зачем биться если можно договориться
Зачем биться если можно договориться
Уилл Тернер: Тебе надо найти ключ?
Джек Воробей: Нет. Тебе надо найти ключ. Ведь эта находка позволит тебе выявить в ходе поисков путь к обретению средства для спасения твоей обожаемой, несравненной зазнобы. Смекаешь?
Уилл Тернер: Это спасёт Элизабет?
Джек Воробей: Ты много знаешь про Дейви Джоунса?
Уилл Тернер: Немного…
Джек Воробей: Да! Это спасёт Элизабет!
Will Turner: You want me to find this?
Jack Sparrow: No. You want you to find this, because the finding of this finds you incapacitorially finding and locating in your discovering a way to save your dolly belle, or what’s-her-face. Savvy?
Will Turner: This is going to save Elizabeth?
Jack Sparrow: How much do you know about Davy Jones?
Will Turner: Not much.
Jack Sparrow: Yeah, it’s going to save Elizabeth.
Джек Воробей: Друзья, не бойтесь! С Тиа Дальмой я давно в дружбе, не разольёшь водой. Мы с ней как брат с сестрой… были… в прошлом… давно…
Джошами Гиббс: Не беспокойся, я прикрою твой зад.
Джек Воробей: Я больше беспокоюсь за перед.
Jack Sparrow: No worries, mates. Tia Dalma and I go way back. Thick as thieves. Nigh inseparable, we are… were… have been… before…
Joshamee Gibbs: I’ll watch your back.
Jack Sparrow: It’s me front I’m worried about.
Тиа Далма: Но он как-то наткнулся на камень преткновения всех мужчин.
Уилл Тернер: Что это за камень?
Тиа Далма: И правда, что это?
Джошами Гиббс: Море?
Пинтел: Алгебра?
Раджетти: Дихотомия добра и зла?
Джек Воробей: Бабы.
Tia Dalma: Until he ran afoul of that which vexes all men.
Will Turner: What vexes all men?
Tia Dalma: What indeed?
Joshamee Gibbs: The sea?
Pintel: Sums?
Ragetti: The dichotomy of good and evil?
Jack Sparrow: A woman.
Жизнь так жестока, почему жизнь за гробом должна быть иной?
Life is cruel. Why should the afterlife be any different?
— Дейви Джонс
Дейви Джонс: Ты с этим сможешь жить? Ты обрекаешь другого человека на вечные оковы, а сам будешь веселиться, гулять и пить?
Джек Воробей: Ммм, да. Это по мне.
Davy Jones: Can you live with this? Can you condemn an innocent man, a friend, to a lifetime of servitude in your name while you roam free?
Jack Sparrow: Yep. I’m good with it.
Наряд тебе не идёт. Уж либо платье, либо ничего. А у меня на «Жемчужине» платьев нет. — к Элизабет
This clothes do not flatter you. It should be a dress or nothing. I happen to have no dress in my cabin.
— Джек Воробей
Джек Воробей: Интуиция и знание женской натуры говорят мне, что ты в раздумьях…
Элизабет: Не думала что свадьба сорвётся… Так замуж хочется…
Jack Sparrow: My intuitive sense of the female creature informs me that you are troubled.
Elizabeth: I just thought I’d be married by now. I’m so ready to be married.
Люблю эти моменты. Особенно люблю их упускать. — про совершение им добрых поступков
I love those moments. I like to wave at them as they pass by.
— Джек Воробей
Зачем биться, если можно договориться…
Why fight when you can negotiate?
— Джек Воробей
Женщина на корабле не к добру. Даже маленькая.
It’s bad luck to have a woman on board, too. Even a miniature one.
— Джошами Гиббс
Работник порта: Пришвартоваться у причала стоит шиллинг. И назови своё имя.
Джек Воробей: Может быть, лучше три шиллинга? А имя — чёрт с ним.
Работник порта: Добро пожаловать в Порт-Ройал, мистер Смит.
