Какие три зверя препятствуют данте взойти на холм спасения что они символизируют
Аллегория в поэме Божественная комедия
Предстал я там пред женщиной прекрасной,
Глаза её сияли, как звезда,
И молвила, как ангел сладкогласный,
Мне вестница прекрасная в ответ…
Беатриче предстаёт перед нами светочем, совершенным созданием Бога, которой равны лишь ангелы. В её образе содержится аллегорическое «зеркало» всего произведения, где Данте изображает Истину, глагол Всевышнего. Исходя из этого, мы можем судить о том, что поэт хочет убедить нас в правдивости событий, происходящих в «Комедии».
Вторым по значению аллегорическим образом является Вергилий – тот самый поэт римской эпохи, который становится проводником Данте по двум ступеням загробного мира (Ад, Чистилище). Хоть он и был при жизни язычником, и упоминание его образа в рядах христианских святых и других лиц немного странно, но сам Данте считал его прекрасным поэтом и даже своим учителем; в «Божественной комедии» он использовал некоторые образы из «Энеиды». Поэтому Вергилий является образом, сплачивающим Античность и Средневековье.
Глядя вглубь повествования «Комедии» можно увидеть другие аллегорические образы. В самом начале своего пути Данте встречает трёх хищников:
Я шёл вперёд гористою дорогой
И встретился на самой крутизне
С пятнистою пантерой быстроногой.
Образ пантеры Данте использует для обличения чувственности, которая, по его мнению, является одним из человеческих недостатков;
Но снова был тревогой роковою
Охвачен я: с поднятой головою
Свирепый лев моим очам предстал.
«Ад» в «Комедии» изображён полностью упадшим миром, в котором место лишь для грешников, но никак не для двух поэтов. Но всё же, чтобы увидеть совершенные чертоги Рая, человек должен пройти через различные испытания, порой ужасные, и в этом – суть аллегории Преисподней.
Тот, Кем всё движется, божественно нетленной
Своею славою сияет во вселенной;
Где – более она, где – меньше разлита.
Я в небо восходил, и горних высота
Была открыта мне; там созерцал я чудо…
Так начинается первая песнь третьей части поэмы – Рая. Теперь свой путь в высоту Данте продолжает вместе с Беатриче.
В Раю Алигьери затрагивает такие главные понятия, как Бог, Любовь, Мироздание, Церковь, и аллегория проявляется в тех образах, которые разъясняют поэту всё непонятное и неизведанное доселе на Земле. Одним из этих образов является дух императора Юстиниана, в котором Данте изображает бескорыстное благородство и настоящего народного предводителя; Фома Аквинский, при жизни будучи активным церковным деятелем, у Данте находится среди блаженных душ и также представляет собой посвящение религии.
Но не только люди прошлых веков появляются в Раю; автор для изображения божественного искупления прибегает к красочному описанию Распятия, которое поддерживает неисчислимое количество ангелов:
Как лютни сладостной иль арфы дивный строй
Звучат мелодией и для непосвящённых –
Так из средины душ, чудесно просветлённых,
Образовавших Крест сиянием своим,
Послышался напев.
Непрекращаемый восторг, который испытывает Данте, переходит в созерцание другого чуда:
Изображение увидел я орла,
Который развернул два мощные крыла;
Та каждая из душ, объятых созерцаньем,
Казалась счастлива чудесным их сияньем,
Блистая, как рубин, под солнечным лучом.
И в славе мне такой предстала несравненной
Она, несомая дружиною блаженной,
И столько радости струил небесный Лик,
Что образ Господа с такою полнотою
Ничто ещё досель из виденного мною
Не рисовало мне.
Богоматерь является для поэта досягаемой – его молитва была услышана ею, и Данте смог воплотить свою мечту созерцать самого Бога. Проникнув взором в вечный свет, он обращается к Господу с мольбою о помощи передать ему – поэту – хоть ничтожную искру величия Солнца в своём произведении. Перед ним предстаёт видение: три круга – воплощение святой Троицы, один из которых имеет человеческий образ, всё же остаются для Данте недосягаемыми для проникновения.
Но тут могущество воображенья разом
Покинуло меня, желания мои
И волю покорив, с небес переместила
В земную сферу их влиянье той любви,
Которой движутся и солнце, и светила.
