы видим в сказаниях о царице амазонок Фалестре, посетившей Александра Македонского.
С момента, когда царица амазонок Пентесилея была убита в схватке с Ахиллесом в 1200-х г. до н.э., и тех событий, когда царица амазонок Фелестра захотела родить от Александра Македонского «сверхчеловека» в 320-х годах до н.э., прошло почти 900 лет. Между этими событиями мифы говорят о битвах амазонок с греческими героями Беллерофонтом, Гераклом, Тесеем, c неизбежным поражением амазонок.
Период времени существования амазонок равен около 900 лет. За это время они должны были создать какое-то царство, которое граничило бы с другими государствами. Многие исследователи сходятся во мнении, что амазонки жили в Малой Азии, или в предгорьях Кавказа, или на берегах Азовского моря. Греческий историк Геродот упоминает амазонок, которые плавали по Черному морю и, попав в плен к скифам и ассимилировавшись с ними, создали новый народ — сарматы.
И пока одни историки пытаются под оболочкой мифа разглядеть подлинное историческое зерно, другие с увлечением пересказывают распространенные суждения о быте амазонок. Считалось, что это воинственное племя женщин происходит от бога войны Ареса и Гармонии (дочери Ареса и Афродиты), оно поклонялось богу войны Аресу и богине охоты Артемиде. В легендах о существовании амазонских царств говорится, что женщины управляли, а мужчинам поручалось смотреть за хозяйством и их терпели исключительно ради продолжения рода.
Фантазеры от истории уводят нас на Кавказ в поисках матриархата и царств амазонок, приписывая эти умозаключения жившему на грани тысячелетний Страбону. И даже в Германию VIII в. н.э. Есть и откровенный бред об амазонках, занимающихся йогой. Да, у народов Кавказа существует культ матери, но к матриархату он никакого отношения не имеет, и мы знаем также о положении в жизни мусульманских женщин, которые руководят домом на своей «женской половине». Говорят, что амазонки хорошо ездили на лошадях и колесницах, они могли выставить до 120 тысяч всадниц. И так далее со всеми сказочными и необыкновенными подробностями.
Хотя и иранское «ha-mazan» — женщина-воин, кажется правильным и более подходящим определением к названию племени женщин-воительниц. Вариант, набирающий самое большое количество информации о причине названия племени амазонок от слова «a masso», которое толкуется как неприкосновенные (для мужчин) или «безгрудая», маловероятен. Несмотря на то, что в человеческой истории мы имеем достаточно много информации о разных жертвах и зверствах по отношению к человеку, прижигание или отрезание грудей маловероятно. Амазонки не оставались девственницами до конца дней своих и периодически встречались с мужчинами, от которых рожали детей, а без груди как кормить ребенка? Или мужчины этим занимались?
Для того чтобы иметь войско численностью 120 тысяч всадников, общее количество населения должно быть как минимум в 10 раз выше, более миллиона человек, 120 тысяч из которых должны оставаться на месте для охраны границ и порядка, чтобы не взбунтовались мужчины, занятые рабским трудом и домашней работой. Нужны и пастбища для выпаса такого количества лошадей.
Казаки, например, в ХVIII-XIX веках выставляли в военное время около 300 тысяч человек кавалерии при 5-миллионной численности казачьего населения. А амазонкам для воспроизводства собственного народа надо было ежегодно отлавливать четверть миллиона мужиков, чтобы, совокупившись с ними, рожать затем нужное количество детей, половина из которых могла быть мальчиками.
Как историки-оптимисты представляют себе систему жизнеобеспечения общества, полностью лишенного материнских инстинктов в экстремальных условиях? Нерожавшая амазонка в своем первом бою могла быть убита или покалечена, а это могло служить препятствием для рождения здорового ребенка. И беременные амазонки так же скакали на лошадях и участвовали в военных действиях? Для них должны были существовать соответствующие условия, что было бы в то время практически невозможным.
А может быть, и не было никаких амазонок, история существования которых не поддается логическим представлениям? Для того чтобы быть объективным в исследовании вопроса, нужно взять и другую сторону исторического наследия предков, которое ничего не говорит об амазонках. Библия, например, но и там демагоги пытаются отыскать следы амазонок в дочерях Адама.
Робинзон в плену у амазонок
Читатели, несомненно, помнят, что еще в первый год моей жизни на необитаемом острове я обнаружил к западу от него какую-то сушу.
С того дня мысли о неведомой земле не покидали меня. Даже если это всего-навсего остров и тоже, как и мой, незаселенный, он гораздо крупнее моего и, наверняка, к нему часто пристают корабли для укрытия от штормов или для пополнения запасов пресной воды. И как знать, может быть, это мой единственный шанс вернуться к людям!
И вот, чтобы добраться туда, я решил изготовить лодку, а точнее, пирогу, вроде тех, какие мастерят туземцы.
Для постройки пироги, думалось мне, не нужно почти никаких инструментов, так как она выдалбливается из цельного древесного ствола; с такой работой легко может справиться и один человек. Тем более, в отличие от туземцев, мне предстояло работать железным, а не каменным топором.
Через полтора года каторжного ежедневного труда пирога, которая легко вместила бы и двадцать человек, была готова. Я восторгался своим произведением: никогда в жизни не видал я такой большой лодки из цельного дерева. Но, увы, она оказалась столь тяжела, что, сколько я ни бился, я даже не смог сдвинуть ее с места.
Говоря короче, эта пирога навечно осталась там, где я ее изготовил, словно памятник моей глупости.
Я был так расстроен, что только через два года взялся за постройку новой лодки.
