Капитанская дочка это рассказ или что это
Капитанская дочка
«Капита́нская до́чка» — одно из первых и наиболее известных произведений русской исторической прозы, повесть А. С. Пушкина, посвящённая событиям Крестьянской войны 1773—1775 годов под предводительством Емельяна Пугачёва.
Впервые была опубликована в 1836 году в журнале «Современник» без подписи автора. При этом глава о крестьянском бунте в деревне Гринёва осталась неопубликованной, что объяснялось цензурными соображениями.
Реалистическое по языку и обилию бытовых деталей повествование ведётся от лица Петра Андреевича Гринёва — молодого офицера, проходящего службу в Белогорской крепости на нижнем Урале.
Содержание
Содержание
В основе повести лежат записки пятидесятилетнего дворянина Петра Андреевича Гринёва, написанные им во времена царствования императора Александра и посвященные «пугачёвщине», в которой семнадцатилетний офицер Пётр Гринёв по «странному сцеплению обстоятельств» принял невольное участие.
Петр Андреевич с легкой иронией вспоминает свое детство, детство дворянского недоросля. Его отец Андрей Петрович Гринёв в молодости «служил при графе Минихе и вышел в отставку премьер-майором в 17… году. С тех пор жил в своей симбирской деревне, где и женился на девице Авдотье Васильевне Ю., дочери бедного тамошнего дворянина». В семье Гринёвых было девять человек детей, но все братья и сестры Петруши «умерли во младенчестве». «Матушка была ещё мною брюхата, — вспоминает Гринёв, — как я уже был записан в Семёновский полк сержантом». С пятилетнего возраста за Петрушей присматривает стремянной Савельич, «за трезвое поведение» пожалованный ему в дядьки. «Под его надзором на двенадцатом году выучился я русской грамоте и мог очень здраво судить о свойствах борзого кобеля». Затем появился учитель — француз Бопре, который не понимал «значения этого слова», так как в своём отечестве был парикмахером, а в Пруссии — солдатом. Юный Гринёв и француз Бопре быстро поладили, и, хотя Бопре по контракту обязан был учить Петрушу «по-французски, по-немецки и всем наукам», он предпочёл скоро выучиться у своего ученика «болтать по-русски». Воспитание Гринёва завершается изгнанием Бопре, уличённого в беспутстве, пьянстве и небрежении обязанностями учителя.
До шестнадцати лет Гринёв живёт «недорослем, гоняя голубей и играя в чехарду с дворовыми мальчишками». На семнадцатом году отец решает послать сына на службу, но не в Петербург, а в армию «понюхать пороху» да «потянуть лямку». Он отправляет его в Оренбург, наставляя служить верно «кому присягаешь», и помнить пословицу: «береги платье снову, а честь смолоду». Все «блестящие надежды» молодого Гринёва на весёлую жизнь в Петербурге разрушились, впереди ожидала «скука в стороне глухой и отдалённой».
Подъезжая к Оренбургу, Гринёв и Савельич попали в буран. Случайный человек, повстречавшийся на дороге, выводит заблудившуюся в метели кибитку к умёту. Пока кибитка «тихо подвигалась» к жилью, Петру Андреевичу приснился страшный сон, в котором пятидесятилетний Гринёв усматривает нечто пророческое, связывая его со «странными обстоятельствами» своей дальнейшей жизни. Мужик с чёрной бородою лежит в постели отца Гринёва, а матушка, называя его Андреем Петровичем и «посажённым отцом», хочет, чтобы Петруша «поцеловал у него ручку» и попросил благословения. Мужик машет топором, комната наполняется мёртвыми телами; Гринёв спотыкается о них, скользит в кровавых лужах, но его «страшный мужик» «ласково кличет», приговаривая: «Не бойсь, подойди под моё благословение».
В благодарность за спасение Гринёв отдаёт «вожатому», одетому слишком легко, свой заячий тулуп и подносит стакан вина, за что тот с низким поклоном его благодарит: «Спасибо, ваше благородие! Награди вас Господь за вашу добродетель». Наружность «вожатого» показалась Гринёву «замечательною»: «Он был лет сорока, росту среднего, худощав и широкоплеч. В чёрной бороде его показывалась проседь; живые большие глаза так и бегали. Лицо его имело выражение довольно приятное, но плутовское».
Белогорская крепость, куда из Оренбурга послан служить Гринёв, встречает юношу не грозными бастионами, башнями и валами, а оказывается деревушкой, окружённой деревянным забором. Вместо храброго гарнизона — инвалиды, не знающие, где левая, а где правая сторона, вместо смертоносной артиллерии — старенькая пушка, забитая мусором.