Port worker: It’s a shilling to tie up your boat at the dock. And I shall need to know your name.
Jack Sparrow: What do you say to three shillings, and we forget the name?
Port worker: Welcome to Port Royal Mr.Smith
Офицер: Гражданским запрещён вход на эту пристань!
Джек Воробей: Глубоко сожалею — не знал. Если встречу их, поставлю вас в известность.
Officer: This dock is off limits to civilians.
Jack Sparrow: I’m terribly sorry. I didn’t know. If I see one, I shall inform you immediately.
Джек Воробей: Я намерен реквизировать корабль, набрать людей на Тортуге, чтобы вершить разбой на потребу своей чёрной душе.
Мартогг: Я же сказал — не лгать!
Маллрой: Кажется, он и не лжёт.
Мартогг: Будь это правда, он бы нам не сказал.
Джек Воробей: Только если б не знал, что истине вы не поверите.
Jack Sparrow: It is my intention to commandeer one of these ships, pick up a crew in Tortuga, raid, pillage, plunder, and otherwise pilfer my weaselly black guts
Murtogg: I said «no lies!»
Mullroy: I think he’s telling the truth.
Murtogg: If he were telling the truth, he wouldn’t have told us.
Jack Sparrow: Unless of course you wouldn’t believe the truth even if he told it to you.
Офицер: Я бы не додумался.
Джек Воробей: Ты явно не бывал в Сингапуре.
Officer: I never would’ve thought of that.
Jack Sparrow: Clearly you’ve never been to Singapore.
Норрингтон: Вы самый жалкий из всех пиратов, о которых я слышал.
Джек Воробей: Но вы обо мне слышали!
Norrington: You are, without doubt, the worst pirate I’ve ever heard of.
Jack Sparrow: But you have heard of me.
Колкость глаз не колет.
Sticks and stones, love.
— Джек Воробей
Вам запомнится этот день, когда чуть не был пленён капитан Джек Воробей!
You will always remember this as the day that you almost caught Captain Jack Sparrow.
— Джек Воробей
Лицо знакомое… Я угрожал тебе прежде?
You seem familiar. Have I threatened you before?
— Джек Воробей
Джек Воробей: Кто куёт эти мечи?
Уилл Тернер: Я кую! И упражняюсь в фехтовании по три часа в день.
Джек Воробей: Лучше найди себе девушку!
Jack Sparrow: Who makes all these?
Will Turner: I do. And I practice with them three hours a day.
Jack Sparrow: You need to find yourself a girl mate.
Цитаты на тему «драка»
С дамой драться — нонсенс.
Зачем биться, если можно договориться.
— Врежь мне по лицу.
— Врезать тебе?
— Меня что, плохо слышно?
— Я всегда слышу «врежь мне», когда ты говоришь, но обычно это подтекст, не более.
После драки всё остальное в твоей жизни становится приглушенным. Ты можешь справиться с чем угодно.
(После боя шумовой фон жизни становится приглушённым. Тебе всё по силам.)
Ну и молодежь пошла! Ты ему в морду, а он сразу в драку.
Если тебя ударили по правой щеке, подставь левую, затем уйди под локоть и снизу в челюсть.
Я хотел бы вам ударить в зубы, но почему я должен улучшать ваш внешний вид?
— Прекратите драку!
— Успокойся. Для них это единственная возможность найти общий язык. Для нас это драка, а для них — дружеская беседа.
Между тем моментом, когда противник готовиться тебя ударить, и тем, когда ты получишь в рожу, проходит бесконечность.
Чашечки, в том числе и твои коленные, тоже нужно разбить.
Тварь хочет драки? Тварь её получит.
А если ты никогда не дрался, то боишься всего на свете: боишься боли, боишься того, что не сможешь справиться с противником.
Пираты Карибского моря: Сундук мертвеца
«Пира́ты Кари́бского мо́ря: Сунду́к мертвеца́» (англ. Pirates of the Caribbean: Dead Man’s Chest ) — продолжение серии пиратских фильмов с Джонни Деппом, Орландо Блумом и Кирой Найтли в главных ролях.
