есть америка такая михалков
Есть Америка такая. Сергей Михалков
На этой странице читайте текст «Есть Америка такая!» Сергея Михалкова, написанный в 1963 году.
Карта мира перед нами:
Вот земля, а вот вода,
Вот отмечены кружками
В разных странах города.
Сотни их: больших, столичных,
Главных, славных, мировых.
Много тысяч их: обычных,
Незаметных, рядовых…
Есть великие столицы:
Лондон, Дели, Рим, Париж.
Наш народ Москвой гордится —
Разве что с Москвой сравнишь!
И пускай неодинаков
Городов различных путь,
Но по-своему, однако,
Все приметны чем-нибудь:
Город нефти, город стали,
Звонкий город хрусталя,
Здесь — ковры веками ткали,
Здесь — веками выпекали
Всех размеров кренделя.
Этот город тем известен,
Что в просторы площадей
Каждый год на праздник песен
Собирает он людей.
Город — памятник музейный,
Город-порт и город-сад.
Весь в цветах оранжерейных
Город-рай!
И город-ад!
Город-ад.
О нем в газете
Прочитали мы с тобой.
Есть такой на белом свете,
Где сидят в застенках дети —
Дети с горькою судьбой.
Он недавно стал известен
Не кипеньем трудовым,
А бесчинством, и бесчестьем,
И невежеством своим.
Изуверскими делами
Он теперь известен всем —
В диком штате Алабаме
Страшный город Бирмингем.
Город гнева, город стона,
Где во тьме горят кресты,
Где ты будешь вне закона
На глазах у Вашингтона,
Если кожей черен ты!
И послышалось:
«Довольно!
Жить хочу как человек!
Почему в стране Линкольна
Возродился рабский век?
Я хочу, как все, трудиться,
Ночью в страхе не дрожать,
Вместе с белыми учиться,
Цвета кожи не стыдиться
И себя не унижать!»
Но громилы ку-клукс-клана
Загорланили в ответ:
«Вам давать свободу рано —
Подождете тыщу лет!
Ну, а тех ублюдков белых,
Слишком честных, слишком смелых,
Тех, что с вами заодно,
Мы прикончим все равно!»
И сказали негры: «Надо
Нам свободу взять самим. »
В Бирмингеме — баррикады…
Лай собак… Огонь и дым…
Ты хотел свою сестренку
Видеть с куклой на траве, —
Шестилетнюю девчонку
Куклой бьют по голове!
Ты хотел, чтоб вам платили,
Как и белым, наравне, —
По тебе огонь открыли,
Как в сраженье на войне…
Под струей воды холодной
Надломилось деревцо.
От Америки «свободной»
Получай струю в лицо.
Для Америки не ново
Слово грязное «расист».
Я проклятым этим словом
Замарал бумажный лист…
Чтоб никто из иностранцев
Страшной правды не узнал,
Издают американцы
Многокрасочный журнал.
В нем веселые картинки:
Рядом с неграми — блондинки
И улыбки до ушей
У больших и малышей.
Негры-папы, негры-мамы
Там и пляшут и поют…
Только в штате Алабама
Тот журнал не продают!
И, страницы те листая,
Я уверен, ты поймешь:
Это — яркая, цветная,
Многокрасочная ложь!
Глазированный Михалков оскалоносец
Купить книгу в бумажном варианте можно здесь
Работа над первым фильмом, хоть и про Ленина и добрых чекистов, ограбивших богатеев на пятьсот тысяч золотом была без сахара и оставила персону Никиты Михалкова в среде кинематографистов и обожателей кино «чужим среди своих». Упрёки в плагиате западных боевиков и прославлении чекистов, тогда «особо уважаемых» в народе, а паче в рядах советской интеллигенции. Сладкой его тогдашнюю жизнь не назовёшь.