«Божественная комедия» по своему содержанию и объёму сравнима только с Библией, и самого Данте можно назвать праведником. Мысль этого произведения и умение автора обличить человеческие чувства в яркую оболочку так поразили меня, что я, основываясь на идее «Комедии», стала создавать свой роман, в котором я также вижу продолжение раскрытия со всех сторон этого великого произведения Данте Алигьери.
Лес — Холм спасения — Три зверя — Вергилий
1. Земную жизнь пройдя до половины. — Серединой человеческой жизни, вершиной ее дуги, Данте («Пир», IV, 23) считает тридцатипятилетний возраст. Его он достиг в 1300 г. и к этому году приурочивает свое путешествие в загробный мир. Такая хронология позволяет поэту прибегать к приему «предсказания» событий, совершившихся позже этой даты.
13. К холмному приблизившись подножью. — Над лесом грехов и заблуждений возвышается спасительный холм добродетели, озаряемый солнцем истины (ср. ст. 77-78).
38-40. Те же звезды вновь — звезды созвездия Овна, в котором солнце находится весной, то есть в ту пору года, когда, согласно христианской мифологии, бог сотворил мир и придал движение небесам с их светилами.
31-60. Восхождению поэта на холм спасения препятствуют три зверя: рысь (ср. А., XVI, 106-108) — сладострастие, лев — гордость и волчица (ср. Ч., XX, 10-15) — корыстолюбие.
62. Какой-то муж — Вергилий (70-19 гг. до н. э.), знаменитый римский поэт, автор «Энеиды». В средние века он пользовался легендарной славой мудреца, чародея и предвозвестника христианства (Ч., XXII, 64-73). В «Божественной Комедии» Вергилий, ведущий поэта через Ад и Чистилище к Земному Раю, — символ разума (Ч., XVIII, 46-48), направляющего людей к земному счастью.
69. Мантуя. — Вергилий родился в Мантуанской области, в местечке Андес, ныне Пьетола.
70. Sub Julio (лат.) — при Юлии Цезаре (убитом в 44 г. до н. э.).
71. Под Августовой сенью — то есть при римском императоре Августе (27 г. до н. э. — 14 г. н. э.).
74. Сын Анхиза и Венеры — Эней.
91. Ты должен выбрать новую дорогу. — Данте еще не подготовлен к тому, чтобы одолеть волчицу и взойти на отрадный холм. Предварительно он должен посетить три загробных мира.
102. Пес — грядущий избавитель Италии, который победит волчицу, мешающую общественному устроению (Ч., XX, 15).
103. Не прах земной и не металл двусплавный — то есть его не прельстят ни земельные владения, ни сокровища.
105. Меж войлоком и войлоком (tra feltro e feltro). — Старейшими комментаторами толковалось различно, в зависимости от понимания аллегории Пса. В XV в. пророчество о Псе начали относить к Кангранде делла Скала, синьору Вероны (1312-1329 гг.) и главе гибеллинской лиги в Ломбардии, и было предложено новое объяснение спорного стиха: «Между городом Фельтро в Тревизанской марке и замком Монтефельтро в Романье» (так расположена Верона).
117. О новой смерти тщетные моленья. — Грешники в Аду, уже умершие телесной смертью, хотели бы умереть и душой, чтобы прекратились их муки.
122. Душа достойнейшая — Беатриче (см. прим. А., II, 70).
134. Врата Петровы — врата Чистилища.
Каких зверей увидел Данте Алигьери? зайдя в лес
Не помню сам, как я вошел туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа.
Но к холмному приблизившись подножью,
Которым замыкался этот дол,
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,
Я увидал, едва глаза возвел,
Что свет планеты, всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошел.
И вот, внизу крутого косогора,
Проворная и вьющаяся рысь,
Вся в ярких пятнах пестрого узора.
Она, кружа, мне преграждала высь,
И я не раз на крутизне опасной
Возвратным следом помышлял спастись.
Был ранний час, и солнце в тверди ясной
Сопровождали те же звезды вновь,
Что в первый раз, когда их сонм прекрасный
Божественная двинула Любовь.
Доверясь часу и поре счастливой,
Уже не так сжималась в сердце кровь
При виде зверя с шерстью прихотливой;
Но, ужасом опять его стесня,
Навстречу вышел лев с подъятой гривой.
Он наступал как будто на меня,
От голода рыча освирепело
И самый воздух страхом цепеня.
И с ним волчица, чье худое тело,
Казалось, все алчбы в себе несет;
Немало душ из-за нее скорбело.