Режиссёр: Гор Вербински. Сценаристы: Терри Росси, Тед Эллиотт и Джей Уолперт.
Теглайн: «Jack is back! Never trust a pirate!»
Цитаты [ править ]
Джек Воробей: Ключа-то нет. И то, что им отпирается, нельзя открыть. Ну и зачем искать то, что нужно открыть и чего нет, не раздобыв ключ, которым оно отпирается?
Джошами Гиббс: То есть нужно ключ найти.
Джек Воробей: Ты не понял ничего.
Jack Sparrow: If we don’t have the key, we can’t open whatever we don’t have that it unlocks. So what purpose would be served in finding whatever need be unlocked, which we don’t have, without first having found the key what unlocks it?
Joshamee Gibbs: So we’re going after this key.
Jack Sparrow: You’re not making any sense at all.
Джек Воробей: Я сплю?
Прихлоп Билл: Нет.
Джек Воробей: Так и знал… Во сне был бы ром.
Jack Sparrow: Is this a dream?
Bootstrap Bill: No.
Jack Sparrow: I thought not. If it were, there’d be rum.
ГУБЕРНАТОР Суонн, друг! Или я парик ношу, чтоб голова не мерзла?!
Governor Swann, still. Do you think I wear this wig to keep my head warm?
Катлер Бекетт: Вы тоже считаете, что долг, честь и остальная ерунда больше не в чести в этом мире?
Элизабет: А что в чести?
Катлер Бекетт: Одни лишь деньги, власть, могущество!
Cutler Beckett: No doubt you’ve discovered that loyalty is no longer the currency of the realm, as your father believes.
Elizabeth: Then what is?
Cutler Beckett: I’m afraid currency is the currency of the realm.
Учтите при расчётах то, что вы лишили меня брачной ночи.
Consider into your calculations that you robbed me of my wedding night.
Уилл Тернер: Элизабет и так в тюрьме за то, что помогла тебе!
Джек Воробей: Правильно, за свои ошибки рано или поздно приходиться платить.
Will Turner: She is locked up, bound to hang for helping you.
Jack Sparrow: There comes a time when one must take responsibility for one’s mistakes.
Джек Воробей: Нам надо зайти в дельту реки.
Джошами Гиббс: Нам надо… в смысле, не помешает, будет не лишним, но в общем-то не обязательно?
Джек Воробей: Нет. Категорически острая нужда.
Jack Sparrow: We have a need to travel upriver.
Joshamee Gibbs: By need, do you mean a trifling need? Fleeting? As in, say, a passing fancy?
Jack Sparrow: No, a resolute and unyielding need.
Уилл Тернер: Тебе надо найти ключ?
Джек Воробей: Нет. Тебе надо найти ключ. Ведь эта находка позволит тебе выявить в ходе поисков путь к обретению средства для спасения твоей обожаемой, несравненной зазнобы. Смекаешь?
Уилл Тернер: Это спасёт Элизабет?
Джек Воробей: Ты много знаешь про Дейви Джоунса?
Уилл Тернер: Немного…
Джек Воробей: Да! Это спасёт Элизабет!
Will Turner: You want me to find this?
Jack Sparrow: No. You want you to find this, because the finding of this finds you incapacitorially finding and locating in your discovering a way to save your dolly belle, or what’s-her-face. Savvy?
Will Turner: This is going to save Elizabeth?
Jack Sparrow: How much do you know about Davy Jones?
Will Turner: Not much.
Jack Sparrow: Yeah, it’s going to save Elizabeth.
Джек Воробей: Друзья, не бойтесь! С Тиа Дальмой я давно в дружбе, не разольёшь водой. Мы с ней как брат с сестрой… были… в прошлом… давно…
Джошами Гиббс: Не беспокойся, я прикрою твой зад.