Вторую фильму тоже пришлось взять без сиропа. С горчинкой. Даже с уксусом. Но на халяву в СССР и он был сладким. Фильм о Вере Холодной снимал на Мосфильме таланливый, начинающий режиссёр и художник Рустам Хамдамов. Тогда ходили пересуды, что Никита Михалков положил глаз на этот фильм, сценарий которого писал его старший брат Андрей и «сожрал» Хамдамова с потрохами. Создали комиссию, учинили проверку, нашли отставание по графику на неделю и отдали всё исправлять Михалкову. Не сладко. Хоть картина опять получилась про хороших чекистов, зарождающуюся любовь к чекисту артистки «из бывших» и кровожадных белогвардейцев, по голове никто Никиту Михалкова не погладил. В Госкино СССР морщась, ограничили масштаб проката фильма, не смотря на то что бандит Михалкова не советует бить красных, а героиня Елены Соловей в образе Веры Холодной громко кричала белогвардейцам «Вы звери, господа!»
Забавным покажется и то, что в те же времена Никита Михалков издевался над Марленом Хуциевым, называя его «дедушкой русской пролонгации». Марлен Хуциев тогда никак не мог решиться на съёмки фильма «Пушкин». Не видел достойного актёра на главную роль. Я тогда работал у него на картине в подготовительном периоде постановщиком трюков и разрабатывал эпизод восстания на Сенатской площади.
На родине Никиты Михалкова фильм в прокате не шёл /права проката у Италии/, а просмотры в Домах кино получили вялую прессу клюквенного сиропчика. Для глазури этого было явно не достаточно, несмотря на педалирование Михалковым факта номинации фильма на премию Оскар. Подчеркну, что номинацию пробила продюсер фильма Сильвия Д*Амико Бендиго и если бы у неё хватило денег на Оскар, то уверяю вас, Никите Михалкову золочёного божка она подержать в руках бы не дала. Приз этот «За лучший фильм на иностранном языке» принадлежит стране и продюсеру, который эту страну представляет. Права на этот фильм и сегодня принадлежат Италии и для российского проката ни кем не приобретены. Вряд ли в России, кроме меня,кто нибудь смотрел этот фильм десять раз. Даже пять. Даже один. Но я на этом фильме работал сам у меня там снималась доченька. И это многое объясняет.
Алла Гарруба много сделала для Никиты Михалкова, работая за агентсткие 10 процентов. Это и спектакль в Риме с Марчелло Мастрояни по пьесам А.П. Чехова «Очи чёрные», рекламный ролик автомобиля ФИАТ, получивший приз на фестивалях индустриальной рекламы в Милане и в Вашингтоне, а в СССР представленный Михалковым, как художественный фильм «Автостоп». Он тоже не был в прокате именно из за отсутствия прав. В 1989 году Алла организовала мастер-класс режиссёра Никиты Михалкова в Риме в театре на пяцца д*Испания и собрала около ста желающих. Это не большие, но тоже деньги. В СССР Никита Михалков ничем больше не зарабатывал. Алла Гарруба со своим мужем Кайо Марио Гарруба, используя свои связи в мире жуналистики, нашли заказ на телевизионный фильм о монгольских пастухах для французского познавательного телевидения. Спонсировал этот проект один из десяти братьев, богатейших людей Франции, владеющих электростанциями, Мишель Сейду.
В итоге Сейду стал продюсером фильма с рабочим названием «Монгольский фантом», а в Венеции ставшей легендарной, золотольвиной венецианской «Ургой». Плёнки было отснято Михалковым на десять фильмов, в результате чего подобралось материала на более менее внятную историю об урге и хозяине её Бенге. Именно «Урга», а не «Урга-территория любви» как её называет режиссёр Никита Михалков, а не продюсер Мишель Сейду. Именно Мишель Сейду имеет права на прокат фильма в мире, а следовательно,т акже как и Сильвия Д*Амико, имел бы право держать в руках приз Американской киноакадемии ОСКАР, если бы фильм стал первым из числа пяти, номинированных на «Лучший фильм на иностранном языке» от Франции за 1991 год.