Комендант крепости Иван Кузьмич Миронов — офицер «из солдатских детей», человек необразованный, но честный и добрый. Его жена, Василиса Егоровна, полностью им управляет и на дела службы смотрит как на свои хозяйственные. Вскоре Гринёв становится для Мироновых «родным», да и сам он «незаметным образом […] привязался к доброму семейству». В дочери Мироновых Маше Гринёв «нашёл благоразумную и чувствительную девушку».
Служба не тяготит Гринёва, он увлёкся чтением книг, упражняется в переводах и сочинении стихов. Поначалу он сближается с поручиком Швабриным, единственным в крепости человеком, близким Гринёву по образованию, возрасту и роду занятий. Но вскоре они ссорятся — Швабрин с издёвкой раскритиковал любовную «песенку», написанную Гринёвым, а также позволил себе грязные намёки относительно «нрава и обычая» Маши Мироновой, коей эта песенка была посвящена. Позже, в разговоре с Машей, Гринёв выяснит причины упорного злоречия, которым Швабрин её преследовал: поручик сватался к ней, но получил отказ. «Я не люблю Алексея Иваныча. Он очень мне противен», — признаётся Маша Гринёву. Ссора разрешается поединком и ранением Гринёва.
Маша ухаживает за раненым Гринёвым. Молодые люди признаются друг другу «в сердечной склонности», и Гринёв пишет батюшке письмо, «прося родительского благословения». Но Маша — бесприданница. У Мироновых «всего-то душ одна девка Палашка», в то время как у Гринёвых — триста душ крестьян. Отец запрещает Гринёву жениться и обещает перевести его из Белогорской крепости «куда-нибудь подальше», чтобы «дурь» прошла.
После этого письма для Гринёва жизнь стала несносной, он впадает в мрачную задумчивость, ищет уединения. «Я боялся или сойти с ума, или удариться в распутство». И только «неожиданные происшествия, — пишет Гринёв, — имевшие важное влияние на всю мою жизнь, дали вдруг моей душе сильное и благое потрясение».
В начале октября 1773 г. комендант крепости получает секретное сообщение о донском казаке Емельяне Пугачёве, который, выдавая себя за «покойного императора Петра III», «собрал злодейскую шайку, произвёл возмущение в яицких селениях и уже взял и разорил несколько крепостей». Коменданту предложено «принять надлежащие меры к отражению помянутого злодея и самозванца».
Вскоре уже все заговорили о Пугачёве. В крепости схвачен башкирец с «возмутительными листами». Но допросить его не удалось — у башкирца был вырван язык. Со дня на день жители Белогорской крепости ожидают нападения Пугачёва.
Вечером Гринёв приглашён к «великому государю». «Я помиловал тебя за твою добродетель, — говорит Пугачёв Гринёву, — […] Обещаешься ли служить мне с усердием?» Но Гринёв — «природный дворянин» и «присягал государыне императрице». Он даже не может обещать Пугачёву не служить против него. «Голова моя в твоей власти, — говорит он Пугачёву, — отпустишь меня — спасибо, казнишь — Бог тебе судья».
Искренность Гринёва поражает Пугачёва, и тот отпускает офицера «на все четыре стороны». Гринёв решает ехать в Оренбург за помощью — ведь в крепости в сильной горячке осталась Маша, которую попадья выдала за свою племянницу. Особенно его беспокоит, что комендантом крепости назначен Швабрин, присягнувший Пугачёву на верность.
Но в Оренбурге Гринёву в помощи отказано, а через несколько дней войска мятежников окружают город. Потянулись долгие дни осады. Вскоре случаем в руки Гринёва попадает письмо от Маши, из которого он узнаёт, что Швабрин принуждает её выйти за него замуж, угрожая в противном случае выдать её пугачёвцам. Вновь Гринёв обращается за помощью к военному коменданту, и вновь получает отказ.
Гринёв с Савельичем выезжают в Белогорскую крепость, но у Бердской слободы они схвачены мятежниками. И снова провидение сводит Гринёва и Пугачёва, давая офицеру случай исполнить своё намерение: узнав от Гринёва суть дела, по которому тот едет в Белогорскую крепость, Пугачев сам решает освободить сироту и наказать обидчика.
По дороге в крепость между Пугачёвым и Гринёвым происходит доверительный разговор. Пугачёв отчетливо осознает свою обречённость, ожидая предательства прежде всего со стороны своих товарищей, знает он, что и «милости государыни» ему не ждать. Для Пугачёва, как для орла из калмыцкой сказки, которую он с «диким вдохновением» рассказывает Гринёву, «чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью; а там что Бог даст!». Гринёв делает из сказки иной нравственный вывод, чем удивляет Пугачёва: «Жить убийством и разбоем значит по мне клевать мертвечину».