Меня сковал такой тяжелый гнет
Перед ее стремящим ужас взглядом,
Что я утратил чаянье высот.
«Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу» …
Так начинается действие «Божественной комедии» — Данте, заблудившийся в лесу, встречает там страшных зверей: льва, волчицу и пантеру.
Все это аллегории.
Лес — жизнь, а звери — страсти человеческие:
лев — властолюбие,
волчица — корысть,
пантера — страсть к телесным наслаждениям.
Кто же выведет героя из леса жизненных заблуждений? Разум и Любовь. Разум является Данте в образе великого древнеримского поэта Вергилия, которого направляет из Рая возлюбленная поэта — Беатриче. Вергилий ведет Данте в Ад, показывая ему, чем грозят человеку пороки и страсти. Затем они отправляются в Чистилище, где Данте освобождается от своих грехов. В Раю он предстает перед своей чистой возлюбленной Беатриче, которая подводит его к трону Бога — олицетворению нравственного совершенства.
Отличный вопрос и ответ такой же!
вершиной ее дуги, Данте («Пир», IV, 23) считает тридцатипятилетний возраст.
Его он достиг в 1300 г. и к этому году приурочивает свое путешествие в
загробный мир. Такая хронология позволяет поэту прибегать к приему
«предсказания» событий, совершившихся позже этой даты
возвышается спасительный холм добродетели, озаряемый солнцем истины (ср. ст.
придерживается Данте, Солнце было одной из планет, вращающихся вокруг
31-60. Восхождению поэта на холм спасения препятствуют три зверя: рысь
находится весной, то есть в ту пору года, когда, согласно христианской
мифологии, бог сотворил мир и придал движение небесам с их светилами
62. Какой-то муж-Вергилий (70-19 гг. до н. э.), знаменитый римский
поэт, автор «Энеиды». В средние века он пользовался легендарной славой
мудреца, чародея и предвозвестника христианства (Ч., XXII, 64-73). В
«Божественной Комедии» Вергилий, ведущий поэта через Ад и Чистилище к
чтобы одолеть волчицу и взойти на отрадный холм. Предварительно он должен
посетить три загробных мира.
мешающую общественному устроению (Ч., XX, 15).
ни земельные владения, ни сокровища.
комментаторами толковалось различно, в зависимости от понимания аллегории
Пса. В XV в. пророчество о Псе начали относить к Кангранде делла Скала,
синьору Вероны (1312-1329 гг.) и главе гибеллинской лиги в Ломбардии, и было
предложено новое объяснение спорного стиха: «Между городом Фельтро в
Тревизанской марке и замком Монтефельтро в Романье» (так расположена
107-108. Камилла, предводительница вольсков (Эн., VII, 803-817, XI,
532-831), и Турн, вождь рутулов (Эн., XII, 887-952), пали, обороняя Италию
от троянцев, а троянские юноши Hue и Эвриал (Эн., IX, 176-449) погибли в
борьбе против рутулов, ради завоевания земли, на которой Энею суждено было
стать родоначальником римской державы.
телесной смертью, хотели бы умереть и душой, чтобы прекратились их муки.
Какие три зверя препятствуют данте взойти на холм спасения что они символизируют
РЕДАКЦИЯ ПО ИЗДАНИЮ БИБЛИОТЕКИ «ФИЛОСОФСКОЕ НАСЛЕДИЕ»
Доброхотов Александр Львович (род. в 1950 г.) — кандидат философских наук, старший преподаватель кафедры истории зарубежной философии философского факультета МГУ.
Область научных исследований — история метафизики. Основные публикации: «Учение досократиков о бытии» (1980), «Категория бытия в классической западноевропейской философии» (1986).
Глава I. Intelligenza nova
Задача этой книги была бы выполнена, если бы удалось показать, что «Комедия» оказалась синтезом, по существу создавшим новую идейную реальность, несводимую к значению своих составляющих и даже, до некоторой степени, исполняющую то, что в виде обещания и проекта существовало в средневековой философии.
Не приходится сомневаться, что Данте суммировал многое из сделанного христианскими и арабскими мыслителями. Бесспорно, что некоторые его идеи предвосхищали Возрождение и Новое время. Но, рассматривая Данте как звено в цепи идей, мы рискуем проглядеть то, что сделал именно Данте и именно для философии. Чтобы избежать этого, следует — как это ни парадоксально — сосредоточить внимание не на собственно философских сочинениях Данте, а на «Божественной Комедии», в которой воплотилось дантовское видение мира. Преимущественное внимание к «Божественной Комедии» необходимо кратко обосновать.
