дядечка лешечка я с вами так боюсь
Дядечка Лешечка
Где-то году в восемьдесят третьем слухи о скором расселении дома №13 на Тверской под капитальный ремонт стали реальностью. Несколько семей получили новое жилье в каких-то неведомых Ржевках-Пороховых, а новых жильцов на их место не заселили. Постепенно дом пустел, все меньше окон светились по ночам. Люди ждали смотровых листков – кто с надеждой, кто с опаской.
Больше всего боялся переезда дядечка Лешечка. Это был высокий, под два метра, старик, довольно плотного телосложения, но не толстый. Жил он в нашем же подъезде, только тремя этажами выше. Жил совершенно один, родни и близких почему-то не было. Говорили, что дядечка Лешечка моряк на пенсии, всю жизнь бороздил моря и океаны, потому и семьей не обзавелся. Иногда, обычно по праздникам, дядечка Лешечка действительно появлялся в морской фуражке и кителе, благоухающий «тройным» одеколоном сильнее обычного. Водки и коньяков дядечка Лешечка не признавал. Но, надо сказать, норму свою он знал крепко и до полного свинства не напивался никогда.
Я, как всякая безотцовщина, всегда тянулся к взрослым мужикам. Помогал возиться с «Волгой» дяде Леше из соседнего дома, возле милицейской общаги частенько отирался, много друзей тогда завел. И с дядечкой Лешечкой несколько раз болтали «за жизнь». Видимо, это приятельское общение и подтолкнуло его на дальнейшие действия.
Как-то раз, когда мать была на работе, в дверь квартиры позвонили. Глазка в двери не было, цепочки тоже. За дверью орала какая-то музыка, на вопрос «Кто там?» ответа не последовало. Часа через два звонок повторился. Я опять проорал «Кто там?» и, видимо, сумел переорать музыку.
– Сережа, это дядечка Лешечка!
Открыл дверь. Дядечка Лешечка, будучи в изрядном подпитии, протянул мне маленький радиоприемник «Юнга». Был такой, стоил тринадцать рублей.
Отказаться я не сумел, дядечка Лешечка тяжело потопал на свой этаж.
Вечером, малость протрезвев, дядечка Лешечка сделал повторный визит, на этот раз уже к матушке. Долго они сидели на кухне, разговора я не слышал, только суть знаю:
дядечка Лешечка боялся переезжать на новую квартиру, к незнакомым людям, потому просил взять его в мужья. Доводы были разумные: получим отдельную квартиру, а не комнаты в коммуналке. Деньги у него есть, пенсия хорошая, останется все нам, только бы ему спокойно дожить свой век.
Но вот так, с бухты-барахты связаться с совершенно чужим, малознакомым человеком? Который матушке в отцы годился, а мне так просто в деды? Только ради денег? Не по душе все это было.
Естественно, мать отказалась. Дядечка Лешечка получил комнату в доме на улице Тельмана, рядом со строящимися домами. В один из тех домов через пару лет и мы перебрались. Частенько встречались во дворе, но дядечка Лешечка нас уже не узнавал. То ли не хотел, то ли уже не мог. По словам всеведущих старух, дядечка Лешечка все чаще впадал в беспамятство, никого не узнавал и все порывался уехать домой. В свою комнату на Тверской. А найти дом не мог, не помнил как ехать и куда идти.
Вскоре дядечку Лешечку определили в психоневрологический интернат №10, откуда он периодически сбегал. Последний раз я его видел в ноябре 1988-го года. По двору, невзирая на шквальный ветер и снежную метель мчался высокий старик в распахнутом кителе и изломанной фуражке с треснувшим козырьком. Мчался в свой дом, которого у него никогда не было.
Название книги
История болезни
Уткин Сергей Валерьевич
Дядечка Лешечка
Где-то году в восемьдесят третьем слухи о скором расселении дома №13 на Тверской под капитальный ремонт стали реальностью. Несколько семей получили новое жилье в каких-то неведомых Ржевках-Пороховых, а новых жильцов на их место не заселили. Постепенно дом пустел, все меньше окон светились по ночам. Люди ждали смотровых листков – кто с надеждой, кто с опаской.
Больше всего боялся переезда дядечка Лешечка. Это был высокий, под два метра, старик, довольно плотного телосложения, но не толстый. Жил он в нашем же подъезде, только тремя этажами выше. Жил совершенно один, родни и близких почему-то не было. Говорили, что дядечка Лешечка моряк на пенсии, всю жизнь бороздил моря и океаны, потому и семьей не обзавелся. Иногда, обычно по праздникам, дядечка Лешечка действительно появлялся в морской фуражке и кителе, благоухающий «тройным» одеколоном сильнее обычного. Водки и коньяков дядечка Лешечка не признавал. Но, надо сказать, норму свою он знал крепко и до полного свинства не напивался никогда.
