если кричат о патриотизме значит что то украли
На патриотизм стали напирать. Видимо проворовались
На патриотизм стали напирать. Видимо проворовались
Цитаты из
«СИЛА СОБЫТИЙ» (М.Е. Салтыков-Щедрин Собр. соч. в 20 тт. Т. 7 стр163, 164, 167, 169)
Первый вопрос, который разъясняют последние события, — это вопрос об отношении к идее патриотизма бесчисленных паразитов, наполняющих мир………
……… Почти на каждом шагу приходится выслушивать суждения вроде следующих: «правда, что N ограбил казну, но зато какой патриот!» или: «правда, что N пустил по миру множество людей, но зато какой христианин!» — и суждения эти не только не убивают нашу совесть, но даже не удивляют нас. Стало быть, несовместимость таких явлений, как казнокрадство и патриотизм, вовсе не настолько ясна, чтобы можно было считать поставленные выше вопросы окончательно упраздненными. …………
……………. Благодаря обилию фантастических элементов, переполняющих наше воспитание, жизнь с детства кажется нам разделенною на две половины, из которых в одной складываются интересы высшего порядка, в другой — интересы порядка низшего. Связи между этими двумя половинами не полагается ……………………………………………………………………
………… Пользуясь этой разрозненностью, человек может свободно переходить из одной половины в другую и, не возбуждая ни в ком удивления, уравновешивать самые гнусные поступки высокопарными и бессодержательными фразами. Заведомый шулер может утверждать, что человек без добродетели — все равно что тело без души; заведомый прелюбодей может удостоверять, что человек, не соблюдающий семейной чистоты, — все равно что пламя, горящее тусклым и негреющим светом; заведомый казнокрад может объясняться в любви к отечеству..…….
………………………………………………………
Кажется, это произошло оттого, что всякое проходимство является на сцену не иначе как в блеске, свойственном бесстыжеству. Бесстыжество отуманивает; оно на весь мир смотрит в упор и при этом лжет, хвастает, обманывает в глаза. При виде этой беззаветной наглости мнится, что за нею стоит что;-то несокрушимое, что у нее есть какая-то роль в истории. Но, кроме того, бесстыжество обладает еще одним качеством: где бы оно ни появилось, около него сейчас же группируется плотная масса негодяев. Все праздное, буйное, все обуреваемое страстью легкой наживы, живущее хищничеством и набегами, — все с непреодолимою силой влечется к бесстыжеству, устроивается под сению его и в свою очередь образует оплот. ………………………………………………… ……………… Задумайте ограбить, зарезать, перервать горло — нет ничего легче. Будьте лишь настолько быстры в действиях, чтобы предупредить возможность сопротивления со стороны облюбованной жертвы. Застать врасплох, удивить неожиданностью — вот что; требуется. Покуда человек протирает глаза, можно переменить всю его обстановку и даже его самого поставить вверх ногами. ……………………………………………………………………………………………………………………
……………… Идея, согревающая патриотизм — это идея общего блага. Какими бы тесными пределами мы ни ограничивали действие этой идеи (хотя бы даже пространством княжества Монако), все-таки это единственное звено, которое приобщает нас к известной среде и заставляет нас радоваться такими радостями и страдать такими страданиями, которые во многих случаях могут затрогивать нас лишь самым отдаленным образом. Воспитательное значение патриотизма громадно: это школа, в которой человек развивается к воспринятию идеи о человечестве.
Напротив того, идея, согревающая паразитство, есть идея, вращающаяся исключительно около несытого брюха. Паразит настолько подавлен инстинктами личного эгоизма, что не может сознавать себя в связи ни с какою средою, ни с каким преданием, ни с каким порядком явлений. Хотя же и случается, что он предпочитает одну территорию другой и начинает называть ее отечеством, но это не отечество, а только оседлость. Воспитательное значение паразитства
громадно: в этой школе вор мелкий развивается в вора всесветного.
Если кричат о патриотизме значит что то украли
Цитата.
«На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались.»
Вариации.
«Когда начинают часто говорить о патриотизме – значит опять, сильно проворовались».
«Если патриотизм, значит, небось, проворовались».