На этот раз я начал делать лодку куда как меньшего размера, и я был уверен, что мне удастся спустить ее на воду. С этой лодкой я провозился без малого год. Когда она была готова, мне пришлось еще три месяца потратить на то, чтобы прорыть узкий канал, по которому я вывел ее в ближайшую бухту.
Я установил на лодке мачту, сшил парус из кусков парусины, которой у меня был изрядный запас, и оборудовал места для хранения провизии и необходимых в путешествии предметов.
Однажды ранним ясным утром, полный нетерпеливого волнения, я отчалил от берега и взял курс на запад. Если б я мог знать, сколько бед, лишений и смертельных опасностей ожидают меня, то немедленно повернул бы обратно и никогда не отплывал бы от берега дальше нескольких ярдов!
Пока же у меня не было никаких оснований для беспокойства. Ласковое солнце грело спину, попутный ветер наполнял парус, зеленоватая вода мелодично журчала за бортом. Я намеревался еще засветло достичь земли, так манившей меня все эти годы.
Только к полудню на западе появилась серая полоска земли. К этому времени ветер изменил направление, и мне пришлось постоянно лавировать, чтобы двигаться в нужную сторону. Скорость замедлилась, я стал опасаться, что встречу ночь на воде.
Так и случилось. Земля еще не приблизилась сколько-нибудь заметно, а солнце уже опустилось в океан. Быстро, как всегда в этих широтах, стало темнеть, и вскоре я мог ориентироваться только по звездам.
Спустя час или два после захода солнца наступил полный штиль. Я стоял перед выбором: идти дальше на веслах или спать в пироге до утра, закутавшись в козлиные шкуры. Я выбрал второе, так как решил беречь силы – еще неизвестно, что меня ждет на берегу.
Убрав парус, уже в почти полной темноте, я хорошенько подкрепился жареной козлятиной и ромом, постелил несколько шкур на дно лодки, еще одной укрылся и заснул, убаюкиваемый волнами.
Проснулся я от того, что лодку стало качать чересчур сильно. К тому же, на дне ее оказалась вода, и шкуры, на которых я лежал, совсем промокли. Встревоженный, я поднялся в лодке, и от ужаса волосы встали на моей голове.
Ураганный ветер гнал лодку в неизвестном направлении, огромные волны то подбрасывали ее прямо к лохматым черным тучам, свисавшим с низкого неба, то резко опускали вниз, почти, казалось, на морское дно. С пенных гребней срывалась вода и захлестывала лодку.
Я понял, каким я был глупцом, пустившись в плавание по океану в такой маленькой и ненадежной посудине! Как хорошо и покойно, оказывается, мне было на моем островке, в моей уютной хижине, в окружении моих верных друзей – попугая, собаки и кошки.
Мне нечего было противопоставить разбушевавшемуся океану. Оставалось только вычерпывать воду глиняной чашкой, освободив ее от остатков козлятины, да молиться Богу, чтобы лодка не перевернулась.
Между тем стало светать, и неожиданно я увидел в той стороне, куда бешеный ураган мчал пирогу, скалистый берег. До него было несколько миль. Не передать словами моей радости! Господь услышал мои молитвы, я спасен!
Однако вскоре радость моя сменилась беспокойством, а потом и паникой. В четверти мили от берега, в полосе ревущего прибоя, где волны становились особенно высокими и грозными, торчала из воды цепь скал, о которых моя лодка должна была неминуемо разбиться. Я попробовал грести против ветра, но только тем самым едва не перевернул пирогу.
И вот до гибельных скал осталось всего десятка два ярдов! Я, что есть силы, ухватился за борта лодки и приготовился к смерти.
Неожиданно разъяренный вал, высокий, как гора, набежал с кормы и перевернул пирогу. В тот же миг я очутился под водой.
Невозможно описать то смятение чувств и мыслей, которые я испытал, когда меня накрыла волна. Я очень хорошо плаваю, но у меня не было сил сразу вынырнуть из этой пучины, и я чуть не задохнулся. Волна подхватила меня, протащила между скал по направлению к берегу и отхлынула прочь, оставив меня на песке полумертвым. Я перевел дух и немного пришел в себя. Увидев, что суша близко, я вскочил на ноги и с чрезвычайной поспешностью, спотыкаясь, побежал к берегу. Я надеялся достичь его прежде, чем накроет меня другая волна, но скоро понял, что мне от нее не уйти.
Следующая волна была огромна: не меньше двадцати или тридцати футов вышиной. Она похоронила меня глубоко под собою и с необыкновенной быстротой помчала к земле. Долго я плыл в подводном течении, помогая ему изо всех сил, затем поток невероятной мощи перевернул меня вверх ногами и с такой силой ударил о береговую скалу, что я потерял сознание.
… Я очнулся лежащим навзничь. Взгляд мой упирался в навес из пальмовых листьев. Все тело ныло от нестерпимой боли. Волосы на голове слиплись от засохшей крови, с каждым вздохом невольный стон вырывался из моей груди.
Превозмогая боль, я приподнял голову и огляделся. Навес, в тени которого я лежал, располагался внутри большого скотного двора, окруженного глухой и высокой, в два человеческих роста, изгородью. Посередине двора были установлены длинные корыта для корма и воды, выдолбленные из бревен. Двор был пуст: очевидно, скотину угнали на пастбище.
Я сделал попытку встать и тут, к своему великому изумлению, обнаружил, что на мне нет никакой одежды, а к ногам привязана толстая бамбуковая палка почти три фута длиной. Концы палки были прикреплены к щиколоткам, и, таким образом, она вместе с моими ногами образовывала равносторонний треугольник. Узлы на веревках, которыми палка была привязана к ногам, покрывало какое-то клейкое затвердевшее вещество, и развязать их мне не удалось.