Я, как всякая безотцовщина, всегда тянулся к взрослым мужикам. Помогал возиться с «Волгой» дяде Леше из соседнего дома, возле милицейской общаги частенько отирался, много друзей тогда завел. И с дядечкой Лешечкой несколько раз болтали «за жизнь». Видимо, это приятельское общение и подтолкнуло его на дальнейшие действия.
Как-то раз, когда мать была на работе, в дверь квартиры позвонили. Глазка в двери не было, цепочки тоже. За дверью орала какая-то музыка, на вопрос «Кто там?» ответа не последовало. Часа через два звонок повторился. Я опять проорал «Кто там?» и, видимо, сумел переорать музыку.
– Сережа, это дядечка Лешечка!
Открыл дверь. Дядечка Лешечка, будучи в изрядном подпитии, протянул мне маленький радиоприемник «Юнга». Был такой, стоил тринадцать рублей.
Отказаться я не сумел, дядечка Лешечка тяжело потопал на свой этаж.
Вечером, малость протрезвев, дядечка Лешечка сделал повторный визит, на этот раз уже к матушке. Долго они сидели на кухне, разговора я не слышал, только суть знаю:
дядечка Лешечка боялся переезжать на новую квартиру, к незнакомым людям, потому просил взять его в мужья. Доводы были разумные: получим отдельную квартиру, а не комнаты в коммуналке. Деньги у него есть, пенсия хорошая, останется все нам, только бы ему спокойно дожить свой век.
Но вот так, с бухты-барахты связаться с совершенно чужим, малознакомым человеком? Который матушке в отцы годился, а мне так просто в деды? Только ради денег? Не по душе все это было.
Естественно, мать отказалась. Дядечка Лешечка получил комнату в доме на улице Тельмана, рядом со строящимися домами. В один из тех домов через пару лет и мы перебрались. Частенько встречались во дворе, но дядечка Лешечка нас уже не узнавал. То ли не хотел, то ли уже не мог. По словам всеведущих старух, дядечка Лешечка все чаще впадал в беспамятство, никого не узнавал и все порывался уехать домой. В свою комнату на Тверской. А найти дом не мог, не помнил как ехать и куда идти.
Вскоре дядечку Лешечку определили в психоневрологический интернат №10, откуда он периодически сбегал. Последний раз я его видел в ноябре 1988-го года. По двору, невзирая на шквальный ветер и снежную метель мчался высокий старик в распахнутом кителе и изломанной фуражке с треснувшим козырьком. Мчался в свой дом, которого у него никогда не было.
Сопровождавшая нас преподаватель продленного дня Нина Николаевна заметила мои страдания и шепнула Андрюхе:
Вы в детстве передачу «Отзовитесь, горнисты!» смотрели? Я смотрел. В ней частенько показывали всякие пионерские вахты памяти и почетные караулы. Как там красиво пионеры маршируют и салюты отдают при смене караула. Андрюха, судя по всему, эти церемонии не видел. Потому что он расхлябанной походочкой подвалил ко мне и вместо салюта поприветствовал фразой:
– Гони флаг и чеши отсюда!
Я, не будь дурак, начал отнекиваться. Мол, да ладно, я не устал, еще постою. Трифонов кивнул головой и той же расхлябанной походочкой отвалил обратно, бодро отрапортовав ошалевшей Нине Николаевне «Он не хочет!»
Потом, конечно, процедуру передачи флага отрепетировали. Но это «гони флаг» запомнилось крепко.
С пионерским галстуком связана еще одна история.
Дело было летом 1981-го года, когда третий класс уже закончился и свежеиспеченный пионер Сережа Уткин готовился пойти в класс четвертый. Летние каникулы я, как обычно, болтался в городе. Окрестности Тверской улицы, включая Смольнинский сад и закоулки Таврического парка, были излазаны вдоль и поперек. Зона охвата моих прогулок постепенно увеличивалась, в качестве средства передвижения все чаще использовался транспорт общественный.
Из-за чего в этот раз меня понесло в неизведанные края уже не помню. Скорее всего, в кармане завелся неожиданный полтинник. В смысле, пятьдесят копеек. Которые настоятельно требовали пустить их в оборот. Проще говоря, приспичило купить что-нибудь ненужное. А что? Обожраться мороженым или пирожками? Неинтересно. Просадить в игровых автоматах или на аттракционах Таврического парка? Десять минут сомнительного веселья того не стоят. В кино идти неохота, да и хорошие фильмы там нечасто показывают.