«Заговорили о патриотизме. Как видно, украсть что-то хотят»
«Если в России начинают говорить о патриотизме, знай: где-то что-то украли.» и т.д.
Авторство.
Народное. Ошибочно приписывается М.Е. Салтыкову-Щедрину.
Использование.
«Сейчас вот опять на патриотизм стали напирать. Напрашивается продолжение от Михаила Евграфовича – «. видать, проворовались»» (Г. Бовт. Есть ли жизнь после Путина. 2017.)
«Как прекрасен и вечен Салтыков-Щедрин! Я однажды час читал по радио цитаты из него – и был завален письмами повторить. Когда в России начинают говорить о патриотизме, знай: где-то что-то украли. И так далее, так далее; самый вечно живой из всех русских классиков.» (М. Веллер. Огонь и агония. 2018)
Вот вы, допустим, совершенно случайно натыкаетесь на такую фразу «На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались». И если эта фраза не была бы подписана именем Салтыкова-Щедрина, едва ли бы вы сообразили, что речь там идет о второй половине XIX века, а не о начале XXI. (Л. Рубинштейн. Знаки внимания. 2018. См. также в колонке 2011 г.)
А уж если о своем великом патриотизме стали усердно разглагольствовать очень большие начальники – об этом феномене исчерпывающе высказался еще Салтыков-Щедрин: «На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались». (Б. Акунин. 2015).
Причем какие-то меры надо предложить конкретные — а из конкретного в голове только Салтыков-Щедрин: «О патриотизме заговорили — значит, проворовались». (Д. Гудков, 2016)
А также десятки других писателей и журналистов.
Происхождение.
Вероятно, из публицистики начала 90-х гг.
В «классическом» виде зафиксирована в январе 2007 г. на anekdot.ru.
Несколько иной вариант использовал в 2005 г. А. Кох:
Для другой группы людей, которая, я ещё раз подчеркну, составляет значительное меньшинство, по сравнению с первой группой, приоритетом является человек, его права и, безусловно, его жизнь. Ради этих ценностей, а не ради территориальной целостности и суверенитета, опять же никакие жертвы не бессмысленны. Вообще, все эти тезисы о территориальной целостности и суверенитете – не более, чем злонамеренное зомбирование людей с целью сохранения власти. Так думает это самое меньшинство. У Салтыкова-Щедрина есть фраза: «Что-то больно на патриотизм напирает, наверное, проворовался». Это классическая артикуляция позиции меньшинства.
Наконец, самая ранняя пока найденная формулировка несколько неожиданно отсылает к статье К. Борового «Личность и государство: кто для кого?»:
Есть в таком государственном патриотизме, проповедуемом действующими чиновниками, бывшими и будущими, одна черта, которая подмечена еще Салтыковым-Щедриным: что-то о патриотизме стали часто говорить, значит сильно воруют. (Сборник «Мифы и факты: 50-летие победы : гуманные ценности и патриотизм», 1995).
Что говорил Салтыков-Щедрин?
Первый вопрос, который разъясняют последние события, — это вопрос об отношении к идее патриотизма бесчисленных паразитов, наполняющих мир. Почти на каждом шагу приходится выслушивать суждения вроде следующих: «правда, что N ограбил казну, но зато какой патриот!» или: «правда, что N пустил по миру множество людей, но зато какой христианин!» — и суждения эти не только не убивают нашу совесть, но даже не удивляют нас. Стало быть, несовместимость таких явлений, как казнокрадство и патриотизм, вовсе не настолько ясна, чтобы можно было считать поставленные выше вопросы окончательно упраздненными.
Причина сближений столь странных и неожиданных бесспорно заключается в общей путанице наших обыденных воззрений на жизнь. Благодаря обилию фантастических элементов, переполняющих наше воспитание, жизнь с детства кажется нам разделенною на две половины, из которых в одной складываются интересы высшего порядка, в другой — интересы порядка низшего. Связи между этими двумя половинами не полагается, а следовательно, не может быть речи и о взаимном питании. Если низшие интересы представляют сброд неосмысленных мелочей, очутившихся рядом без всякого порядка, то интересы высшие представляют совершенно призрачный мир, доступный всевозможным толкованиям и перестановкам. Пользуясь этой разрозненностью, человек может свободно переходить из одной половины в другую и, не возбуждая ни в ком удивления, уравновешивать самые гнусные поступки высокопарными и бессодержательными фразами. Заведомый шулер может утверждать, что человек без добродетели — все равно что тело без души; заведомый прелюбодей может удостоверять, что человек, не соблюдающий семейной чистоты, — все равно что пламя, горящее тусклым и негреющим светом; заведомый казнокрад может объясняться в любви к отечеству.