В Белогорской крепости Гринёв с помощью Пугачёва освобождает Машу. И хотя взбешённый Швабрин раскрывает перед Пугачёвым обман, тот полон великодушия: «Казнить, так казнить, жаловать, так жаловать: таков мой обычай». Гринёв и Пугачёв расстаются «дружески».
Машу в качестве невесты Гринёв отправляет к своим родителям, а сам по «долгу чести» остаётся в армии. Война «с разбойниками и дикарями» «скучна и мелочна». Наблюдения Гринёва исполнены горечи: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
Окончание военной кампании совпадает с арестом Гринёва. Представ перед судом, он спокоен в своей уверенности, что может оправдаться, но его оговаривает Швабрин, выставляя Гринёва шпионом, отряжённым от Пугачёва в Оренбург. Гринёв осужден, его ждёт позор, ссылка в Сибирь на вечное поселение.
Экранизации
Повесть многократно экранизировалась, в том числе за рубежом.
Краткий обзор повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка»
Пушкин создал произведение, в основу которого легло историческое событие Пугачёвского бунта. Повесть представляет собой мемуары главного героя — Петра Гринёва. Названа она в честь возлюбленной Петра — Маши Мироновой, капитанской дочери. Краткий обзор повести приведен по материалам образовательного проекта Спадило.
В крайне сжатом изложении сюжет повести следующий: Пётр Гринёв, молодой дворянин, отправляется на службу в Белгородскую крепость. Там он знакомится с семьёй коменданта Миронова, влюбляется в его дочь Машу. Но, в историю их любви вторгается восстание казаков, возглавляемое Емельяном Пугачёвым. Крепость захватывают крестьяне. Благодаря удаче и смелости, юноше удаётся выбраться из осадной крепости, спасти Машу и избежать сибирской ссылки. У нас (https://spadilo.ru/proizvedeniya/kapitanskaya-dochka/) можно прочесть краткое содержание «Капитанской дочки» по главам, а также пройти тестирование на знание произведения. С нами легко подготовиться к уроку, сочинению и докладу.
Главные и второстепенные герои
Ключевая идея произведения заключается в следующем: в любых обстоятельствах следует сохранять своё достоинство и честь. Донести эту мысль Пушкину помогает образная система, включающая главных и второстепенных героев. К главным героям относятся:
1. Пётр Гринёв. Центральный образ. Офицер и дворянин, от его лица ведётся рассказ.
2. Маша Миронова. Восемнадцатилетняя дочь капитана Миронова.
3. Емельян Пугачёв. Лидер крестьянского восстания.
4. Архип Савельич. Пожилой воспитатель Петра Гринёва.
К второстепенным героям относятся:
1.Гринёв Андрей Петрович Отец Петра, майор в отставке.
2. Зурин Иван Иванович. Офицер, примкнувший к пугачёвским мятежникам. Дал показания против Гринёва. С ним Пётр познакомился в Симбирском трактире.
3. Швабрин Алексей Иванович. Офицер. С ним Пётр познакомился в Белгородской крепости.
4. Миронов Иван Кузьмич. Отец Маши. Капитан. Комендант Белгородской крепости.
5. Миронова Василиса Егоровна. Жена Ивана Кузьмича, мать Маши. Отважная, властная женщина.
Приступая к написанию сочинения, важно понимать, что ключевая роль в «Капитанской дочке» отведена историческому аспекту: именно это произведение положило начало русскому историческому роману. Повесть входит в обязательную программу по литературе в 8 классе. Приводим актуальные темы сочинений по данному произведению:
«Капитанская дочка» учит важности оставаться человеком, умению отстаивать свои убеждения. Как показывает финал повести, именно такие люди достигают счастья. Человечность и гуманизм обязательны в любой ситуации. В этой мысли заключён основной вывод произведения.
А. С. Пушкин. «Капитанская дочка» (1836). 8 класс
В октябре разбираем повесть (или роман?) о делах давно минувших дней: А. С. Пушкин снова обращается к историческому материалу. В помощь школьнику. Первая неделя октября. ЕГЭ по литературе
Текст: Ольга Лапенкова
До 1825 года — года, когда произошло восстание декабристов — Российской Империей правил Александр I. К деятельности этого правителя Пушкин относился более чем скептически — и даже писал на него эпиграммы (короткие желчные стихотворения, высмеивающие ту или иную персону). Иногда он «вписывал» в свои работы и более тонкие шуточки над государем. Напомним, как начинается стихотворение «Я памятник себе воздвиг. », которое является вольным переводом оды древнеримского поэта Горация:
Эти строки, на первый взгляд, отсылают нас к одному из чудес света, возведённому ещё до нашей эры и до нынешнего времени не сохранившемуся, — Александрийскому маяку. Именно его мог и должен был иметь в виду Гораций. Однако почему Пушкин заменил «маяк» на «столп»? Дело в том, что на самом деле он имел в виду Александровскую колонну, установленную в Санкт-Петербурге в центре Дворцовой площади. Таким образом он намекнул, что его слава — выше и честнее, чем «сомнительная» репутация Александра I.