Кое-как я все-таки поднялся и на раскоряченных ногах медленно двинулся вдоль изгороди в поисках выхода. Высокое солнце нещадно жгло мои непокрытые голову и плечи. Выхода не обнаружилось. Высокие ворота были заперты снаружи.
Я стал стучать в ворота кулаками, и сразу злой окрик раздался у меня над головой. Я посмотрел вверх. Перегнувшись через изгородь, на меня смотрел длинноволосый туземец с лицом, размалеванным яркими красками. Вероятно, он стоял на высоком помосте, сооруженном по ту сторону забора.
Сил у меня оставалось совсем мало, и я заснул. Когда я проснулся, солнце уже опустилось за изгородь. Разбудили же меня громкие крики и скрип открываемых ворот.
Пленники стали располагаться под навесом слева и справа от меня. Выглядели они очень изможденными и какими-то безучастными. Среди них были и женщины, но большинство все-таки составляли мужчины. Они молча садились на корточки, затем опрокидывались на спину и затихали. На меня они не обращали особого внимания.
Между тем к навесу приковылял пленник, который шел последним, и я вдруг обнаружил, что это европеец.
Я ответил, тоже по-испански, что я действительно англичанин, но хорошо знаю испанский, так как несколько лет жил в Бразилии. Пленник опустился на солому рядом со мной и спросил, как я сюда попал?
Выслушав очень внимательно краткую повесть о моих злоключениях, испанец заметил, что, вероятно, местные дикари подобрали меня утром на берегу и что, по его мнению, лучше уж мне было разбиться о скалы насмерть, чем попасть сюда живым.
Он рассказал, что здешний остров населяет злобное племя людоедов, в котором всем заправляют женщины. У них нет мужей, а мужчин, которые попадают к ним в плен, они обращают в рабов, а кроме того кастрируют их.
Я обратил внимание испанца на этих дикарей. Он мне пояснил, что мужские яйца считаются у местных амазонок изысканным деликатесом, а поедание их является частью священного ритуала, проводимого раз в год. Следующий такой праздник, который они называют Праздник Жареных Яиц, состоится через три месяца. В этот день лишаются яиц подросшие мальчики, рожденные амазонками, а также все мужчины других племен и народов, попавшие в плен за последний год.
Вероятно, желая пощадить мои чувства, испанец поведал мне все это спокойным голосом, словно речь шла о чем обыденном, о том, что надо принять со смирением как неизбежное. Тем не менее, слова его привели меня в ужас! Неужели всю свою оставшуюся жизнь я проведу с бамбуковой палкой в ногах и к тому же обесчещенный самым диким и позорным способом? Неужели это и есть награда за мою отчаянную попытку вернуться к людям?
Нет, я не буду спокойно ждать, пока пройдут эти три месяца! Я не смирюсь! Пусть лучше я погибну при попытке к бегству, но эти кровожадные амазонки не попробуют вкуса моих жареных яиц на своем варварском празднике!
Страх, негодование и решимость к сопротивлению с такой силой охватили меня, что испанцу не стоили труда прочитать их на моем лице. Он кивнул в сторону пленных женщин, державшихся несколько особняком, и сказал с печальной усмешкой:
«Они тоже хотели бежать, а в результате лишились не только яиц, но и пениса».
В это время опять заскрипели ворота, послышались крики, и на двор, хрюкая и визжа, ввалилось большое стадо свиней, подгоняемое туземцами-кастратами. В отличие от рабов, окружавших меня, пастухи не имели на ногах бамбуковых кандалов.
Свиньи сразу бросились корытам, но, не обнаружив там еды ни еды, ни питья, разбрелись по двору. Одни из них улеглись под навесом, смешавшись с рабами, другие устроились в большой луже с берегами из жирной черной грязи.
Отдавая долг вежливости, я в свою очередь поинтересовался обстоятельствами, которые привели испанца в это ужасное место.
Не буду утомлять читателей полным пересказом истории, поведанной мне испанцем. Он говорил очень долго и живо, с упоминанием всевозможных деталей и подробностей – видно было, как он рад возможности выговориться.
Вкратце его история такова. Хосе (таким было его имя) родился в Барселоне, в семье купца. Будучи младшим сыном, он получил от отца весьма небольшое наследство, и занялся мелкой прибрежной торговлей. Однажды он и несколько его приятелей решили объединить капиталы и провернуть сделку, благодаря которой они надеялись сразу разбогатеть. Они наняли большое судно, погрузили на него несколько тонн дешевых украшений и отправились к западным берегам Африки. Торговцы планировали выменять на безделушки партию чернокожих рабов, затем пересечь Атлантический океан и продать рабов в Вест-Индии, там же на вырученные деньги закупить сахара и доставить его в Северо-Американские колонии, чтобы, продав сахар, купить рому и привезти его в Барселону. На каждом этапе этой операции стоимость товара должна была увеличиться в десятки раз, и после продажи рома компаньоны должны были стать богачами.
Вначале все шло как нельзя лучше. В Африке они договорились с вождями сразу нескольких племен об обмене украшений на рабов. Племена тут же начали междоусобную войну и толпами пригоняли к судну своих пленных. Когда безделушки закончились, вооруженные матросы стали силой загонять на судно не только пленников, но и тех, кто их доставлял. В конце концов, несмотря на протесты капитана, трюм корабля был забит чернокожими так, что они могли только стоять. Компаньоны были в восторге: подсчеты показывали, что если даже в пути до Америки помрет половина рабов, выручка будет такой, какой они не ожидали и в самых смелых своих предположениях.