Оставалось заглянуть в игрушечный магазин. Но вот беда: ближайший магазин на Суворовском проспекте закрыли и, похоже, навсегда. Куда бедному школяру податься?
– Съезди в ДЛТ, чего тут думать? – присоветовал кто-то из приятелей.
В Доме ленинградской торговли я бывал один раз. В старой школе талончики на школьную форму выдавали с меткой Гостиного двора, а талоны новой полагалось отоваривать в ДЛТ. Есть такие, кто не слышал про талоны на форму? Теперь знайте: вот это счастье продавалось исключительно по талонам.
Школьная форма для учеников 1-7 классов и талон на приобретение школьной формы
А вы думали, что просто пришел и купил форму? Не, ребята. Как завещал великий Ленин, социализм – это учет. Правда, есть версия, что это неточная цитата, полностью фраза звучит так: «Социализм – это учет всего того, что не успели скоммуниздить!» Как бы то ни было, а в августе восьмидесятого мы тоже получили красивую бумажку с приглашением в универмаг ДЛТ. За год учебы я напрочь забыл где это ДЛТ находится и как до него добираться. В ответ на эти слова приятель снисходительно хмыкнул и ткнул пальцем в сторону автобусной остановки:
– Садишься на «двадцать шестой», у него конечная остановка напротив универмага.
Просто для справки: Дом ленинградской торговли по сию пору находится на Большой Конюшенной улице, в советские времена – улице Желябова. Самый простой способ доехать от Тверской до Желябова это сесть на троллейбус №5 или №7 и проехать всего-то десять остановок. На дорогу уходило минут двадцать максимум.
Но мы ж легких путей не ищем! Поэтому я дождался, когда к остановке приползет желтая кишка «Икаруса» с табличкой «26» на лобовом стекле. Сели, поехали.
В отличие от троллейбусов, «двадцать шестой» петлял будто заяц, запутывающий следы. Покрутившись в закоулках в районе Литейного, автобус выгреб на улицу Пестеля, переполз по мосту через Фонтанку и неспешно потрюхал мимо Летнего сада к Марсовому полю.
Лучше бы я тогда смотрел в другую сторону! При виде гранитных глыб мемориального кладбища меня вдруг накрыл приступ пионерской сознательности и советского патриотизма. Фиг его знает почему, но в голове колом засела мысль, что я должен немедленно, вот прямо сейчас прийти на могилы революционеров, встать над плитой с именем Коти Мгеброва-Чекана и отдать пионерский салют.
Сейчас самому смешно и стыдно. Чего накатило вдруг такое? Вон под боком памятник юным героям обороны Ленинграда, мимо стенда с портретами Володи Дубинина, Зины Портновой и Лени Голикова чуть не каждый день ходил. И ничего! А тут прямо религиозно-фанатичный экстаз какой-то.
Из автобуса я не выскочил лишь потому, что был в совершенно непарадной рубашке и без галстука. Не застал я те времена, когда пионеры круглосуточно таскались в галстуках. Впрочем, может где-то и были такие, но в Питере я таких не встречал. Пионерский галстук был элементом школьной формы – и только. Поэтому я докатился до конечной остановки, рысью проскакал по первому этажу ДЛТ и рванул обратно. Купил чего или остался при своем полтиннике уже не помню. Скорее всего, уехал без покупок, потому что патриотический зуд свербел все сильнее.
Прискакал на остановку, дождался автобуса. Когда проезжали мимо Марсова поля, в мозгу почему-то крутилось «Дремлет притихший северный город», а по коже ползли мурашки величиной с горошину. Всю дорогу до дома хотелось крикнуть водителю «Что вы плететесь? Гоните до Тверской без остановок!»
Наконец, приехали. Вылетев из автобуса, я пронесся по двору-колодцу, взлетел на второй этаж, распахнул дверь квартиры и проскакал в свою комнату. Метнулся к тумбе с бельем и.
Вот бы поглядеть на мою физиономию, когда я обнаружил, что в чистом белье форменной белой пионерской рубашки нет. И просто светлой рубашки тоже нет. Из белой одежды в ящике тумбы нашлась только футболка, но на роль парадной пионерской формы она не годилась.
Церемонию отдачи салюта на могиле юного революционера Коти пришлось отложить. Сперва выяснилось, что из парадной рубашки я уже вырос. А затем и пионерско-религиозный зуд куда-то исчез. Через две недели я совершенно спокойно проезжал мимо Марсова поля. Там и без меня каждый год десятки новых пионеров принимали. С цветами, торжественными обещаниями и салютами.