Идея, согревающая патриотизм — это идея общего блага. Какими бы тесными пределами мы ни ограничивали действие этой идеи. все-таки это единственное звено, которое приобщает нас к известной среде и заставляет нас радоваться такими радостями и страдать такими страданиями, которые во многих случаях могут затрогивать нас лишь самым отдаленным образом. Воспитательное значение патриотизма громадно: это школа, в которой человек развивается к воспринятию идеи о человечестве.
Напротив того, идея, согревающая паразитство, есть идея, вращающаяся исключительно около несытого брюха. Паразит настолько подавлен инстинктами личного эгоизма, что не может сознавать себя в связи ни с какою средою, ни с каким преданием, ни с каким порядком явлений. Хотя же и случается, что он предпочитает одну территорию другой и начинает называть ее отечеством, но это не отечество, а только оседлость. Воспитательное значение паразитства громадно: в этой школе вор мелкий развивается в вора всесветного.
До сих пор произвольное деление жизни на две половины мешало сознавать это различие, но практика взяла на себя труд обозначить его с определительностью почти осязательною. Отныне нет больше сомнений. Нельзя быть паразитом и патриотом ни в одно и то же время, ни по очереди, то есть сегодня патриотом, а завтра проходимцем. Всякий должен оставаться на своем месте, при исполнении своих обязанностей.
(статья «Сила событий», 1870 год)
Рядом с величайшей драмой [Крымской войны], все содержание которой исчерпывалось словом «смерть», шла позорнейшая комедия пустословия и пустохвальства, которая не только застилала события, но положительно придавала им нестерпимый колорит. Люди, заведомо презренные, лицемеры, глупцы, воры, грабители-пропойцы, проявляли такую нахальную живучесть и так укрепились в своих позициях, что, казалось, вокруг происходит нечто сказочное. Не скорбь слышалась, а какое-то откровенно подлое ликование, прикрываемое рубрикой патриотизма. Никогда пьяный угар не охватывал так всецело провинцию, никогда жажда расхищения не встречала такого явного и безнаказанного удовлетворения. Среди этой нравственной неурядицы, где позабыто было всякое чувство стыда и боязни, где грабитель во всеуслышание именовал себя патриотом, человеку, сколько-нибудь брезгливому, ничего другого не оставалось, как жаться к стороне и направлять все усилия к тому, чтоб заглушить в себе даже робкие порывы самосознательности.
(статья «За рубежом», 1880 год, указано уваж. Григорием Гольдштейном)
Кто, если не Салтыков-Щедрин?
Русский поэт Алексей Михайлович Жемчужников.
В его поэме «Сказка о глупом бесе и мудром патриоте» (1881-1883) есть вложенный в уста беса вопрос:
А что ж никто из вас, меж тем
Того презреньем не покроет
Кто родине и куры строит
И вместе как ближайший друг
К ней лазит запросто в сундук?
Как завелось у вас однажды,
Так, видно, будет и вперед:
Хоть грабит патриот не каждый,
Но что ни вор, то — патриот.
По иронии судьбы, Жемчужников послал поэму в «Отечественные записки», но она была отвергнута редактором журнала М.Е. Салтыковым-Щедриным.
Салтыков-Щедрин: прозрел наши времена
Большая часть творческой жизни великого русского писателя, которому исполнилось 195 лет, связана с городом на Неве. Во времена СССР Кирочную улицу Ленинграда переименовали в улицу Салтыкова-Щедрина. В 1990-е ей вернули прежнее имя. Пришедшие тогда к власти люди, как видно, понимали, что именно таких, как они, сатирик язвительно высмеивал в своих произведениях. И простить ему этого не могли.