Наконец корабль поднял паруса и отправился к берегам Вест-Индии. Погода благоприятствовала мореходам, но в середине пути, глубокой ночью, начался шторм, и перегруженное судно под жуткий вой рабов в трюме стало тонуть, черпая воду то одним, то другим бортом. Для облегчения корабля пришлось рабов, закованных в тяжелые кандалы, сбрасывать в воду. Мало-помалу судно выправилось, однако налетел новый, еще более свирепый шквал и опрокинул корабль.
Хосе удалось ухватиться за пустой бочонок. Всю ночь он проболтался в волнах, а когда рассвело, то не увидел вокруг себя ни людей, ни рабов, ни обломков корабля. Все поглотила ненасытная океанская утроба.
Три дня Хосе плыл, стараясь держаться одного направления, и силы уже начали его покидать, когда он заметил землю. Выйдя на берег едва живым, он без всякого сопротивления отдал себя в руки аборигенов, рассчитывая на их дружелюбие и гостеприимство. Но, как вскоре выяснилось, для этого ему надо было родиться женщиной. Амазонки встретили его очень радостно, но тут же лишили свободы, а спустя полгода и яиц…
Уже стало темнеть, когда Хосе окончил свое печальное повествование. В это время вновь отворились ворота, и волна оживления пробежала по скоплению рабов и свиней. На скотный двор вошли несколько туземцев-кастратов с мешками на плечах. Они стали вываливать в корыта содержимое мешков: бананы и какую-то рубленую зелень. Все обитатели скотного двора, включая рабов, свиней и моего собеседника испанца, сгрудились в толчее вокруг корыт. Визг и гам стояли над скотным двором. Туземцы, пришедшие с мешками, палками наводили порядок там, где возникали драки.
Под навесом кроме меня оставались только скопцы, которых я вначале принял за женщин. Очевидно, им разрешалось подходить к корытам лишь после того, как насытятся рабы-кастраты и свиньи.
Я поклялся, что скорее умру от голода, чем стану есть из одного корыта со свиньями…
Легко давать подобные клятвы, когда есть не очень-то и хочется. Прошло три или четыре дня, и я, измученный голодом, не выдержал и наравне со всеми прочими обитателями двора включился в традиционную вечернюю свару за обладание лучшими кусками из корыта. Вечерняя кормежка была единственной за весь день.
Ранним утром свиней выгоняли на пастбище, а пленников на работы. Чаще всего это был изнурительный труд на плантациях растения, напоминающего рис. Местный климат позволял получать урожай круглый год, поэтому в одно и то же время на одних участках этот рис высаживался, на других обрабатывался, на третьих – собирался. Работы проводились под палящим солнцем, и нам с испанцем приходилось гораздо хуже, чем рабам-туземцам, сызмальства привыкшим к тропической жаре.
Мы радовались, когда выпадало заниматься заготовкой древесины или дров в лесах, окружающих селение и плантации. Здесь меньше жарило солнце, а кроме того в какой-то мере можно было пригасить постоянное чувство голода, поедая личинок, жуков и червей.
И почти праздником считалась работа по сбору бананов. На банановой плантации, несмотря на запрет, порой удавалось тайком от амазонок и надзирателей съесть банан, другой.
Сами амазонки больше занимались охраной. Причем они не столько следили за тем, чтобы пленники не сбежали, сколько за тем, чтобы рабов не сожрали дикие звери из окрестных лесов.
Голод и каторжный труд добивали и меня. Мне уже стало ясно, что даже до Праздника Жареных Яиц я не дотяну. О побеге нечего было и думать: лес, занимавший значительную часть острова, кишел дикими зверями.
Усугубляло мое положение и весьма неприязненное отношение ко мне прочих рабов. Меня, презренного бледнолицего европейца, они не считали за человека. Право, к свиньям они относились лучше.
Настали дни, когда только палки на-ши могли по утрам поднять меня на работу. Не осталось сил даже на то, чтобы броситься на копья охранниц и тем прекратить свои мучения.
… Я лежал под навесом в полуобморочном состоянии, думая, что предстоящая ночь будет последней в моей жизни. На вечерней кормежке мне не досталось ни кусочка еды, но я уже не чувствовал голода. Неожиданно я услышал оживленную туземную речь и открыл глаза. Меж лежащих рабов ходили две амазонки. В одной из них я сразу узнал юную красавицу, спасшую меня от леопарда. Другая была костлявой, с обвисшими грудями, старухой лет тридцати. Можно было понять, что они яростно спорят друг с другом. При этом юная указывала копьем на меня, а старая – на красивого молодого туземца, совсем недавно попавшего в плен и еще не потерявшего своей стати.
Победила, видимо, молодая, так как старуха, все еще недовольно ворча и бранясь, подошла ко мне и, больно тыча копьем, велела встать и следовать за ними. С превеликим трудом я поднялся и побрел за амазонками, теряясь в догадках о дальнейшей своей судьбе.
… Семейство амазонки За-ну (такое имя носила старуха), к которой я был определен в качестве домашнего раба, проживало в большой хижине, расположенной в центре селения. К хижине примыкали различные хозяйственные постройки и довольно обширный огород. Все имение было обнесено плетнем, за пределы которого мне под страхом смерти запрещалось выходить без сопровождения. Для моего ночлега предназначалась будка, пристроенная к собачьей конуре и размером лишь немного ее превосходящая.
Четырнадцатилетняя красавица Лу-лу, уже знакомая читателям, была старшей дочерью За-ну. Кроме того, За-ну имела еще четырех дочерей в возрасте от трех до десяти лет и полуторогодовалого сына.