Как я уже говорил, школа 154 была школой продленного дня. Это значит, что абсолютно все были обязаны оставаться на продленку. Если какой кружок или секция – неси справку с указанием графика занятий, в эти дни будут отпускать.
С одной стороны это хорошо. Для родителей – всегда знают где их чадо, что оно вовремя накормлено и уроки вызубрило. Для собственно чад продленка была жуткой тягомотиной. Классный руководитель нами занимался только в дневную смену, продленку вел другой педагог. У нас это была Нина Николаевна, дама предпенсионного возраста, с внешностью графини из фильма «Бронзовая птица». Ну, может, чуть посимпатичней. И – любительница приложиться к бутылке. В дни, когда Нина Николаевна была в адекватном состоянии, мы гуляли по Таврическому саду, могли всем классом сходить в ближайший кинотеатр или в музей Суворова, благо тоже рядом.
Но в тот вечер наша продленная дама маялась мигренью. То есть, это она так объяснила. На самом деле имели место быть обыкновенный перепой накануне и неправильный опохмел с утра. После обязательной программы (обед, прогулка, уроки) нас загнали в школьную игротеку, велев не греметь, не шуметь и вообще вести себя тихо.
Ага. Кто-нибудь видел мальчишку, заколотившего победный гол в настольном хоккее и не издавшего при этом вопль, которому позавидовал бы сам Чингачгук? Минут через десять несколько «индейцев» были выставлены в коридор, на перевоспитание. В том числе и ваш покорный слуга.
А в коридоре, между прочим, скучно. Я минут пять поперевоспитывался, а потом решил – а какого хрена я тут сижу? Портфель со мной, до дома полсотни метров. Ну и пошел домой.
Где-то через час из школы прискакали гонцы, Сережка Барабанов и еще один пацан, имя которого я забыл. А может, Барабан один примчался. Не суть. Мне передали высочайшее повеление немедленно явиться пред протрезвевшие очи продленной дамы. Я, как порядочный возмутитель спокойствия, сперва повыпендривался и поотнекивался, но все-таки пошел. Выслушал длинную нотацию что так делать нельзя, что за меня отвечают и что случись со мной какая-нибудь неприятность, то отвечать Нине Николаевне. Выдавив из меня древнее как мир «Я больше не буду», воспитательница скорбно покачала головой, отпустила мне мои прегрешения и допустила до игротеки.
И Брежнев такой молодой.
Вслед за пресс-секретарем товарища Путина товарищем Песковым российские средства массовой дезинформации до усе. В смысле, усердно рассказывают каким великим вождем и национальным лидером был товарищ Брежнев. К тридцатой годовщине смерти Леонида Ильича даже сериал «Брежнев» показали. Видимо, таким макаром хотят объяснить народу, что ежели Брежнев в свои семьдесят с лишним страной правил, то Путину в его шестьдесят сам Бог в лице Патриарха велел.
Мировой дед
– Я к вам зашёл, но, кажется, не весь! – сказал дед, растянувшись на пороге.
Он лежал на животе в прихожей, а ноги торчали из открытой двери на лестничной площадке.
– А вот и не больно! – заплясали в дедовых глазах весёлые чёртики.
Он тут же вскочил и как ни в чём не бывало подмигнул Лёшке:
– Ну что, готов?
Лёшка из стороны в сторону помотал спутанными после сна кудряшками.
– Эх ты, сонная тетеря! – улыбнулся дед. – Живо завтракать! И в экспедицию. Ну и я с вами чайку попью.
Сегодня по плану у них был зоопарк.
– А в колбасе ничего полезного! – важно сказал Лёшка, когда дед положил в рот бутерброд с колбасой. – Мяса в ней нет. Бабушка сказала, что лучше творога поесть.
– В твороге тоже мяса нет, – со знанием дела заметил дед и положил в рот второй бутерброд.
Дед у Лёшки был мировой.
– Значитца так! – потирая руки, всякий раз приговаривал дед.
И Лёшка знал, что всё волшебство на свете совершается с этими словами.
– Вот здоровско! – прыгал вокруг деда Лёшка. – Ещё! Хочу ещё!
– Давай! – отвечал дед и снова потирал руки. – Значитца так!