Джек Воробей: Я больше беспокоюсь за перед.
Jack Sparrow: No worries, mates. Tia Dalma and I go way back. Thick as thieves. Nigh inseparable, we are… were… have been… before…
Joshamee Gibbs: I’ll watch your back.
Jack Sparrow: It’s me front I’m worried about.
Тиа Далма: Но он как-то наткнулся на камень преткновения всех мужчин.
Уилл Тернер: Что это за камень?
Тиа Далма: И правда, что это?
Джошами Гиббс: Море?
Пинтел: Алгебра?
Раджетти: Дихотомия добра и зла?
Джек Воробей: Бабы.
Tia Dalma: Until he ran afoul of that which vexes all men.
Will Turner: What vexes all men?
Tia Dalma: What indeed?
Joshamee Gibbs: The sea?
Pintel: Sums?
Ragetti: The dichotomy of good and evil?
Jack Sparrow: A woman.
Жизнь так жестока, почему жизнь за гробом должна быть иной?
Life is cruel. Why should the afterlife be any different?
Что за варварство?! Взрослые мужчины так свои споры не. Ладно! Давайте. колоть и резать друг друга! Так решать все вопросы! С меня довольно! О-сто-чер-те-ли еле стоящие на ногах. ПИРАТЫ.
This is barbaric! This is no way for grown men to settle. Oh, FINE! Let’s just. haul out our swords and start banging away at each other, that will solve EVERYTHING! I’VE HAD IT! I’VE HAD IT WITH WOBBLY-LEGGED. RUM-SOAKED. PIRATES!
Дейви Джонс: Ты с этим сможешь жить? Ты обрекаешь другого человека на вечные оковы, а сам будешь веселиться, гулять и пить?
Джек Воробей: Ммм, да. Это по мне.
Davy Jones: Can you live with this? Can you condemn an innocent man, a friend, to a lifetime of servitude in your name while you roam free?
Jack Sparrow: Yep. I’m good with it.
Наряд тебе не идёт. Уж либо платье, либо ничего. А у меня на «Жемчужине» платьев нет. — к Элизабет
This clothes do not flatter you. It should be a dress or nothing. I happen to have no dress in my cabin.
Джек Воробей: Интуиция и знание женской натуры говорят мне, что ты в раздумьях…
Элизабет: Не думала что свадьба сорвётся… Так замуж хочется…
Jack Sparrow: My intuitive sense of the female creature informs me that you are troubled.
Elizabeth: I just thought I’d be married by now. I’m so ready to be married.
Люблю эти моменты. Особенно люблю их упускать. — про совершение им добрых поступков
I love those moments. I like to wave at them as they pass by.
Пираты Карибского моря: Сундук мертвеца (Pirates of the Caribbean: Dead Man’s Chest)
Зачем биться, если можно договориться..
Другие цитаты по теме
Если есть разговор, то уже не до драки, надо только говорить и говорить, а чем дольше говоришь, тем меньше желания начинать.
Разговор умного с дураком — это попытка втиснуть содержимое большого дорожного чемодана в дамскую сумочку.
— А вы тут откуда, сэр? — в это же самое время мучил вопросами учителя Цивик. – Зачем?
— Обычай есть такой у смертных, — снял шлем с пояса наемник. — Когда мосты новые испытывают, строители снизу в лодках стоят. Так где я, по-твоему, должен быть, когда мои ученики лезут в драку?
Чем громче вы разговариваете, тем тише вас услышат.
Обычный разговор, который ведется почти всеми мужчинами наедине с проститутками, который заставляет их лгать почти механически, лгать без огорчения, увлечения или злобы, по одному престарому трафарету.