В 1991 году Алла Гарруба уговорила итальянского бизнесмена и издателя Анджелло Рицолли, который между прочим был продюссером фильмов Федерико Феллини, продюсссировать проект «Сибирский цирюльник», придуманный возбуждённым Михалковым. Анджелло Рицолли,ориентируясь на Оскар и мировой рынок пригласил известного американского сценариста Роспо Паленберга и соединил его идеи с маниакально-навязчивой мыслью Михалкова о любви к царской России, юнкерах и сибирской каторге. Не зря прошло детство мастера на кремлёвских задворках. Получилась невообразимая фигня. Но и эту фигню Михалков умудрился превратить в свой подвиг. Вот уж ИЛЛЮЗИОНИСТ с большой буквы.
Вернувшись в 1992 год безработный Никита Сергеевич набросился на синопсис Анатолия Ермилова о страшной судьбе российского поэта Эфрона, попавшего в сети НКВД, чтобы вернуться на Родину к своей любимой, а попав на Родину, нашёл её в обятиях красного комдива. Синопсис назывался «Безусловный эффект шаровой молнии». Чтобы незаметно уйти от замысла автора и перехватить инициативу, Никита Сергеевич, на моих глазах в гостинице «Астория» придумал назвать фильм «Утомлённые солнцем». Ну как «Унесённые ветром».
Работать на съёмках «Утомлённых солнцем» я не согласился, хотя Михалков меня сильно уговаривал. После моей работы на «Урге» он верил в мои силы и смекалку. Но денег платил мало. На съёмках вторым режиссёром работал Володя Красинский. А вот прокат фильма по России осуществили под моим руководством, снова появившемся на работе в ТРИТЭ в 1994 году.
В Америке от Фонда Ролана Быкова в то время работал Вячеслав Иваньков / Япончик/ и правил бал на Гудзоне. В Россию на Московский Международный Кинофестиваль в 1994 году прилетело из Америки много известных артистов, академиков Американской киноакадемии, среди них был и Ричард Гир, которого радушно принимали и дарили ему дорогие подарки. Гостей ММКФ решили принять в Нижнем Новгороде, прокатить по Волге на теплоходах /причём Ричарду Гиру выделили отдельный теплоход/, Мишеля Сейду уговаривали на общем теплоходе, угостили ушицей у стен Макарьева монастыря.
..и вот заметки на мои публикации в Фейсбуке каскадёрши Марии Аншютц, из рядов верных нашистов Никиты Михалкова и Александра Иншакова из СК РФ, организаторов боёв без правил, собачьих боёв и рассуждений в Бесогоне о злых людоедах империалистах из США.
Maria Anshutz · Общий друг – Varvara Nikitina
Сидит некто никому неизвестный. потявкивает. Рассуждает о чем ни ухом ни рылом. Молодец.
Не нравится · Ответить · 1 · 17 ч
Николай Ващилин Ты про кого это так смело из под лавки тявкаешь,Маша?
Нравится · Ответить · Только что · Отредактировано
Maria Anshutz · Общий друг – Varvara Nikitina
Фу. Вы отвратительны. И писанина ваша тоже.
А вы помните детские «политические» стихи?
Кстати первый вариант названия «Вот Америка какая!» ему пришлось изменить на более «осуждающее».
ЕСТЬ АМЕРИКА ТАКАЯ
Карта мира перед нами:
Вот земля, а вот вода,
Вот отмечены кружками
В разных странах города.
Сотни их: больших, столичных,
Главных, славных, мировых.
Много тысяч их: обычных,
Незаметных, рядовых.
И пускай неодинаков
Городов различных путь,
Но по-своему, однако,
Все приметны чем-нибудь:
Этот город тем известен,
Что в просторы площадей
Каждый год на праздник песен
Собирает он людей.
Он недавно стал известен
Не кипеньем трудовым,
А бесчинством, и бесчестьем,
И невежеством своим.
Город гнева, город стона,
Где во тьме горят кресты,
Где ты будешь вне закона
На глазах у Вашингтона,
Если кожей черен ты!
И послышалось:
«Довольно!
Жить хочу как человек!
Почему в стране Линкольна
Возродился рабский век?
Я хочу, как все, трудиться,
Ночью в страхе не дрожать,
Вместе с белыми учиться,
Цвета кожи не стыдиться
И себя не унижать!»