Мы знаем, что некоторым явлениям литературы выпадает особая роль в процессе формирования философского сознания эпохи. Гомер, Гёте, русский роман XIX в. — это неотъемлемые составляющие философской культуры. Иногда такого рода творения появляются как итог философской эпохи, иногда они предшествуют ей, образуя почву для теоретических построений. Но во всех случаях у этих произведений есть какие-то особенности, обеспечивающие им долгую жизнь в истории философии. Поэтому философская эпоха не может быть полноценно представлена без осмысления своих литературных отражений. Определить эти особенности уместнее в Заключении, а не во Введении, но стоит сделать предварительное замечание: есть общая для философии и литературы область, в которой и умозрение, и художественное воображение заняты одним и тем же, хотя и с привлечением разных средств, — это жизнь символов. Ее, пожалуй, можно было бы рассматривать как цельный процесс, а литературу и философию, образ и понятие, — как два полярных момента этого процесса. Тогда более понятным было бы то, что некоторым художественным шедеврам — и среди них «Комедия» — довелось стать мощными источниками смыслового излучения, не угасшего с течением веков. Дело в том, что историки философии, очищая и уточняя свой предмет исследования, проделывают привычную процедуру выделения «идеи» как таковой из комплекса духовных феноменов. Часто в результате получается беспомощная абстракция, мало общего имеющая с тем «эйдосом», который многообразно являл себя и в мифе, и в литературе, и в этическом действии. Особенность «Комедии» в том, что она продемонстрировала обратный процесс: идеи, которые на исходе XIII в. (или «дученто», как называют в Италии 1200-е годы) застывали в абстрактные схемы, были возвращены поэтом в исходную стихию познающей себя культуры и вдруг обнаружили источник своей силы, приоткрыли свою тайну.
Если мы признаём, что нельзя без остатка разложить на сумму идей «Божественную Комедию», то мы должны сделать и следующий шаг: признать, что нельзя выделить «прогрессивную» часть мировоззрения Данте и отграничить от нее «реакционную». Известно, что К. Маркс называл Данте среди своих любимых поэтов, часто его цитировал. В то же время Ф. Энгельс видел величие Данте в его тенденциозности, «партийном духе» (см.: 1, 4, 245) [1]. Странной была бы попытка разрушить «тенденцию», чтобы выловить те или иные созвучные сегодняшним нашим настроениям идеи.
Таким образом, нам надо будет соблюсти три условия, чтобы приблизиться к пониманию мировоззрения Данте. Допустить, что эпоха, смысл и цели которой пытался выразить Данте, не только была звеном в исторической цепи, но и выдвинула самоценный тип культуры. Уделить особое внимание «Божественной Комедии» как уникальному мировоззренческому синтезу. И наконец, смириться с тем, что понять мы должны цельный и полный феномен дантовского мышления, т. е. то, что он сам нам предлагает, а не то, что нам хотелось бы включить в «современность».
При этом неизбежно новое понимание, даже если мы будем уклоняться от задач переосмысления. Как только мы подойдем к тексту с самыми естественными вопросами современного читателя, который скорее всего не знает необозримого множества толкований Данте, накопившихся за 600 лет, но причастен историческому опыту человечества второй половины XX в., мы увидим то, чего раньше просто нельзя было увидеть, как нельзя, например, увидеть какую-то часть дороги до поворота. Подобную перспективу Данте называет в последнем сонете «Новой Жизни» новым разуменьем (intelligenza nova): это кристаллизовавшийся из размышлений и переживаний новорожденный дух, спешащий занять свое место среди ангелов высшей сферы, которых схоластики именовали «интеллигенциями».
Итак, мы должны быть готовы к изменениям в нас самих и в нашем традиционном понимании классики даже тогда, когда задача, которую мы ставим, предельно скромна. В классике парадоксально соединяются образы седой древности и юности. Собственно, это один из главных признаков классики. «Малые» творения литературы и философии — единожды прочитанные — живут в одном своем облике. Великое перечитывается заново каждым поколением и заново рождается. Отсюда, в частности, следует, что мы не изменим историческому подходу, если просто попытаемся прочесть Данте. Если мы достигнем того или иного уровня понимания, то новизна его будет неизбежна.