В первое же утро За-ну провела меня по имению и с помощью жестов, тычков и подзатыльников очертила круг моих обязанностей. Я должен был готовить пищу для всего семейства, кормить хозяйских свиней и кур, обрабатывать огород, чинить постройки, следить за малышами, поддерживать порядок в хижине и во дворе, мыть посуду, запасать дрова, поддерживать огонь в очаге, таскать воду из неблизкого источника. Короче, я был должен все!
В чем был большой плюс моего нынешнего положения, так это в том, что я теперь не голодал. Мне доставалась часть корма, предназначенного для свиней и кур, а также я мог доедать остатки с хозяйского стола.
Я как-то его попробовал и долго потом плевался – худшего пойла я не пил даже в ирландских пивных. Он не столько веселил, сколько наполнял голову дурью, и За-ну, вернувшись с таких посиделок, первым делом брала в руки толстую палку и шла проверять мою работу. И не было случая, чтобы она не пустила палку в ход. Между прочим, предыдущий домашний раб За-ну как раз и умер от побоев…
Только в Лу-лу, уже дважды спасшей меня от смерти, была моя отрада. Ее шелковистая светло-коричневая кожа, ее темные и большие, как у лани, глаза, ее пухлые чувственные губы, ее конической формы упругие груди, ее стройные ноги делали ее красавицей даже по самым строгим европейским меркам.
Дело обычно кончалось тем, что из хижины выходила потревоженная этой суматохой За-ну и помощью метких ударов палкой усмиряла и своих младших дочерей и мой не к месту взбодрившийся детородный орган.
Впрочем, ни За-ну, ни Лу-лу, ни другие амазонки не находили в этих метаморфозах моего пениса ничего предосудительного или смешного. Ровно также они относились к виду возбужденного хряка или какой-нибудь другой скотины.
От нее я узнал, как устроено местное туземное общество. Взрослые амазонки на туземном языке называются кунами. Во главе племени стоит Большая Куна, она же является главной жрицей. Кунами становятся женщины, которым исполнилось четырнадцать лет и которые прошли специальный обряд во время Праздника Жареных Яиц. Обряд заключается в том, что девушка должна своими руками обрезать яйца какому-нибудь мужчине или мальчику. Девушки, еще не прошедшие такой обряд, называются кунками.
Тут надо отметить, что у амазонок понятия женщина и женский детородный орган обозначаются одним словом. Рассказывая об этом, простодушная Лу-лу развела ноги и, указав на свою промежность, проговорила: «Вот видишь, у меня кунка и зовут меня кункой, а у За-ну куна и зовут ее куной».
Нечто подобное есть, кстати, и в некоторых европейских языках. Например, одним словом обозначаются «человек» и «мужчина».
Кунизм – это вера амазонок. Согласно этой вере, началом и концом всего живого и мертвого мира является океан, именуемый Великой Куной. Все появляется из Великой Куны и все в нее уходит. Великая Куна оплодотворяется Великим Ра. Этим именем амазонки называют Солнце. Великий Ра каждый вечер входит в Великую Куну, а утром выходит из нее. Так поддерживается жизнь.
Куны – представители Великой Куны на обитаемых островах и материках. Главный смысл их жизни – распространения кунизма на весь мир, священная война с теми, кто угнетает женщин. В настоящее время кунизм победил на большинстве островов архипелага. На оставшихся островах вот-вот вспыхнет восстание женщин, которое будет поддержано амазонками. Амазонки, прожившие жизнь по правилам кунизма или погибшие в борьбе за его идеалы, после смерти превращаются в счастливых прекрасных русалок, обитающих в морских глубинах, в самых сокровенных местах Великой Куны.
А наиболее достойные из на-ши после смерти вновь рождаются в виде кунок. Собственно, кастрация уже в какой-то мере приближает их к женщинам, меняя их облик в нужную сторону.
Лу-лу интересовало, как устроен мир, в котором я жил раньше, как обстоят дела с кунизмом на землях, населенных бледнолицыми. Конечно, я не сумел с помощью слов, имеющихся в туземном языке, рассказать ей достаточно внятно об устройстве общества в европейских странах, но все-таки Лу-лу смогла понять из моего рассказа, что с кунизмом там дела обстоят неважно. Она немного расстроилась, но высказала твердое убеждение, что рано или поздно кунизм победит во всем мире. Я не рискнул ее разубеждать.
Я, конечно, не мог не спросить Лу-лу о том, каким чудесным образом амазонки умудряются рожать детей, не имея никаких связей с мужчинами? Она мне объяснила, что дети заводятся от специального обряда в Храме, где обитает Священный Ра. Обряд этот называется Священная Скачка. О деталях этого обряда Лу-лу ничего не могла мне сказать, так как это тайна, которая открывается только кунам.
Чаще всего именно Лу-лу сопровождала меня, когда я отправлялся со двора за водой к источнику или в лес за дровами. Однажды в лесу, не в силах сдержать охватившую меня страсть, я обратился к ней чуть ли не со слезами, умоляя сжалиться надо мной и позволить мне сделать одну вещь, которая и ей, несомненно, доставит большую радость.
Едва Лу-лу поняла, в чем заключается моя просьба, она тут же в испуге отпрянула от меня и разразилась гневными словами. Она сказала, что чпоки-чпоки, которое я предлагаю ей сделать, есть самое отвратительное, что может произойти между амазонкой и мужчиной. За чпоки-чпоки мужчина, будь он раб или на-ши, подлежит немедленной казни, а амазонка приговаривается к вечному позору, у нее обрезаются волосы и она навсегда лишается Священной Скачки. Я с грустью понял, что мое и без того многолетнее воздержание продлится до конца жизни.
Один раз, собирая в лесу хворост, я обнаружил заросли дикого табака. Я не курил с того дня, как покинул свой остров, поэтому, обрадовавшись, нарвал большую охапку душистых листьев. Дома я поместил табак под навес для просушки, и через несколько дней скрутил первую сигару.