С осени 1838 года Салтыков учился в Царскосельском лицее. Перед ссылкой в Вятку служил в канцелярии военного министерства, а жильё снимал на набережной Мойки. В 1868 году после работы вице-губернатором в провинции он окончательно поселился в Петербурге. И не мог скрыть восторга: «Я обернулся: сзади меня расстилалось зеркало Невы, всё облито тихим мерцанием белой майской ночи. Воздух был недвижим, деревья в соседнем саду словно застыли, на поверхности реки – ни малейшей зыби, с другой стороны реки доносился смутный городской гомон и стук, здесь, на Выборгской, – царствовала тишина и благорастворение воздухов. »
В Петербурге будущий писатель был причислен к Министерству внутренних дел, но думал уже только о литературе. Имя надворного советника Щедрина, которым были подписаны появлявшиеся в «Русском вестнике» с 1856 года «Губернские очерки», сразу стало одним из самых популярных в России. Они положили начало литературе, получившей название «обличительной», благодаря чему их автор и стал знаменитым: «История одного города», «Господа Головлёвы», «Премудрый пескарь», «Дикий помещик», «Помпадуры и помпадурши» и др.
«Я люблю Россию до боли сердечной, – говорил Михаил Евграфович, – и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России». Но многое из того, что было в стране, он беспощадно и язвительно высмеивал в своих книгах. В успех революции, к которой призывали «передовые люди» того времени, не верил.
Салтыков был убеждён, что современная ему Россия не была готова к демократическим преобразованиям, долгие годы крепостного права сказались на народном характере. Он презирал и клеймил все виды лжепатриотизма, тех, кто всегда готов был «выждать потребный момент и как можно проворнее переодеться и загримироваться», презрительно называл «пёстрыми людьми». «Взамен совести выросло у них во рту по два языка, и оба лгут». Другими словами, именно Салтыков- Щедрин, сам того не подозревая, нарисовал около полутора веков назад точный портрет той «перестроечной» номенклатуры, которая после краха СССР, выбросив партбилеты, стремительно переместилась из ЦК КПСС и райкомов в кресла директоров банков и частных компаний, нагло присвоив себе созданные народом богатства страны.
В интернете можно найти своего рода виртуальное интервью с писателем, в котором в ответ на вопросы, связанные с проблемами современной России, помещены цитаты из произведений Салтыкова-Щедрина. Как же любопытно!
– Михаил Евграфович, какова, на ваш взгляд, основная задача российской власти?
– Российская власть должна держать народ свой в состоянии постоянного изумления. Если на Святой Руси человек начнёт удивляться, то он остолбенеет в удивлении и так до смерти столбом и простоит. Кроме того, для власти система очень проста: никогда ничего прямо не дозволять и никогда ничего прямо не запрещать.
– В последнее время мы наблюдаем как раз стремление законодателей запрещать множество вещей.
– Строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения.
– Скажите, воровство и коррупция у нас неискоренимы?
– Когда и какой бюрократ не был убежден, что Россия есть пирог, к которому можно свободно подходить и закусывать? Есть легионы сорванцов, у которых на языке «государство», а в мыслях – пирог с казённой начинкою. Для того чтобы воровать с успехом, нужно обладать только проворством и жадностью. Жадность в особенности необходима, потому что за малую кражу можно попасть под суд.
– Печально, но, кажется, вы правы. Но многие могут обвинить вас в русофобии.
– Сознательное отношение к действительности уже само по себе представляет высшую нравственность и высшую чистоту. Многие склонны путать два понятия: «Отечество» и «Ваше превосходительство».
– Что такое для вас Родина?
– Родина не там, где лучше, а там, где больнее. Отечество – тот таинственный, но живой организм, очертания которого ты не можешь для себя отчётливо определить, но которого прикосновение к себе непрерывно чувствуешь, ибо ты связан с этим организмом непрерывной пуповиной.
Любопытно, что всё это говорил не просто литератор-сатирик, которых хлебом не корми – все будут яростно критиковать, а человек, который занимал в царской России высокие государственные посты, дослужился в соответствии с Табелем о рангах до чина подполковника. Вы можете себе представить какого-нибудь важного чиновника в России, который говорил (и печатал!) бы нечто подобное, что писал и издавал Салтыков-Щедрин?