Под струей воды холодной
Надломилось деревцо.
От Америки «свободной»
Получай струю в лицо.
Для Америки не ново
Слово грязное «расист».
Я проклятым этим словом
Замарал бумажный лист.
Чтоб никто из иностранцев
Страшной правды не узнал,
Издают американцы
Многокрасочный журнал.
Только в штате Алабама
Тот журнал не продают!
Есть америка такая михалков
Слово это
Всем теплом страны согрето.
Как в насущный хлеб зерно,
В нашу жизнь вошло оно.
Это значит: год за годом
От завода до села
Труд советского народа
Воплощается в дела:
В миллионы тонн металла,
Чтоб страна сильнее стала,
В миллионы тонн зерна,
Чтоб сыта была она.
В добрый час!
Мы смотрим смело
И уверенно вперед.
Что касается до дела,
То его невпроворот!
ТО и ЭТО нужно строить,
Каждым часом дорожить,
Равнодушных беспокоить,
С беспокойными дружить!
И о многом вспоминая,
Что осталось за спиной,
Казахстану и Алтаю
Шлем мы свой поклон земной!
Всем знакомым, незнакомым,
Коммунистам рядовым,
Их обкомам, и райкомам,
И парткомам боевым.
Знают в школах все ребята,
Что в столице в феврале
Собирался
ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ
НАШ
ПАРТИЙНЫЙ СЪЕЗД
В КРЕМЛЕ.
x x x
Рядом гости-иностранцы,
Партий дружеских посланцы:
Финн, поляк, француз и чех.
Перечислить трудно всех!
Вместе с ними ветераны
Грозных классовых боев
Из далеких, чужестранных,
Обездоленных краев.
x x x
У меня перед глазами
Зал Кремлевского дворца.
Выступает перед нами
Человек с душой бойца.
Человек партийной чести,
Он не раз бывал в бою
И вошел со мною вместе
В биографию мою.
Мы следим за каждым словом,
И доклад его таков,
Что ему внимать готовы
Люди всех материков,
Люди разных поколений
Всех народов, наций, рас.
Что сказать мне юной смене?
Был бы жив великий Ленин,
Ленин был бы горд за нас!
ЛЕНИН
С НАМИ
И СЕЙЧАС!
СЛОВА И БУКВЫ
ЕСТЬ АМЕРИКА ТАКАЯ
Карта мира перед нами:
Вот земля, а вот вода,
Вот отмечены кружками
В разных странах города.
Сотни их: больших, столичных,
Главных, славных, мировых.
Много тысяч их: обычных,
Незаметных, рядовых.
И пускай неодинаков
Городов различных путь,
Но по-своему, однако,
Все приметны чем-нибудь:
Этот город тем известен,
Что в просторы площадей
Каждый год на праздник песен
Собирает он людей.
Он недавно стал известен
Не кипеньем трудовым,
А бесчинством, и бесчестьем,
И невежеством своим.
Город гнева, город стона,
Где во тьме горят кресты,
Где ты будешь вне закона
На глазах у Вашингтона,
Если кожей черен ты!
И послышалось:
«Довольно!
Жить хочу как человек!
Почему в стране Линкольна
Возродился рабский век?
Я хочу, как все, трудиться,
Ночью в страхе не дрожать,
Вместе с белыми учиться,
Цвета кожи не стыдиться
И себя не унижать!»
Под струей воды холодной
Надломилось деревцо.
От Америки «свободной»
Получай струю в лицо.
Для Америки не ново
Слово грязное «расист».
Я проклятым этим словом
Замарал бумажный лист.
Чтоб никто из иностранцев
Страшной правды не узнал,
Издают американцы
Многокрасочный журнал.
Только в штате Алабама
Тот журнал не продают!
СВОБОДА СЛОВА
Он сказал: «Я был в Париже,
Видел Осло, Лондон, Рим,
А теперь Москву увижу,
Ленинград, Кавказ и Крым».
Мы сказали иностранцу,
Что встречали мы датчан,
Деловых американцев,
Сухопарых англичан.