Манера говорить чрезвычайно важна. В древности один мудрец сказал: «Мягкое слово усмиряет гнев». Ваш супруг раздражен, он горячится, он резок. Если вы выбираете любовь, вы не ответите ему тем же. Вы примите эти слова просто как информацию о его чувствах. Вы выслушаете, как он воспринимает происшедшее, почему ему больно. Вы попытаетесь встать на его место и взглянуть на все его глазами. А потом мягко, по-доброму выскажете свою точку зрения. Если вы поступили несправедливо, вы признаете это и извинитесь. Если же просто он неверно истолковал ваше поведение, вы сможете это ему объяснить. Вы попробуете понять его и помириться, вы не будете отстаивать свое мнение как единственно верное. Это и есть зрелая любовь – любовь, к которой мы стремимся, если хотим расти в браке.
Беседа с дураком котла пустого хуже. Он пуст внутри, при том, что закопчен снаружи.
Феликс Кривин. Притчи о жизни
Я дрался в жизни один раз, да и то не с тем, с кем следовало. И вовсе не потому, что не встречал людей, с которыми следовало подраться. Таких людей я встречал, но с ними я не дрался, а здоровался за руку, улыбался им, как лучшим друзьям. Потому что я уже был воспитанным человеком. А в тот раз, когда дрался, я еще не был воспитанным человеком, меня тогда только еще воспитывали.
На нашей улице все между собой передрались и выяснили, кто сильнее, а кто слабее. На мою долю выпал мальчик, худой и болезненный, с головой, неуверенно сидящей на тонкой шее, и длинным носом, свисавшим вниз, словно уже заранее признавая свое поражение. С кончика носа свисала маленькая прозрачная капелька, и мальчик шумно втягивал ее в нос, как втягивает проводник пассажира, повисшего на ступеньке, когда дан уже сигнал к отправлению. Но пассажир опять повисал, словно еще не со всеми там, на станции, попрощался, а мальчик снова и снова его втягивал, а потом резко провел под носом рукой, окончательно высаживая его из поезда. Но тут, неизвестно откуда взявшись, пассажир снова повис.
И туда, в это место, где уже развивались какие-то драматические события, я ткнул кулаком, и пассажир сразу покраснел и на ходу выпрыгнул из поезда, а за ним стали прыгать остальные, такие же красные, как и он.
— Юшка пошла, — констатировал кто-то из судейской коллегии, и драка была приостановлена из-за явного неравенства сил.
Я не запомнил, как звали этого мальчика. Тех, кого бьют, обычно не запоминают, — запоминают тех, которые бьют.
Мне не хотелось его бить, просто такая сложилась ситуация. Потом сложилась другая ситуация, и мы с ним вместе гоняли в футбол, лазили по крышам и смотрели, как бьют кого-то третьего. И опять менялась ситуация, и снова кто-то кого-то бил, пусть не кулаками, а словами, по-взрослому, но это получалось еще больней.
Когда взрослый бьет взрослого, это не всегда даже видно. Стоят и разговаривают. Сидят и разговаривают. И все же, если внимательно присмотреться, то увидишь, как маленькие красные человечки панически выпрыгивают на ходу, поезд идет, как и шел, но у них у каждого внутри катастрофа.
Другие цитаты по теме
Я запомнил небо над Снигиревкой в обрамлении четырех стен, похожее на картину, на которой изображение все время меняется, а тема остается прежней: немецкие самолеты.
Маленькая станция Снигиревка. Я даже не заметил, были ли там другие дома. Я запомнил всего один дом, вернее, развалины одного дома.
И небо в развалинах.
Когда смотришь на небо из развалин, кажется, что оно тоже в развалинах. Разрушено и перечеркнуто крестами вражеских самолетов.
Я стою под стеной и смотрю на квадрат неба в развалинах.
В одно и то же место дважды не попадают, поэтому при бомбежке лучше всего прятаться в развалинах.
Я теснее прижимаюсь к развалинам. Эти стены мне чужие, но я прижимаюсь к ним, как к родным. Больше, чем к родным: к родным стенам я так не прижимался.
Когда в тебя попадают, не целясь, а, наоборот, промахиваясь, это не только больно, это унизительно. Целились в кого-то, а попали в тебя. Попали, даже не удостоив тебя вниманием.
