если нет бога значит все позволено

Что означает выражение «если бога нет, всё дозволено?»

Фраза «если бога нет, всё дозволено» приписывается Достоевскому. Но целиком её в произведениях писателя нет. Мысль эта — компиляция рассуждений героев романа «Братья Карамазовы»

—————

—————

«А меня Бог мучит. Одно только это и мучит. А что, как его нет? Что, если прав Ракитин, что это идея искусственная в человечестве? Тогда, если его нет, то человек шеф земли, мироздания. Великолепно! Только Ракитин смеется. Ракитин говорит, что можно любить человечество и без Бога. Ну это сморчок сопливый может только так утверждать, а я понять не могу. Легко жить Ракитину: «Ты, – говорит он мне сегодня, – о расширении гражданских прав человека хлопочи лучше али хоть о том, чтобы цена на говядину не возвысилась; этим проще и ближе человечеству любовь окажешь, чем философиями». Я ему на это и отмочил: «А ты, говорю, без Бога-то, сам еще на говядину цену набьешь, коль под руку попадет, и наколотишь рубль на копейку» (Дмитрий Карамазов)

Достоевский не первый, задумавшийся о роли Бога в жизни человека.

«, страстно устремляются в погоню за наслаждениями, через которые по незнанию попадают в сети смерти» (Лактаций «Божественные установления», II, 3)

Знаменитый христианский писатель III века Луций Целий Фирмиан Лактанций родился около 250 года в Африке или Италии, в 303 году принял христианство. За образованность и красноречие заслужил впоследствии от гуманистов эпохи Ренессанса звание «христианского Цицерона». После прихода Константина к власти в западной части Римской империи в 317 году был назначен воспитателем Криспа, наследника императора, проживал в Трире. Умер около 325 года

«Как нам именовать их, этих людей, которые живут, не вспоминая о неизбежном конце жизни, исполняя любую свою прихоть, гоняясь за наслаждениями, бездумно и безбоязненно, словно вечность уничтожится, если о ней не думать, если помнить лишь о сиюминутных радостях.
» (Блез Паскаль «Мысли о религии и других предметах», IV, 334, 347)

Б. Паскаль (19 июня 1623 — 19 августа 1662) — французский математик, механик, физик, литератор и философ. Классик французской литературы, один из основателей математического анализа, теории вероятностей и проективной геометрии, создатель первых образцов счётной техники, автор основного закона гидростатики. В 1670 году была опубликована его работа «Мысли», где Паскаль защищает христианство в споре с атеистами

Источник

Если Бога нет, то все позволено

“Если Бога нет, то все позволено”. Знаменитые афоризмы Достоевского

Авторитет Достоевского как христианского мыслителя столь высок, что надо сделать над собой усилие, чтобы взглянуть на его афоризм «если Бога нет, то все позволено» не через призму этого мифа, но как в первый раз, беспристрастно, и увидеть его зияющую неортодоксальность. Почему невозможно представить такую фразу в устах Святых отцов? – Потому что им и в голову не могло прийти (даже в качестве риторического допущения) такое кощунство, что Бога нет. «Сказал безумец в сердце своем: “нет Бога”» (Пс 13:1).

Первоисточник этого парафраза Ф.М. – известное выражение Вольтера «если бы Бога не было, его следовало бы выдумать», где оно также было направлено против вульгарного атеизма. Но, как всегда, мысль Достоевского не далеко уходит от либерализма, в данном случае – от вольтерианского деизма, хотя и является осознанным противопоставлением ему, то есть пытается его преодолеть, но безуспешно (потому что романтический имманентизм это лишь обратная сторона просвещенческого деизма). Апология христианства Достоевского, вылившаяся в чеканную форму очередного его афоризма, это плоть от плоти и дух от духа этой европейской традиции Нового времени, а именно, ее романтический извод, тщетно пытающийся преодолеть духовный тупик Просвещения, при этом, как и оно, полностью уповая на человеческие силы (на «народ», или «почву», на «лучшего (высшего) человека»). Поэтому и здесь (в идиоме «если Бога нет, то все позволено») в самом начале фразы, в первом ее тезисе, транспарантом вывешено маловерие Достоевского, его собственное сомнение в существовании Бога. Поэтому по аналогичной схеме построен знаменитый «символ веры» Достоевского из письма Фонвизиной: «верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпа чнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной» (Д.,XXVIII(1),176)), где допущение, что Истина, которая и есть Сам Христос (Ин 14:6), «действительно» может быть «вне Христа» – это то же самое, что риторическое допущение несуществования Бога в рассматриваемом «вольтерианском» афоризме, то есть выражение подспудного сомнения («я — дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных» (там же)).