Хотя, конечно, ему было нелегко. «Его сказки – злая и едкая сатира, направленная против нашего общественного и политического устройства», – писал цензор Лебедев в 1880-е годы Немного вообще найдётся писателей, которых ненавидели бы так сильно и так упорно, как Салтыкова-Щедрина. Эта ненависть пережила его самого; ею проникнуты были даже некрологи, посвящённые ему в некоторых органах печати. Это и понятно: увидеть себя в зеркале не всегда приятно.
Некоторые приписывают Салтыкову-Щедрину цитату: «Если в России начинают говорить о патриотизме, знай: где-то что-то украли». На самом деле он говорил о патриотизме совсем другое. «Идея, согревающая патриотизм, – это идея общего блага. Какими бы тесными пределами мы ни ограничивали действие этой идеи (хотя бы даже пространством княжества Монако), всё-таки это единственное звено, которое приобщает нас к известной среде и заставляет нас радоваться такими радостями и страдать такими страданиями, которые во многих случаях могут затрагивать нас лишь самым отдалённым образом. Воспитательное значение патриотизма громадно: это школа, в которой человек развивается к воспринятию идеи о человечестве», – писал он в статье «Сила событий».
А тех, кого у нас сегодня называют либеральной оппозицией, Салтыков презрительно называл «паразитами». «Напротив того, идея, согревающая паразитство, есть идея, вращающаяся исключительно около несытого брюха. Паразит настолько подавлен инстинктами личного эгоизма, что не может сознавать себя в связи ни с какою средою, ни с каким преданием, ни с каким порядком явлений. Хотя же и случается, что он предпочитает одну территорию другой и начинает называть её отечеством, но это не отечество, а только оседлость. Воспитательное значение паразитства громадно: в этой школе вор мелкий развивается в вора всесветного».
Не будущих ли чубайсов и тех, кто их оправдывает, имел в виду Салтыков, когда говорил: «Почти на каждом шагу приходится выслушивать суждения вроде следующих: «правда, что N ограбил казну, но зато какой патриот!» или: «правда, что N пустил по миру множество людей, но зато какой христианин!» – и суждения эти не только не убивают нашу совесть, но даже не удивляют нас».
«Нельзя быть паразитом и патриотом ни в одно и то же время, ни по очереди, то есть сегодня патриотом, а завтра проходимцем. Всякий должен оставаться на своём месте, при исполнении своих обязанностей», – указывал писатель.
Часто Салтыкову-Щедрину приписывают сегодня и другую цитату: «Если я усну и проснусь через сто лет и меня спросят, что сейчас происходит в России, я отвечу: «Пьют и воруют». Один любознательный пользователь Всемирной паутины заинтересовался, откуда же взята эта цитата? В произведениях писателя её нет. Но оказалось, что ею наводнён весь интернет. «Гугл» даёт 106 000 ссылок на «Салтыков-Щедрин пить и воровать», 105 000 на «Салтыков-Щедрин пьют и воруют» и 104 000 на «Салтыков-Щедрин в России пьют и воруют».
«Но самое интересное, – отмечает любознательный пользователь, – что ни в одном тексте по ссылкам не дан источник «крылатого выражения». Я, конечно, все сто тысяч ссылок не осилил, но просмотрел вроде бы авторитетные.»
Издательской работой отставной чиновник Салтыков занимался страстно, с увлечением принимая к сердцу всё касающееся журнала. Когда пытаются объяснить, почему вдруг высокопоставленный управленец решил уйти в литературу, ответ на самом деле простой. Волшебный зов искусства оказался сильнее. Похожий пример приводит Станиславский в своей книге «Моя жизнь в искусстве». Один высокопоставленный генерал так увлёкся его театром, что бросил всё и стал заниматься тем, что сидел во время спектакля за сценой и с увлечением свистал соловьём. Впрочем, есть версия, что Салтыков был попросту отправлен в отставку за свои независимые взгляды.
Незадолго до смерти писатель был прикован к кровати. Однако всё-таки не терял чувства юмора. Нередко, когда Михаил Евграфович не мог в силу слабости принять гостей, он просил передавать им: «Я очень занят – умираю». При этом он не переставал писать.