И волшебство совершалось…
Когда Лёшка был маленький и шлёпался на каждом шагу, дед, хитро улыбаясь, говорил: «Беги скорей ко мне, я тебя подниму!» И Лёшка бежал. «Плыви!» – кричал с берега дед, когда Лёшка вдруг оказывался в огромной луже. «Я не умею. » – пытался объяснить Лёшка. Но дед и слушать не хотел: «Ну, ходить ты тоже не умел!» И Лёшка плыл. Дед научил Лёшку играть в шашки и шахматы, забивать гвозди, строить скворечники, определять стороны света по компасу и время по стрелочным часам, делать свистелки из стеблей растений, ползать по-пластунски, не бояться собак и крепко завязывать шнурки. Он подпиливал маленькие колёсики в Лёшкином велосипеде, и они отваливались по дороге, а Лёшка, ничего не замечая, продолжал ехать на больших. Однажды Лёшка забыл посмотреть «Спокойной ночи, малыши!» и расстроился так, что не хотел ложиться спать. Тогда дед снял телефонную трубку, набрал номер и попросил повторить сегодняшний выпуск передачи завтра. И Лёшка побежал в кровать, чтобы быстрей наступил следующий день. Дед у Лёшки и правда был волшебником! А ещё с дедом можно было носиться по двору с палками, строить дом из картонных коробок, запускать воздушного змея и чувствовать себя абсолютно счастливым.
– Смотри, туканы! – сказала незнакомая тётенька девочке в зоопарке. – Какие нарядные и большеклювые!
– Воробьи, – показал дед на прыгающие по веткам серые мячики в клетке с туканами.
– Олени! Косули! – закричали дети у другого вольера.
– Голуби, – улыбнулся дед гуляющим в вольере пернатым.
– Павлины! – тыкал пальцем мальчик на клетку с птицами. – Фазаны!
– Лёшка, муравей! – разглядел дед спешащего в траве мураша.
– Дед, смотри, кот! – и Лёшка потащил деда к разлёгшемуся в теньке под скамейкой рыжему коту. – Как он смешно спит! Лапку поднял, будто звонит кому-то! У-у-у, какой здоровенный. А пошли погладим лошадку, а? Ну ту, что сено животным возит, помнишь. Мы её в прошлый раз гладили!
И они пошли гладить лошадку, и кататься на карусели, и есть мороженое.
– Ещё хочу! Ещё! – плясал вокруг деда Лёшка. – Вот здоровско!
– Мама просила гулять недолго. Завтра в садик рано вставать.
И они пошли домой.
Утром Лёшкина группа дружно высыпала на игровую площадку. Вдруг издали послышался нарастающий рёв. Мальчишки, открыв рты, застыли у забора. Навстречу им плыли три фигуры в оранжевых скафандрах. На голове у них были прозрачные шлемы, а в руках – непонятные конструкции, похожие на толстую палку. Дяденьки в скафандрах водили шумными «палками» у самой земли, и трава в этом месте таинственным образом исчезала.
– Дяденьки, вы кто? – закричал Лёшка.
Дяденьки, кажется, не слышали. Они всё так же продолжали медленно водить своими загадочными «палками».
– Дяденьки, вы кто? – немного погодя во второй раз крикнул Лёшка.
Но ответа не было. Теперь к забору приклеились и девочки, и вся Лёшкина группа с любопытством разглядывала странные оранжевые фигуры.
– Дяденьки, вы кто?! – завопил Лёшка что было силы.
И тут всё стихло. Один из дяденек снял шлем, отёр пот со лба и сказал:
– Космонавты!
Такого поворота не ожидали даже сами дяденьки, потому что лица у них вытянулись от удивления.
– Дяденьки космонавты! А возьмите меня в ракету! Я тоже в космос хочу! – вдруг выпалил Лёшка.
Дяденьки переглянулись, их лица засветились улыбками.
– А не струсишь? – спросил один из них.
– Не струшу! – твёрдо ответил Лёшка и через секунду добавил: – А деда возьмёте?
– Какого деда?
– Моего!
– Деда не возьмём, – после короткой паузы сказал дяденька. – Ракета небольшая, а нас и так четверо. Нет, дед точно не поместится! – покачал он головой.
– Без деда не полечу! – ответил Лёшка и решительно зашагал к синей жестяной ракете на игровой площадке.
Вечером за Лёшкой пришёл дед.
– Ну, как дела в садике?
– Хорошо! Мы с Юркой подрались! – похвастался Лёшка.
– И что тут хорошего? – вздохнул дед.
– Не знаю… – пожал плечами Лёшка. – А ещё… я без тебя чуть в космос не полетел…
И Лёшка рассказал про космонавтов в оранжевых скафандрах.
– Я без тебя тоже б не полетел! – отозвался дед. – Смотри, что у меня есть!
Он разжал ладонь, и Лёшка увидел красную пятиконечную звёздочку.
– Настоящая, красноармейская! – сказал дед. – Держи!
Лёшкины глаза лучились радостью.
– А хочешь, в субботу в планетарий пойдём? Там космос как на ладони!
uCrazy.ru