При таком духовном генезисе, или внутренней мотивации, афоризма, и его соответствующее содержание: рационалистически плотское, романтически плоское… Вседозволенность является непременным условием и единственным содержанием свободы воли, как раз и дарованной Богом всем своим разумным творениям. То есть, в Христианстве как таковом, дело обстоит ровно наоборот: Бог есмь, Он есть Всеблагий и Всесовершенный Творец, и потому Его созданиям все позволено, хотя и не все богоугодно. «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною» (1 Кор 6:12).

Обращение к аутентичному контексту, в котором существует фраза, снова готовит такие семантические сюрпризы, о которых даже не подозреваешь, воспринимая фразу в отдельности, или через призму все того же мифа о Достоевском. «Если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому, что люди веровали в свое бессмертие… В этом-то и состоит весь закон естественный, так что уничтожьте в человечестве веру в свое бессмертие, в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь. Мало того: тогда ничего уже не будет безнравственного, всё будет позволено, даже антропофагия… Для каждого частного лица… не верующего ни в Бога, ни в бессмертие свое, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и что эгоизм даже до злодейства не только должен быть дозволен человеку, но даже признан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении» (Д.,XIV,64-65). Что мы здесь видим? – Все то же самое: вера в Бога = вера в бессмертие человека, что есть модус исходной догмы почвеннического идеализма «Бог есть идея собирательного человечества (массы, всех)» (Д.,XX,191). Поэтому и существование Бога в афоризме «если Бога нет…» не является безусловной истиной, самодовлеющей, исходной аксиомой, альфой и омегой всех остальных рассуждений и религиозно-философских построений; то есть, потому, что оно изначально зыбко у Достоевского, строящего на таком онтологическом песке, как положение «натура Бога – это синтез всего бытия» (Д.,XX,174).

Таким образом, постоянная привязка тезиса «Бог есть» (или «Христос – это натура Бога») к тезису «своего (человеческого) бессмертия» означает не ортодоксальное обретение христианином (кающимся грешником) вечной жизни во Христе, или с Богом, но в определенном смысле даже противоположную причинно-следственную конструкцию. Ср: «не верит и в Бога потому, что не верит в свою почву и национальность» (Д.,XI,132); то есть вера в «национальность» первична, это онтологическое условие веры в Бога. Или: «в Евангелии сказано Христом окончательное слово развития человеческого» (Д.,XXIV,253; этому перлу псевдоглубокомыслия мы уже посвятили отдельную статью). Поэтому и «вхождение (натуры) Христа во все человечество» означает, что человек (ни для своего развития, ни для своего бессмертия) совсем и не нуждается в Живом Боге (Христе Иисусе, Сыне Божием), потому что Бог человеку, считай, имманентен. Поэтому тезис «Бог есть» (отрицательно выраженный в идиоме «Если Бога нет, то все позволено») может быть полностью и, что самое главное, без ущерба заменен у Достоевского тезисом «бессмертие души есть» или «добродетель (человека) есть»: «Нет бессмертия души, так нет и добродетели, значит, всё позволено» (Д.,XIV,76). Ср.: «за Некрасовым остается бессмертие, вполне им заслужённое, и я уже сказал почему – за преклонение его перед народной правдой» (Д.,XXVI,118). То есть, для бессмертия Бог, на самом деле, не обязателен, достаточно поклониться «народной правде». И, наконец, квинтэссенция этого почвеннического деизма-имманентизма (единства противоположностей либерализма и романтизма), напутственные слова «святителя» Тихона Ставрогину: «Если веруете, что можете простить сами себе и сего прощения себе в сем мире достигнуть, то вы во всё веруете! — восторженно воскликнул Тихон. — Как же сказали вы, что в Бога не веруете?» (Д.,XI,27). «Да для чего вам непременно Бог, ведь вам же говорит совесть страданием вашим. Потом уверуете и в Бога» (Д.,XI,266). С такими «святителями», как говорится, и антихриста не нужно.