Были всякие туристы,
И когда-то, говорят,
Сам министр мистер Твистер
Приезжал к нам в Ленинград.
Час за часом дни летели.
Коротая отпуск свой,
Иностранец жил в отеле
И знакомился с Москвой.
А потом его видали
Под землей у горняков,
У рабочих на Урале
И у волжских рыбаков.
У колхозников Кубани
На Дону и на Днепре,
И в Баку, и в Ереване,
И в Артеке на «костре».
Был на многих он заводах
В самых разных городах,
Плавал он на пароходах,
Ездил в скорых поездах.
Всюду всем он восхищался,
Удивленье выражал,
Всем любезно улыбался
И сердечно руки жал.
Вот домой из-за границы
Наконец вернулся сэр
И в журнале три страницы
Посвятил СССР.
Он писал про власть Советов,
Про Москву, про наш народ.
Он писал про то, про это,
Только все наоборот!
Кто же был он, этот важный,
Любознательный турист?
Это просто был продажный
Буржуазный журналист.
СЛОВА И БУКВЫ
Учили в детстве мы, друзья,
Наш алфавит от А до Я,
И буква к букве, к слогу слог
Читали: сча-стье, труд, у-рок.
Большая сила в буквах есть,
Когда мы можем их прочесть,
Все дело в том лишь, где и как
Поставлен в слове каждый знак.
Четыре буквы, например:
Три С и рядом с ними Р.
Великий смысл они таят,
Когда они подряд стоят!
Но в США живет на-род,
Что не вой-ны, а ми-pa ждет,
И это надо бы учесть
Всем, позабывшим стыд и честь.
СТАЛЬНАЯ СТРУЖКА
В столицу Венгрии от нас
Как знатный гость к друзьям
Приехал токарь как-то раз
К таким же токарям.
Посланца дружеской земли
Венгерский ждал народ.
Наутро гостя повели
Смотреть большой завод.
И в тот же самый день и час
На этот же завод
Пришел с экскурсией как раз
Совсем другой народ.
Они вошли в тот самый миг,
Важны, как индюки,
Когда советский скоростник
Осматривал станки.
Туристы слышали о нем
И знали из газет,
Что обогнал в труде своем
Он всех на много лет.
И к русскому проявлен был
Особый интерес.
Датчанин громко заявил:
— О-о-о! Это есть прогресс!
Подумал токарь: «Честный друг
Не усмехнется так!»
И токарь посмотрел вокруг,
И расступился тесный круг,
И токарь снял пиджак.
Он отступать уже не мог,
Как воин, как боец,
И встал он за чужой станок
И взял чужой резец.
Он понимал, что здесь сейчас
Он принимает бой
За весь родной рабочий класс,
За честь страны родной.
И тот, кто рядом с ним стоял,
Тот это тоже понимал.
Он должен был в минутный срок,
Сам гость среди гостей,
Дать англичанину урок.
А вдруг не выдержит станок
Высоких скоростей?!
Для пробы он резцом нажал,
Знакомясь со станком.
И врезался резец в металл,
Который тут же побежал
Спиральным ручейком.
И на гостей из дальних стран,
Стоящих в стороне,
Тут брызнул огненный фонтан
В тревожной тишине.
И токарь на рычаг налег,
И выдержал напор
Венгерский молодой станок,
Не знавший до сих пор
Всем существом своих частей
Режима наших скоростей.
Стальная стружка вниз, и вверх,
И вбок летит, звеня,
Как разноцветный фейерверк
В честь праздничного дня.
Вокруг кричат: «Москва! Москва!»
И токарь не сдает.
Он, засучивши рукава,
Свои рекорды бьет.
И вот он выключает ток,
Последний взяв рекорд,
И тем, что выдержал станок,
Народ венгерский горд.
ХИЖИНА ДЯДИ ТОМА
На сцене шел аукцион.
Детей с отцами разлучали.
И звон оков, и плач, и стон
Со всех сторон в толпе звучали.
«Кто больше. Продан. Чей черед?