Лу-лу нашла запах и вкус табачного дыма отвратительными. А вот За-ну курение понравилось. Она раздала мои сигары соседкам, и вскоре все амазонки ходили с дымящимися сигарами, а изготовление сигар стало моей новой постоянной обязанностью.
Следующим моим вкладом в приобщение амазонок к плодам цивилизации стало обучение их карточной игре. Карты я изготовил из тонких деревянных пластинок. Из всех игр, которые я знал, больше всего амазонкам понравился азартный Бассар. Они готовы были играть в него круглые сутки.
Впрочем, положение мое только ухудшилось. Частые карточные проигрыши усугубили дурное действие напитка кава на характер За-ну. Теперь, возвращаясь домой после вечеринок, она уже с порога начинала меня лупить, даже не утруждая себя поиском формальных оснований.
Мне грозила печальная участь моего предшественника. С картами отыграть назад никак было нельзя, и я решил хотя бы облагородить напиток. После различных манипуляций с глиняной посудой мне удалось путем перегонки из двух галлонов кавы получить пинту довольно сносного бренди. Часть бренди я перегнал в спирт, и поразил Лу-лу фокусом с поджиганием «воды».
После этого она стала приходить ко мне каждую ночь. Жизнь моя превратилась в кошмар: днем я выматывался на домашних работах, а ночью обслуживал похотливую хозяйку. Я осунулся и похудел. Сдал и физически и морально. Тщетно добрая Лу-лу пыталась выяснить, что со мной происходит…
Лу-лу удивилась, заметив, что я не разделяю ее восторга.
Надо сказать, что с той самой ночи, когда За-ну втянула меня в преступную связь, я снова задумался о побеге. Только бежать надо, решил я, не от амазонок, а вообще с острова. По рассказам Лу-лу на всех ближайших островах архипелага тоже хозяйничали людоеды, поэтому путь к спасению у меня имелся один – вернуться обратно на свой остров.
Для этого нужна была парусная лодка. Моя лодка разбилась о прибрежные скалы. У амазонок имелись пироги, и можно было бы воспользоваться одной из них, но где взять парус? У амазонок ведь нет никаких тканей. Поискать парус с моей лодки? А вдруг он до сих пор лежит где-нибудь на берегу?
Вечером того же дня, когда Лу-лу объявила мне радостную весть о приближении Праздника Жареных Яиц, я отправился с ней на побережье, как бы с целью поиска булыжников для мощения дорожек. Я попросил Лу-лу, между прочим, показать мне место, где меня подобрали.
Она провела меня туда, и я обнаружил там множество кедровых обломков – все, что осталось от моей лодки. Паруса не было видно. Мы прошли по берегу в одну сторону, затем повернули обратно. Неожиданно на отмели, примыкающей к скале, которая торчала из воды в дюжине ярдов от берега, я заметил что-то белое размером с пальмовый лист.
Я сказал Лу-лу, что у скалы должны быть подходящие камни, и побрел к отмели. С большим трудом я заставил себя не пуститься на радостях в пляс, когда увидел парус, почти полностью засыпанный песком. Сделав вид, что я добываю нужные булыжники, я завалил камнями ту часть парусины, что выглядывала из песка, и весьма довольный вернулся к Лу-лу.
Днями и ночами после этого я беспрестанно думал о том, каким образом мне тайком оборудовать какую-нибудь пирогу мачтой, и не находил никакого решения.
… Площадку для празднества устроили на берегу океана. Собрались все жители селения. Мальчики, которым предстояло после кастрации стать молодыми на-ши, стояли отдельной группой под присмотром своих наставниц. Строгие наставницы то и дело одергивали тех воспитанников, которые слишком бурно проявляли переполнявшую их радость. По соседству расположилась гомонящая стайка кунок. Тела и лица кунок по случаю праздника и предстоящего обряда были покрыты красочными узорами. Но и в таком виде Лу-лу выделалась своей красотой и грацией.
Великая Куна, торжественно-тихая, лежала расслабленно под голубым шатром неба в ожидании вечернего Ра. Легкий ветерок доносил от близких костров сладкий запах жареного мяса. Там на огромных вертелах доспевало мясо специально откормленных к празднику скопцов. Один из костров не был оборудован вертелом: на нем нажигали уголь, на котором предстояло поджарить яйца юных на-ши и пленников.
Пленников вместе со мной насчитывалось ровно дюжина. Охраняемые вооруженными амазонками, мы стояли несколько в стороне. Накануне нас тщательно помыли.
Обряд все никак не начинался. Ожидание неприятно томило.
Наконец со стороны Храма, бамбуковая крыша которого возвышалась над селением, показалась Большая Куна. Это была приземистая женщина с грудями чудовищных размеров. Огромный, колыхающийся живот, на который спускались груди, свисал до колен и мешал ей передвигаться. То и дело она останавливалась из-за одышки. Ее сопровождали пять самых авторитетных амазонок, являющихся, как я знал, жрицами Храма. Среди них За-ну выделялась своей худобой.
Группа специально обученных на-ши загудела в бамбуковые дудки, забила в барабаны, затрещала кокосовыми погремушками. Под эту дикую музыку все амазонки и на-ши задергались, словно в них вселились черти, а кунки, ухватив друг друга за талии, образовали цепочку и пошли по кругу, отчаянно вихляя раскрашенными задами.
Все происходило так, как обещала Лу-лу. Перед тем, как сделать чик, каждая кунка давала клятву верности кунизму. Обрезаемые яйца падали в блюдо, которое держала За-ну. Она приближалась ко мне все ближе и ближе. Лу-лу с ножом наготове стояла рядом со мной, подбадривая меня жестами и улыбкой.