Хотя, скажем еще раз, строго следуя логике, напрашивается вывод, что сам Достоевский, показывая в своем афоризме «если Бога нет, то все позволено» историческую и онтологическую бесперспективность социалистическо-атеистического проекта, должен стоять на противоположных позициях. Но истинный парадокс (о котором сам Ф.М. даже не подозревает) заключается в том, что его собственная (почвенническая) позиция объективно оказывается лишь вариацией критикуемого им гуманистического человекобожия (антропотеизма), строясь по тому же принципу последовательной идеалистической подмены собственно христианских (церковно-догматических) категорий их гуманистическими (неогностическими) суррогатами. «В этом [в английской церкви атеистов. – А.Б.] много трогательного и много энтузиазма. Тут действительное обоготворение человечества и страстная потребность проявить любовь свою; но какая, однако же, жажда моления, преклонения, какая жажда Бога и веры у этих атеистов» (Д.,XXII,97). Или все то же самое, что в «символе веры» другого «дитя века» – самого Достоевского в уже цитировавшемся письме Фонвизиной. То же в антиутопии Версилова в «Подростке»: «Люди остались одни, как желали: великая прежняя идея [Бога. – А.Б.] оставила их; великий источник сил, до сих пор питавший их, отходил как величавое, зовущее солнце, но это был уже как бы последний день человечества… Осиротевшие люди тотчас стали бы прижиматься друг к другу теснее и любовнее; они схватились бы за руки, понимая, что теперь лишь они одни составляют всё друг для друга. Исчезла бы великая идея бессмертия, и приходилось бы заменить ее; и весь великий избыток прежней любви к тому, который и был бессмертие, обратился бы у всех на природу, на мир, на людей, на всякую былинку. Они возлюбили бы землю и жизнь неудержимо и в той мере, в какой постепенно сознавали бы свою преходимость и конечность, и уже особенно, уже не прежнею любовью» (Д.,XIII,379). Но разве не это же самое (включая возлюбленные «былинки», религиозное поклонение «русской земле», «народу», его «правде» и т.д. по списку) проповедуют нам и первые резонеры Достоевского – Мышкин и Зосима, и сам он на страницах «Дневника писателя»? «Сие и буди, буди» (Д.,XIV,58,61). Поэтому и социализм (со всем его атеизмом, человекобожием и нигилистической вседозволенностью) у Достоевского «есть последнее, крайнее до идеала развитие личности» (Д.,XX,193).

Объяснение этого парадокса, как было сказано, и заключается в том, что сам Достоевский еще окончательно не уверен, есть Бог или нет («я — дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных» (Д.,XXVIII(1),176)). Антиутопии и «бунты» Ставрогина, Версилова и Ивана Карамазова – это и есть эти «противные (во мне) доводы». Поэтому все атрибуты человекобожеских антиутопий (или «церкви атеистов») его отрицательных героев в несколько видоизмененном виде присутствуют и в его (самого Достоевского) антропотеической утопии – хилиазме грядущего «русского социализма» как того же самого утверждения человека на земле без Бога, когда «все Христы», потому что нет с ними и в них Самого Христа-Бога и благодати Пресвятой Троицы. «Непременная потребность новой нравственности… Вот это и будет может быть второе пришествие Христово» (Д.,XXIV,165). Здесь-то и замыкается круг тщетной борьбы Достоевского с вольтерианским деизмом (или – шире – с грехом, с неверием), потому что «новая (формально – христианская) нравственность» человечества (когда «не все себе позволяешь» из метафизических соображений «автономии воли», сознания своего «окончательного развития») вместо евангельского Второго Пришествия Христа-Вседержителя «судити живых и мертвых» – это и есть не что иное, как очередное «выдумывание Бога» человеческим безумием на тот случай, если «Бога нет» (если Сущего не окажется в наличии; если Пришествия Христова человечество не дождется, потому что, как говорится, не особо и хотелось).

Таким образом, содержащийся в афоризме «если Бога нет, то все позволено» кажущийся христианско-апологический посыл («Бог есть и потому человеку не все позволено») расшифровывается как выражение все той же гуманистической религиозной веры в человека, в его высшее (потенциально божественное, такое же как у Христа) нравственное достоинство, в его способность к жертвенному ограничению своей свободы ради других, веры в его бессмертие по естеству (а не по благодати) и т.д.

Источник

«Если Бога нет, то всё дозволено» – Фёдор Достоевский

«Если Бога нет, то всё дозволено» – крылатое выражение, приписываемое Федору Михайловичу Достоевскому. Так ли это, что если Бога нет, то можно всё, или всё же нет? Как работает психика человека в данном вопросе, и как меняется его восприятие себя и мира в зависимости от религиозных и атеистических воззрений? Давайте поговорим на эту тему и разберём данную мысль.