Салтыков-Щедрин умер 28 апреля 1889 года и погребён на Волковском кладбище в Петербурге, рядом с Иваном Тургеневым.
И Дедушка Евграфыч тоже такого не говорил!
Подзаголовок (мой): «… и примкнувший к ним Димон Гудочек …» 
«На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались.»
«Когда начинают часто говорить о патриотизме – значит опять, сильно проворовались».
«Если патриотизм, значит, небось, проворовались».
«Заговорили о патриотизме. Как видно, украсть что-то хотят»
«Если в России начинают говорить о патриотизме, знай: где-то что-то украли.»
Народное. Ошибочно приписывается М.Е. Салтыкову-Щедрину.
«Сейчас вот опять на патриотизм стали напирать. Напрашивается продолжение от Михаила Евграфовича – «. видать, проворовались»» (Г. Бовт. Есть ли жизнь после Путина. 2017.)
«Как прекрасен и вечен Салтыков-Щедрин! Я однажды час читал по радио цитаты из него – и был завален письмами повторить. Когда в России начинают говорить о патриотизме, знай: где-то что-то украли. И так далее, так далее; самый вечно живой из всех русских классиков.» (М. Веллер. Огонь и агония. 2018)
«Вот вы, допустим, совершенно случайно натыкаетесь на такую фразу «На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались». И если эта фраза не была бы подписана именем Салтыкова-Щедрина, едва ли бы вы сообразили, что речь там идет о второй половине XIX века, а не о начале XXI». (Л. Рубинштейн. Знаки внимания. 2018. См. также в колонке 2011 г.)
«А уж если о своем великом патриотизме стали усердно разглагольствовать очень большие начальники – об этом феномене исчерпывающе высказался еще Салтыков-Щедрин: «На патриотизм стали напирать. Видимо, проворовались». (Б. Акунин. 2015).
«Причем какие-то меры надо предложить конкретные — а из конкретного в голове только Салтыков-Щедрин: «О патриотизме заговорили — значит, проворовались». (Д. Гудков, 2016)
А также десятки других писателей и журналистов.
Вероятно, из публицистики начала 90-х гг.
В «классическом» виде зафиксирована в январе 2007 г. на anekdot.ru.
Несколько иной вариант использовал в 2005 г. А. Кох:
Для другой группы людей, которая, я ещё раз подчеркну, составляет значительное меньшинство, по сравнению с первой группой, приоритетом является человек, его права и, безусловно, его жизнь. Ради этих ценностей, а не ради территориальной целостности и суверенитета, опять же никакие жертвы не бессмысленны. Вообще, все эти тезисы о территориальной целостности и суверенитете – не более, чем злонамеренное зомбирование людей с целью сохранения власти. Так думает это самое меньшинство. У Салтыкова-Щедрина есть фраза: «Что-то больно на патриотизм напирает, наверное, проворовался». Это классическая артикуляция позиции меньшинства.
Наконец, самая ранняя пока найденная формулировка несколько неожиданно отсылает к статье К. Борового «Личность и государство: кто для кого?»:
Есть в таком государственном патриотизме, проповедуемом действующими чиновниками, бывшими и будущими, одна черта, которая подмечена еще Салтыковым-Щедриным: что-то о патриотизме стали часто говорить, значит сильно воруют. (Сборник «Мифы и факты: 50-летие победы : гуманные ценности и патриотизм», 1995).
Что говорил Салтыков-Щедрин?
Первый вопрос, который разъясняют последние события, — это вопрос об отношении к идее патриотизма бесчисленных паразитов, наполняющих мир. Почти на каждом шагу приходится выслушивать суждения вроде следующих: «правда, что N ограбил казну, но зато какой патриот!» или: «правда, что N пустил по миру множество людей, но зато какой христианин!» — и суждения эти не только не убивают нашу совесть, но даже не удивляют нас. Стало быть, несовместимость таких явлений, как казнокрадство и патриотизм, вовсе не настолько ясна, чтобы можно было считать поставленные выше вопросы окончательно упраздненными.