Вдруг послышался шум со стороны селения. Какая-то амазонка мчалась со всех ног к праздничной поляне, истошно крича. Можно было разобрать только: «Ра… Ра… Священный Ра…»
… Как говорится, не было ни пенса, да вдруг целый шиллинг! Только что я был самым презренным рабом, и вот я уже Священный Ра! Ну, если точнее, в ранг Священного Ра возвели не меня, а мой пенис, но и должность носителя Священного Ра, которая досталась мне, сделала мою жизнь совсем иной.
Меня поселили в Храме, самая вкусная еда и самое лучшее питье доставлялись по моему первому требованию, группа приставленных ко мне на-ши стала денно и нощно заботиться о моем здоровье, и с моих ног наконец-то сняли эту дурацкую бамбуковую палку!
Но при этом, к сожалению, все равно я оставался пленником. У дверей Храма в любое время суток дежурила вооруженная амазонка. Это был у них пост номер один.
Священным Ра мой пенис стал вечером того же дня, когда меня чуть не кастрировали. После окончания Праздника Жареных Яиц все амазонки собрались в Храме. Это было округлое помещение, в центре которого стоял большой стол на массивных ножках. Меня, отмытого до блеска, уложили спиной вниз на этот стол, именуемый у амазонок Столом Священной Скачки, и привязали к нему мои руки и ноги. Таким образом, я практически был лишен возможности принимать какое-либо деятельное участие в дальнейших событиях.
Не меньше дюжины самых красивых амазонок под ритмичные удары в ладоши всех присутствующих стали водить вокруг меня хоровод, демонстрируя различные обольстительные позы и поочередно трогая мой пенис. При этом они громко взывали: «О, восстань, Священный Ра!», что было чистой воды формализмом, так как Священный Ра и без того с самого начала хоровода едва не гудел от напряжения.
Теперь представьте, какое убийственное разочарование постигло меня, когда после окончания этих камланий ко мне на Стол забралась отнюдь не какая-либо прелестница из хоровода, а сама Большая Куна! Пыхтя и кряхтя, она водрузила на меня свои необъятные телеса и, чередуя молитвенные призывы к Великой Куне с откровенно сладострастными воплями, стала производить ерзанья, которые назвать скачками можно было с большой натяжкой.
Несколько развлекла меня За-ну, выступившая последней в «заезде» жриц. Она оседлала меня по-хозяйски уверенно и, в отличие от своих грузных предшественниц, подпрыгивала с таким энтузиазмом, что несколько раз «выскакивала из седла».
На этом процедура возведения моего пениса в ранг Священного Ра закончилась.
А на следующий день, с утра, ко мне повалили простые прихожанки…
На третий день я уже начал подумывать о том, что лучше бы мне отрезали яйца. Предыдущий носитель Священного Ра умер, как говорили, от неизвестной болезни, но я-то теперь знал точный диагноз: они его просто заездили!
Согласно обычаю каждая куна детородного возраста должна была раз в неделю посещать Храм Священной Скачки, и существовала очередь, которая строго соблюдалась. Только жрицы залазили на Стол Священной Скачки в любое время, как только им заблагорассудится, закрывая Храм для рядовых амазонок то под видом ремонта, то якобы для проведения обрядов, улучшающих чудодействие Священного Ра.
Настал день, когда ко мне пришла Лу-лу. Она была взволнована: ей предстояла первая в ее жизни Священная Скачка. Надо ли говорить, какие сложные чувства испытывал я! Тут была и радость от того, что наконец-то исполнится мое давнее страстное желание, и неловкость, вызванная тем, что любимая женщина будет отдаваться мне по обязанности.
Меня теперь не привязывали к столу, однако в Храме почти всегда находился кто-то из на-ши, поэтому я обратился к Лу-лу на английском. Если она пожелает, сказал я, мы можем только сделать вид, что занимаемся Священной Скачкой. Лу-лу ответила, что теперь, когда мой пенис возведен в ранг Священного Ра, связь со мной не является чпоки-чпоки. Кроме того, добавила Лу-лу, она не знает, как это объяснить, но то обстоятельство, что никто другой, а именно я стал носителем Священного Ра, вызывает в ее душе необыкновенный трепет, и она исполнит то, что положено совершать каждой куне, не только с должным прилежанием, но и с большим удовольствием.
Ободренный такими словами, я привлек к себе мою милую Лу-лу, мы возлегли на Стол, и я постарался все сделать как можно нежнее и деликатнее.
… Из счастливого забытья нас вывели протестующие крики за дверью. Их издавала амазонка, очередь которой давно уже подошла. Мы с Лу-лу обнялись на прощание, и она со слезами на глазах покинула Храм.
Наконец Лу-лу пришла ко мне. Но радость встречи была омрачена вестью, которую она принесла. Лу-лу узнала от матери, что жрицы не довольны мной и решили от меня избавиться. В ближайшие дни состоится вылазка на один из островов, где пока еще хозяйничают мужчины. Там амазонки похитят какого-нибудь молодого самца, чтобы заменить меня. Я же, скорей всего, буду тайно отравлен.
Сообщив мне об этом, Лу-лу разразилась бурными рыданиями. Плача, она повторяла вновь и вновь, что ей не нужен никакой другой Священный Ра, что она умрет вместе со мной. Я целовал ее мокрые глаза, нежно гладил ее тонкие вздрагивающие плечи и бормотал ей слова утешения.
Мысль о побеге снова пришла ко мне. Как только Лу-лу несколько успокоилась, я сказал, что мы можем уплыть отсюда на тот остров, где я жил раньше. Там мы будем в полной безопасности. Только мне нужна ее помощь в подготовке к плаванию.