Кресты бомбардировщиков проходят над вами, равнодушно сбрасывая свой груз. Кресты истребителей пикируют, расстреливая нас из пулеметов.
Как будто с нами играют в крестики-нолики: они в небе крестики, а мы нолики на земле.
Всякий раз, когда меня заставляют почувствовать себя ноликом на земле, я вспоминаю небо над Снигиревкой.
Пацаны — режут, бабы — стреляют, дети — бутузят, взрослые — умом меряются! Вот настоящее поле боя — серое вещество.
Вода вытекала из трубы и, пробежав по длинному деревянному желобу, падала с высоты, достаточной, чтобы считать ее водопадом.
Можно было считать ее водопадом, любуясь ею со стороны, а можно было лечь в желоб и дотечь по нему вместе с ней, а потом рухнуть вниз головой с высоты нескольких метров. Тогда можно было почувствовать то, что чувствует водопад.
В то лето я был водопадом.
Мы ложились животами на плоское дно желоба, протекали по нему и падали. как мы падали! Это было лучшее из всех падений, какие мне пришлось в жизни испытать.
Я никогда не был ветром, — наверно, это тоже замечательно. Дуешь и летишь. Сам дуешь и сам летишь — сам себе ветер и парус. Я никогда не был громом, снегом, дождем.
Но водопадом я был. Это удивительное ощущение.
Быть дождем, ветром или даже просто шорохом, запахом на земле удивительное ощущение.
Быть природой великолепно, хотя, наверное, нелегко. Тянуться к небу деревом или малой травинкой — сильное ощущение. Возможно, даже более сильное, чем косить и рубить дрова.
Первое мое стихотворение было о победе Красной Армии над фашизмом. О неизбежной победе — в том случае, если фашисты нападут на нашу страну.
Я переписал это стихотворение на бумажку и отнес воспитательнице в детский сад. Мне было шесть лет, но я всем говорил, что на самом деле мне девятнадцать. Я не мог допустить мысли, что живу на свете так мало лет.
Это было время не только оптимистических надежд, но и разочарований. Как раз тогда я узнал, что наше Солнце погаснет через столько-то миллиардов лет. Я плакал так, как не плакал еще ни разу в жизни: я не ожидал такого скорого конца. Но об этом я все же не написал, а написал о победе Красной Армии над фашизмом.
Воспитательница прочитала стихи и потребовала мою фотографию. Я очень живо себе представил: моя фотография висит на стене, а под ней стихотворение о победе Красной Армии над фашизмом. Все будут ходить и читать, а кто еще не умеет читать, будет смотреть на мою фотографию.
У меня не было отдельной фотографии, и я отрезал себя от сестры, считая, что в дальнейшем сестра мне здесь не понадобится. На дороге славы наши с ней пути разошлись.
В тот же день моя фотография красовалась на стене, но под ней не было стихотворения. Под ней стояла обидная подпись: «Гава» — что по-украински означает «ворона». То есть, разиня.
Я знал за собой это качество, но не ожидал в нем упрека сейчас, когда сам принес эту фотографию. В то время я еще не знал слова «непедагогично», но чувствовал, что со мной поступили нехорошо.
И я бросил писать стихи, поняв, что слава — это обман, что она жестоко оборачивается против человека.
Снова я стал писать лишь во время войны, когда началась битва с фашизмом, о которой было написано в моем первом стихотворении.
В наш город война пришла сразу, и я под выстрелами пробрался домой, чтоб унести во взрослую жизнь фотографии нашего детства.
Этот альбом сохранился. Там, на фотографии, сестра прильнула к кому-то, кого рядом с ней больше нет, кто ушел за славой и не вернулся назад, как не возвращаются те, кто уходит за славой.
А в остальном все осталось по-прежнему, и солнцу светить еще столько же — без каких-то сорока с лишним лет все те же столько-то миллиардов.