Если Бога нет, то всё позволено

А слышал давеча его глупую теорию: «Нет бессмертия души, так нет и добродетели, значит, всё позволено» (Михаил Ракитин)

«Братья Карамазовы», Федор Михайлович Достоевский

Вера в существование Бога – это определённое представление о себе, о жизни, о том, что было до рождения и что будет после смерти. Вера в единого Бога, как и многие другие верования, исходят из того, что человек не кончается с приходом своей смерти, что за дверью смерти путь человека продолжится, хоть и в другом мире и в другом виде, но продолжится. Это сильно рознит веру в Бога с материализмом и атеизмом, в рамках которых подразумевается, что человек с приходом своей смерти исчезает неизбежно и навсегда.

Различное восприятие мира, различное предоставление о процессах, протекающих в нём, причинно-следственных связей, о том, что возможно в нём, а что невозможно, прямым образом влияет на мышление человека, на то, что он считает допустимым для себя, а что недопустимым, на то, как он реагирует на свою собственную природу, природу и поведение других людей, происходящие события.

Влияние веры в бессмертие души на поступки

Почему, если Бога нет, то всё позволено? Дело в том, что идея Бога прямо связана с посмертным существование человека. Согласно этой вере, человек продолжит свой путь после смерти – всё не закончится этой жизнью. Более того, речь идёт о бессмертии души, а значит о бесконечном путешествии, не имеющем конца, путешествии в том или ином виде, в том или ином мире. Также вера в Бога прямо связана с понятиями добра и зла, которые отчерчены друг от друга конкретным и понятным образом.

Когда человек смотрит на мир подобными глазами, он оценивает свои поступки и расплату за них не только в рамках жизни земной, но и за её пределами. Он исходит из того, что чтобы он не совершил дурного в этой жизни, вне зависимости от того, понесёт ли он наказание за это при жизни или нет, ему всё равно придётся за это ответить, но уже в мире ином. При таком понимании мира получается, что человек исходит из следующего:

Исходя из этого получается, что подлинно верующему человеку не выгодно грешить и совершать недобрые дела, поскольку отвечать всё равно за всё придётся. И человек исходит из этого нередко не только на сознательном уровне, но и на подсознательном. То есть само представление мира, в котором есть бессмертная душа, Бог, посмертная жизнь и абсолютные добро и зло, определяет его мышление и поступки на самом глубоком уровне его личности.

Влияние материализма и атеизма на поступки

Только как же, спрашиваю, после того человек-то? Без Бога-то и без будущей жизни? Ведь это, стало быть, теперь всё позволено, всё можно делать?

«Братья Карамазовы», Федор Михайлович Достоевский

Такому человеку оказывается невозможным отказать себе в реализации порока, поскольку он будет исходить не из того, плохо это или хорошо, правильно или неправильно, а из того, смогут ли его поймать и наказать или нет. И если наказания не будет, то тогда, что плохого для него, если он реализует своё желание, удовлетворит свой порок, свой грех, коли его всё равно не накажут. И, действительно, что плохого для человека в поступке, если за него не придётся отвечать?

Не пойман – не вор, не уличена – не гулява

«Пословицы русского народа», Владимир Иванович Даль, 1853г.

Конечно, читатель может сказать, что существует общественная мораль и она останавливает человека от дурных поступков. Но мораль упирается в конечном счёте в вопрос «почему» и на том моменте отмирает. Например, почему нельзя своровать то, что хочешь получить, если точно не поймают и не накажут? Мораль не сможет найти ответа на этот вопрос. Она будет в состоянии сказать только то, что это плохо, потому что плохо и точка. Кроме того, как уже было сказано выше, когда добро и зло воспринимаются как величины относительные, то мораль легко дрейфует в нужную для человека или общества сторону, и принимает те формы, которые позволят оправдать реализацию своих пороков, превратив их из аморальных в моральные.

Заключение

Человек – сложное существо, его психика подобна пирамиде или матрешке, строится от базовых, ключевых, фундаментальных принципов к простым и локальным явлениям. Наше фундаментальное отношение к миру, восприятие всего сущего, его законов, его природы, его основ прямо определяет наши мысли и чувства, взаимоотношения с людьми, отношение себе, мотивацию и поступки на всех прочих уровнях.