Эй, черный! Встать! Ты здесь не дома!»
Шатаясь, Том шагнул вперед.
Друзья! Купите дядю Тома!
«А ну, за этого раба
Кто больше долларов предложит?»
Том! В чьих руках твоя судьба?
Кто заплатить за выкуп сможет?
«Кто больше. Раз. Кто больше. Два!»
И вдруг из зрительного зала,
Шепча какие-то слова,
На сцену девочка вбежала.
Все расступились перед ней.
Чуть не упал актер со стула,
Когда девчушка пять рублей
Ему, волнуясь, протянула.
Она молчала и ждала,
И это та была минута,
Когда в порыве против Зла
Добро сильнее, чем валюта!
И воцарилась тишина,
Согретая дыханьем зала.
И вся Советская страна
За этой девочкой стояла.
МИЛЛИОНЕР
Богатая старуха
В одной стране жила.
Богатая старуха
Внезапно умерла.
Остался без хозяйки,
Угрюм и одинок,
Такой же, как хозяйка,
Породистый Бульдог.
Имела та старуха
Племянников родных,
А также, по закону,
Наследников иных.
Старуха перед смертью
Составила его.
Она озолотила
Любимца своего!
Зачем собаке деньги?
Ходить в универмаг?
Бывают разве деньги
У кошек и собак?
Но стал миллионером
Осиротевший пес,
И стал еще курносей
Его курносый нос.
Согласно завещанью,
Живет при нем слуга.
Он ездит с ним на гонки.
На регби, на бега.
Есть у Бульдога вилла,
И новый «кадиллак»,
И сшитый у портного
Собачий черный фрак.
Он ходит на приемы
И там коктейли пьет.
Знакомых собачонок
Уже не узнает!
Он в клуб миллионеров
Записан как банкир.
У них он научился
Рычать при слове «мир».
Печатают газеты
С Бульдогом интервью,
Бульдог в них излагает
Позицию свою.
Собачью точку зренья
На космос, на прогресс.
Среди капиталистов
Бульдог имеет вес.
Влиятельной фигурой
Он в мире денег стал.
Чего не может только
Наделать капитал!
Не покупал билета я
На этот пароход!
За что в какие-то края
Он мальчика везет!
Смеется кто-то надо мной:
«Попался, пионер!»
А я хочу домой!
Домой!!
Домой в СССР.
Как хорошо, что наяву
Я не в Америке живу!
СТИХИ ДРУЗЕЙ
ИЗ ЮЛИАНА ТУВИМА
ПИСЬМО КО ВСЕМ ДЕТЯМ
ПО ОДНОМУ ОЧЕНЬ ВАЖНОМУ ДЕЛУ
Дорогие мои дети!
Я пишу вам письмецо:
Я прошу вас, мойте чаще
Ваши руки и лицо.
Все равно какой водою:
Кипяченой, ключевой,
Из реки, иль из колодца,
Или просто дождевой!
Не подам руки грязнулям,
Не поеду в гости к ним!
Сам я моюсь очень часто.
До свиданья!
АЗБУКА
Что случилось? Что случилось?
С печки азбука свалилась!
Больно вывихнула ножку
Прописная буква М,
Г ударилась немножко,
Ж рассыпалась совсем!
Потеряла буква Ю
Перекладинку свою!
Очутившись на полу,
Поломала хвостик У.
СЛОВЕЧКИ-КАЛЕЧКИ
Грустный, сонный, невеселый
Ежи наш пришел из школы,
Сел к столу, разок зевнул
И над книжками заснул.
Тут явились три словечка:
«Апельсин», «Сосна», «Колечко».
Подошли они все трое
И сказали: «Что такое?
Что ты, Ежи, сделал с нами?
Мы пожалуемся маме!»
«Мы, слова, оскорблены
Тем, что так искажены!
Ежи! Ежи! Брось лениться!
Так учиться не годится!
Невозможно без внимания
Получить образование!
Будет поздно! Так и знай!
Станет неучем лентяй!
Будешь ты ежом колючим!
Вот как мы тебя проучим!»