Причина сближений столь странных и неожиданных бесспорно заключается в общей путанице наших обыденных воззрений на жизнь. Благодаря обилию фантастических элементов, переполняющих наше воспитание, жизнь с детства кажется нам разделенною на две половины, из которых в одной складываются интересы высшего порядка, в другой — интересы порядка низшего. Связи между этими двумя половинами не полагается, а следовательно, не может быть речи и о взаимном питании. Если низшие интересы представляют сброд неосмысленных мелочей, очутившихся рядом без всякого порядка, то интересы высшие представляют совершенно призрачный мир, доступный всевозможным толкованиям и перестановкам.
Пользуясь этой разрозненностью, человек может свободно переходить из одной половины в другую и, не возбуждая ни в ком удивления, уравновешивать самые гнусные поступки высокопарными и бессодержательными фразами. Заведомый шулер может утверждать, что человек без добродетели — все равно что тело без души; заведомый прелюбодей может удостоверять, что человек, не соблюдающий семейной чистоты, — все равно что пламя, горящее тусклым и негреющим светом; заведомый казнокрад может объясняться в любви к отечеству.
Идея, согревающая патриотизм — это идея общего блага. Какими бы тесными пределами мы ни ограничивали действие этой идеи. все-таки это единственное звено, которое приобщает нас к известной среде и заставляет нас радоваться такими радостями и страдать такими страданиями, которые во многих случаях могут затрагивать нас лишь самым отдаленным образом. Воспитательное значение патриотизма громадно: это школа, в которой человек развивается к восприятию идеи о человечестве.
Напротив того, идея, согревающая паразитство, есть идея, вращающаяся исключительно около несытого брюха. Паразит настолько подавлен инстинктами личного эгоизма, что не может сознавать себя в связи ни с какою средою, ни с каким преданием, ни с каким порядком явлений. Хотя же и случается, что он предпочитает одну территорию другой и начинает называть ее отечеством, но это не отечество, а только оседлость. Воспитательное значение паразитства громадно: в этой школе вор мелкий развивается в вора всесветного.
До сих пор произвольное деление жизни на две половины мешало сознавать это различие, но практика взяла на себя труд обозначить его с определительностью почти осязательною. Отныне нет больше сомнений. Нельзя быть паразитом и патриотом ни в одно и то же время, ни по очереди, то есть сегодня патриотом, а завтра проходимцем. Всякий должен оставаться на своем месте, при исполнении своих обязанностей.
(статья «Сила событий», 1870 год)
Рядом с величайшей драмой [Крымской войны], все содержание которой исчерпывалось словом «смерть», шла позорнейшая комедия пустословия и пустохвальства, которая не только застилала события, но положительно придавала им нестерпимый колорит. Люди, заведомо презренные, лицемеры, глупцы, воры, грабители-пропойцы, проявляли такую нахальную живучесть и так укрепились в своих позициях, что, казалось, вокруг происходит нечто сказочное. Не скорбь слышалась, а какое-то откровенно подлое ликование, прикрываемое рубрикой патриотизма. Никогда пьяный угар не охватывал так всецело провинцию, никогда жажда расхищения не встречала такого явного и безнаказанного удовлетворения. Среди этой нравственной неурядицы, где позабыто было всякое чувство стыда и боязни, где грабитель во всеуслышание именовал себя патриотом, человеку, сколько-нибудь брезгливому, ничего другого не оставалось, как жаться к стороне и направлять все усилия к тому, чтоб заглушить в себе даже робкие порывы самосознательности.
(статья «За рубежом», 1880 год, указано уваж. Григорием Гольдштейном)
Кто, если не Салтыков-Щедрин?
Русский поэт Алексей Михайлович Жемчужников.
В его поэме «Сказка о глупом бесе и мудром патриоте» (1881-1883) есть вложенный в уста беса вопрос:
А что ж никто из вас, меж тем
Того презреньем не покроет
Кто родине и куры строит
И вместе как ближайший друг
К ней лазит запросто в сундук?
Как завелось у вас однажды,
Так, видно, будет и вперед:
Хоть грабит патриот не каждый,
Но что ни вор, то — патриот.
По иронии судьбы, Жемчужников послал поэму в «Отечественные записки», но она была отвергнута редактором журнала М.Е. Салтыковым-Щедриным.