Взрослые, как заметила Мария, чаще всего обсуждают погоду или гадают вслух: что же может произойти. Поэтому для настоящего разговора гораздо лучше подходят вещи. Или — животные. Иногда — деревья и растения. Порой то, что они говорят, утешает, порой — неприятно, но это, по крайней мере, настоящий разговор. Для душевных откровений она всегда выбирала только часы. А если так поболтать, годится почти всё.
Взрослые никогда не верят, если вы говорите с ними всерьез.
Была у меня в детстве мечта — побывать на станции Миллерово. Каждое лето я садился в поезд Одесса — Миллерово, ее ехал только до станции Первомайск. Потому что в Первомайске у меня жила бабушка, а в Миллерове у меня никто не жил. Но если садишься в поезд Одесса — Миллерово, хочется доехать до самого конца, а не сходить в начале пути в городе Первомайске.
Что-то подобное я испытал, когда, уже взрослым человеком, летал из Одессы в Киев на самолете Одесса — Владивосток. Даже как-то неловко было выходить в Киеве. Сосед мой летел во Владивосток, мы только начали разговор, рассчитанный до самого Владивостока, — и вдруг — извините, — я выхожу в Киеве.
Но однажды чуть не осуществилась моя мечта и я чуть не доехал до станции Миллерово. Тогда все люди поехали не туда, где у них кто-то был, я туда, где у них никого не было. Все поехали, сами не зная куда.
Поезд Одесса — Миллерово уже не ходил, мы поехали на машине, потом на телеге и только с телеги пересели в поезд, который тоже не шел до станции Миллерово. Мы доехали сначала до Запорожья, потом поехали на Ростов, а от станции Аксай было уже совсем близко до станции Миллерово.
Ехали мы в вагоне, в котором раньше возили лошадей. А назывался вагон телятником. Места вое лежачие, на полу, не лежать нельзя: слишком много народу.
Туалета, конечно, для лошадей не построили, а для людей туалеты — прямо среди степи. Остановится поезд, народ высыпет в эту голую степь, где даже негде спрятаться но нужде человеку. Отбегут подальше — но так, чтоб обратно успеть добежать, — женщины присядут, будто копают картошку, мужчины маячат во весь рост спиной к поезду, будто их выслали в дозор. Поезд с места двигался медленно, чтоб все успели вскочить. Кто успел успел, кто не успел — так посреди степи и остался.
Надо было еще свой вагон найти. Вагоны-то все одинаковые, так что надо соседей в лицо знать. Сейчас годами в одном доме живешь и не знаешь, с кем живешь, а тогда так было нельзя: отстанешь от поезда.
Ехали все до конца, чтоб подальше уехать. Куда — у пассажиров не спрашивают, поезд сам знает, куда ему ехать положено. А пассажиру одна забота: в поезде сиди, в степи присаживайся, а ложись только во время бомбежки. Отбежал от поезда, полежал, но и здесь не зевай, чтоб не отстать от поезда.
Люди быстро сближались в этих вагонах для лошадей. Прямо как одна семья. Да что семья! В семье пока сблизятся, десять раз разойдутся. А тут расходиться некуда. От вагона своего не уйдешь.
Что еще сближало людей, так это то, что у них не было отдельных разговоров. Двое говорят, остальные слушают. А то и сами вступают в разговор. А если в этот не интересно, вступай в другой разговор. Или послушай, что говорят другие.
Удобный был поезд. И для лошадей, и для людей. Едешь в нем, и всю дорогу тебе что-то рассказывают. Ну, не тебе, понятно, но все равно что тебе.
А поезд — тук-тук-тук! тук-тук-тук! — будто стучится из войны в мирное время. Дескать, вспомните, люди, как вы тогда ехали в вагонах для лошадей. Как вы тогда жались друг к Другу. Что ж вы теперь от людей отворачиваетесь, что же их лиц, таких близких, не замечаете? Ой, глядите, отстанете от поезда — трудно будет догонять!