Человек, подлинно верующий в Бога и бессмертие души, на внутреннем подсознательном уровне иначе смотрит на мир, нежели человек с материалистическо-атеистическими взглядами. И соответственно поступки его иные.

Отношение к себе, своей жизни и её конечности или бесконечности радикальным образом влияет на мотивацию человека и на границы дозволенного, которые он определяет для себя. Человек, верящий в бессмертие души, вынужден исходить в своих поступках в этой жизни из того, что ему за них отвечать, если не при жизни, то уж точно после смерти.

В то время, как человека с атеистическо-материалистическим взглядом на мир, видит приближение своего неизбежного и абсолютного конца – своей смерти, и исходит из того, что самое страшное (смерть) с ним и так в любом случае произойдёт, так почему нужно отказывать себе в удовольствиях и в реализации любых даже самых низких желаний. Ведь отвечать, если и придётся за них, то только перед другими людьми, и здесь просто нужно, чтобы тебя не поймали, тогда и ответственности не будет.

Исходя из концепции мира формируется поведение, которые кажется наиболее эффективным. Материалисту неизбежно видится эффективным следующий путь: делай то, что хочешь и что выгодно, главное, чтобы не поймали, и при этом с помощью лжи создавай себе благовидный образ, ведь важно не какой ты (за это отвечать не придётся), а то, что о тебе думают другие люди (ведь если и отвечать, то придётся перед ними). Для человека же верующего видится эффективным иной путь, а именно быть праведным, даже когда никто не видит, и делать добро, вне зависимости от того, что подумают окружающие и какова будет репутация в их глазах, поскольку отвечать не перед ними, а перед Богом, а он видит всё, и отвечать придётся за всё.

Источник

Если нет бога значит все позволено

Дмитрий Александрович Барышников

Татьяна Федоровна Шейкина

Дарья Дмитриевна Столярова

Россия, Нижний Новгород

Екатерина Павловна Щебетова

Viktor Dmitrievich Kupreev

Поднять запись

Константин Сергеевич Кокорев

«А что делать, хулиганим. »

Константин Сергеевич Кокорев

«А что делать, хулиганим. »

Игра в цитаты. Если Бога нет, значит все дозволено.

Довольно часто от православных христиан можно услышать мысль, де Достоевский еще сказал, что если Бога нет, значит все можно. Поэтому если человек атеист, то он явно подлец и способен на всякие там гадости. Но копнем глубже в эту простую цитату и немножко ее разберем. Во-первых ее происхождение, а во-вторых осмысленность этой фразы.

А вообще – именно в таком виде, в каком ее цитируют батюшки с амвона, эту мысль озвучил Жан Поль Сартр. В своей работе «Экзистенционализм – это гуманизм» Сартр выдает следующую мысль: «Достоевский как-то писал, что «если Бога нет, то всё дозволено». Это – исходный пункт экзистенционализма». Удивительно, но именно атеист сумел разглядеть в этой мысли ту глубину, о которой не задумываются христиане. Сартр размышляет так: да, если Бога нет то человеку все дозволено. Но в этом-то и дело что Бога нет. И вот есть один человек, один-одинешенек, при этом ему все дозволено. И эту дилемму теперь ему придется решать. Как жить дальше. Без Бога и с этой самой вседозволенностью.

Мысль вполне себе интересная. Действительно, исходя из этой цитаты атеист несет на себе гору ответственности за свои поступки, а верующий, при этом ни за что и не отвечает. Бог есть, мне вот это нельзя и вот это тоже. Значит можно спать спокойно. Но беда-то в том, что подобное отношение совершенно чуждо христианству. Она целиком и полностью противоречит мысли апостола Павла: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною» (1-е послание коринфянам, 6:12).

Это не атеисту, это христианину все позволительно. Тут выходит что либо апостол Павел уверен в отсутствии Бога, а ему при этом все дозволено, либо эта мысль полностью противоречит апостолу Павлу, а значит и христианской мысли в целом.

Так что если вдруг услышите эту глубочайшую мысль, приписываемую Достоевскому от верующего, знайте, она вполне может быть использована против него. Эту цитату можно а) перевернуть и перевести в пользу атеизма, следуя логике Сартра («Да, так и есть. Бога нет, мне все дозволено. И как теперь с этим жить?»), а можно опровергнуть, приведя цитату апостолу Павлу (стоп-стоп-стоп, а разве не верующему «все дозволено, но не все полезно»?). Удачной игры.

Источник