Ежи вздрогнул, ужаснулся,
Потянулся и проснулся.
Подавил зевоту,
Взялся за работу.
ПТИЧИЙ ДВОР
Утка курице сказала:
«Вы яиц несете мало.
Все индюшки говорят,
Что на праздник вас съедят!»
Прибежал на крик петух,
Полетел из утки пух.
И послышалось в кустах:
«Га-га-га! Кудах-тах-тах!»
Эту драку до сих пор
Вспоминает птичий двор.
РЕЧКА
А чего ей ворчать, речной-то воде?
Об этом не скажет никто и нигде.
Пожалуй, камни да рыбы
Об этом сказать могли бы,
Но рыбы молчат,
И камни молчат,
Как рыбы.
Мой сын! Послушай мой рассказ
О нашей Родине, о нас,
О тех, кто много лет назад,
Подняв Москву и Петроград,
Под красным знаменем в бою
Свободу отстоял свою
И отдал молодость борьбе,
Чтоб хорошо жилось тебе!
А раньше, много лет назад,
Страною правил царь.
И были не у всех ребят
Тетрадки и букварь.
Учились дети богачей:
Сынки купцов, дворян.
Не много в школы шло детей
Рабочих и крестьян.
Из года в год мужик пахал,
И сеял, и молол,
А хлеб мужицкий попадал
К помещику на стол.
Трудился из последних сил,
Недоедал бедняк,
А барин досыта кормил.
Охотничьих собак.
А в городах из года в год,
До гроба, весь свой век,
Работал также на господ
Рабочий человек.
Но были люди на земле,
Что думали о тех,
Кому живется в кабале
На свете хуже всех.
Они бежали из тюрьмы,
Чтоб свой народ вести,
Чтоб вековое царство тьмы
С лица земли смести.
Они хотели, чтоб народ
Был сыт, обут, одет
И не работал на господ,
Как было сотни лет.
Чтоб и свободна и сильна,
Среди соседей-стран,
Стояла первая страна
Рабочих и крестьян!
И тот, кто жизнь в борьбе провел,
Кто испытал нужду,
На штурм дворцов народ повел
В семнадцатом году.
Все то, что грезится другим,
У нас в стране сбылось,
И это нам с тобой самим
Увидеть довелось.
И из мешков зерно бежит
Не в закрома купцу.
И Днепрогэс принадлежит
Не частному лицу.
Смотри, шагает генерал!
Служить народу рад,
Он возле Смольного стоял,
Вернувшись с баррикад.
Он был юнцом в тот грозный час,
Он был безус, но смел,
И революции приказ
Он выполнить сумел.
Смотри, выходит из ворот
Московского Кремля,
По Красной площади идет
Знакомая моя.
Она профессор, депутат
От города Орла,
Где раньше, много лет назад,
Кухаркою была.
Они равны, они дружны,
У них один отряд.
Сражались рядом в дни войны
Отцы троих ребят.
Великий Ленин наш народ
В одну семью сплотил.
И наш народ теперь не тот,
Каким он раньше был!
Не сосчитать всех гроз, всех бед,
Что мы перенесли,
Но день за днем мы столько лет
Боролись и росли.
В пустынях строил города
Советский человек;
Ему послушная, вода
Меняла русла рек.
В труде не покладая рук
Он чудеса творил.
А сколько он постиг наук!
А сколько тайн открыл!
Он превращал руду в металл
Для славных, честных дел.
Свой труд, свой дом он защищал
И защитить сумел.
И в битвах не было преград,
Которых бы не брал
Советской Армии солдат,
Советский генерал!
Живи, учись, гордись, мой сын,
Что ты советский гражданин,
И, в жизни выбрав путь,
Везде: в сраженьях и в труде,
Всегда: и в счастье и в беде,
Отчизне верен будь!
Не забывай, что ты рожден,
Товарищ молодой,
Под сенью ленинских знамен,
Под красною звездой.
Мы далеко вперед глядим,
Мы видим цель свою,
И то, что мы создать хотим,
Мы общей волей создадим
В своем родном краю!