Лу-лу ответила, что одна из главных заповедей кунизма запрещает кунам добровольно покидать племя, и Великая Куна поглотит нас, едва мы отплывем от острова.
Лу-лу смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
Лу-лу вытерла слезы, улыбнулась, и сказала:
«Скажи, Робин, что я должна сделать. »
… Кто-то тормошил меня среди ночи. Я стряхнул сон и услышал шепот: «Робин, Робин, проснись, это я, Лу-лу!»
И вот Лу-лу со мной! Она крепко обняла меня и сказала:
«Не бойся, Робин! Здесь никого нет. Я заступила на пост у Храма, а на-ши ушли к себе. Пойдем!»
Мы вышли на улицу. Стояла лунная ночь. Держась в тени построек, мы молча покинули деревню и направились в сторону океана.
Великая Куна сверкала лунными бликами, как рыбьей чешуей. Волны с мягким шелестом набегали на берег. Лу-лу подвела меня к пироге, лежащей на прибрежном песке. Я заглянул в пирогу и увидел в ней длинный шест, который мог служить мачтой, парус, свернутый в рулон, несколько мотков веревки, корзину с едой и пару кувшинов воды. Молодец Лу-лу! Все сделала, как надо!
Я благодарно поцеловал Лу-лу и, торопясь, начал с помощью веревок крепить мачту. Не сразу, но мне это удалось, и я занялся парусом. Здесь меня ждало глубокое разочарование: парусина, истертая песком и камнями, разорвалась на несколько кусков, едва я стал ее натягивать.
Нам следовало спешить, так как с восходом солнца на смену Лу-лу к Храму должна была прибыть другая амазонка. Не найдя Лу-лу, амазонки тут же хватятся и меня!
Тем временем небо над океаном стало светлеть – Великий Ра готовился выйти из Великой Куны. Мы с Лу-лу то и дело поглядывали в сторону селения и тревогой прислушивались. Пока оттуда слышался только мирный крик петухов.
Наконец мы закончили чинить парус, и я принялся крепить его к мачте. Одновременно с тем, как я завершил эту работу, край солнца показался на горизонте и вспыхнул новый день!
Я развернул парус, но пирога не сдвинулась с места. Судя по движению облаков, ветер дул на восток, в нужную нам сторону, но здесь, у берега, из-за высоких прибрежных холмов он едва чувствовался. Нужно было удалиться от берега не меньше чем на треть мили, чтобы парус заработал в полную силу.
Мы с Лу-лу налегли на весла, и тут из поселка послышался шум переполоха. Спустя пять минут на берег с криками выбежали два десятка амазонок с копьями и луками в руках. Они стали метаться у воды, выкрикивая угрозы и проклятья.
Мы отплыли от берега не более чем на сто ярдов, когда амазонки притащили откуда-то пирогу, сели в нее и бросились в погоню. Против двух наших весел у них было порядка дюжины, и расстояние между пирогами сразу стало быстро сокращаться.
Лу-лу бросила весло и с криком «Прощай, Робин!» нырнула с кормы в воду. Показавшись на поверхности, она под радостные крики амазонок поплыла к ним. И тут же в мою сторону полетели стрелы. Они вонзались в пирогу совсем рядом со мной. Я укрылся за парусом и пригнулся как можно ниже. Так грести было очень сложно, лодка едва двигалась, и я понял, что минуты моей жизни сочтены.
Неожиданно со стороны амазонок раздался шум странной суматохи. Я выглянул из-за паруса и увидел, что мои преследователи плавают в воде рядом с перевернутой пирогой. Я понял, что это Лу-лу опрокинула их посудину. Сразу несколько разъяренных амазонок, окружив Лу-лу, наносили ей удары копьями. Она отбивалась, как могла, пока не исчезла под водой. Слезы выступили из моих глаз.
Но предаваться горю не было времени: хотя амазонки, оказавшиеся без пироги, были мне теперь не страшны, от берега уже отчаливал другой отряд… Я снова взялся за весла. Я греб и все посматривал с надеждой на парус, едва колеблемый ветром.
Родной мой остров показался только на исходе дня. Его вершины пламенели в лучах заходящего солнца. Я стал грести с утроенной силой и уже через час, не сдерживая слез, целовал его шершавые камни.
Я не знал тогда, что этот остров станет моим приютом еще более чем на двадцать лет.
Четверть века спустя, просматривая газету «Дейли курант», я обнаружил заметку, под названием «Привет неизвестному Робину из Южной Атлантики». Привожу ее почти дословно.
«Капитан Джек Уилшир, вернувшийся в Портсмут после плавания в Бразилию, сообщил, что он обнаружил в Южной Атлантике остров, которого ранее не было на картах. Обитающие на острове туземцы встретили экипаж корабля с чрезвычайным дружелюбием. Удивительно, но многие из них отличались вполне светлой кожей. А молодого вождя племени вообще легко можно было принять за европейца.
Больше же всего Джек Уилшир и его спутники поразились, когда мать вождя обратилась к ним на английском языке. Она спросила, не знаком ли им Робин из племени Англия? Джек Уилшир ответствовал, что он сам из «племени» Англия, но племя это очень велико, и в нем так много Робинов, что всех знать невозможно.
Прощаясь, мать вождя попросила передать Робину, если он вдруг появится в Англии, что многочисленные сыновья и дочери Робина ждут его возвращения на остров, чтобы воздать ему великие почести и как отцу, и как основателю правильной веры; что бедная Лу-лу тоскует по Робину и каждый день обращает к Великой Куне страстные мольбы о его возвращении»