Неудивительно, что император отвечал мятежному поэту взаимностью: в 1820-м году 21-летнего Александра отправили в южную ссылку, а в 1824-м, не дав заехать в родную Москву и повидать друзей в Петербурге — в другую, в родительское поместье в Псковской губернии. Однако 1 декабря 1825-го Александр I умер, и на престол взошёл Николай I. Его политика также вызывала у Пушкина много возражений — но отношение к самому писателю при дворе, однако, стало более благоприятным. Новый монарх больше не «гонял» поэта по всей стране, наоборот — дал ему работу «по интересам».
Платили за эту работу, может, и не баснословные деньги — зато она имела огромное преимущество для Александра Сергеевича как для автора: он получил возможность изучать документы, которые «простым смертным» были недоступны.
Любопытный факт
Собирая материалы о восстании Пугачёва, Пушкин не только «рылся в архивах», но и сам выезжал в Оренбургскую область. Восстание прогремело в 1773-75 гг., Александр Сергеевич собирал материал в начале 1830-х, соответственно, с момента тревожных событий прошло шестьдесят лет и некоторые их свидетели могли быть ещё живы.
Перспектива познакомиться с местными старожилами восхитила Пушкина, однако почти никто из деревенских стариков не стал с ним разговаривать. Александр Сергеевич не понимал, в чём дело. Но поставьте себя на место оренбургского дедули и посудите сами! Живёте вы тихо-мирно — и вдруг в вашу глушь приезжает странный молодой человек. Одет он вычурно даже для петербуржца; кожа у него смуглая, а не светлая, как у большинства жителей России; при этом у него тёмные кудрявые волосы и своеобразный «маникюр» (в начале XIX в. у мужчин было модным отращивать длинные ногти). И о ком же он расспрашивает? О проклятом кровопийце! Кто же этот молодой человек, если не посланник нечистого?
Тот-то отлично умел общаться с крестьянами — иначе он не собрал бы столько пословиц и поговорок. Даль с удовольствием взял на себя общение с местным людом, и работа наконец закипела.
Русский бунт
В «Капитанской дочке» Пушкин пользуется излюбленным приёмом, который он взял на вооружение при работе над «Медным всадником» и «Евгением Онегиным»: прежде чем перейти к описанию трагических событий, он обманывает ожидания читателя — и всячески подтрунивает над центральным персонажем. Вот что мы узнаём о Петруше Гринёве из его якобы автобиографии:
Обучение у француза, впрочем, долго не продлилось: однажды отец Петруши обнаружил «преподавателя» мертвецки пьяным и прогнал со двора. Больше никакого образования главный герой не получал. Когда же Гринёву-младшему исполнилось шестнадцать лет, отец решительно отправил его на службу — и лично позаботился о том, чтобы юношу отправили не в Петербург или ещё какое-нибудь «модное» место, а в настоящую глушь — подальше от картёжников и дуэлянтов. Так Петруша и оказался в Белогорской крепости; но, конечно, Андрей Петрович не мог предполагать, что вскоре это место будет захвачено мятежными казаками во главе с Емельяном Пугачёвым.
С такой же иронией А. С. Пушкин написал и о семействе Маши Мироновой — гостеприимном, но простоватом капитане Иване Кузмиче и его верной супруге Василисе Егоровне, хлопотушке и любительнице посплетничать. Сама же Маша, что интересно, с первого взгляда вовсе не понравилась Петруше. Это — ещё одна «обманка», осознанно допущенная автором: таким образом Пушкин посмеялся над читателями, привыкшими к романтическим штампам. Вот как Гринёв «вспоминает» о знакомстве с Мироновыми:
Не случайно здесь и упоминание Швабрина: вскоре читатель узнает, что новый приятель Гринёва не просто так оговаривает капитанскую дочку. Но так ли важны эти мелкие интриги, если вот-вот в крепость вторгнется армия Емельяна Пугачёва и далеко не все герои переживут приступ?
Повесть или роман?
Вспомнив кое-что о главных героях, зададимся вопросом: почему исследователи до сих пор не могут определиться, к какому жанру относить «Капитанскую дочку» — к повести или роману?
Всё дело в том, что эти жанры отличаются количеством сюжетных линий, то есть «цепочек» событий, происходящих с отдельным персонажем или с двумя тесно связанными фигурами: возлюбленными, друзьями либо врагами.
И действительно, все эти герои по мере развития сюжета серьёзно меняются. Гринёв из «маменькиного сынка» становится бравым офицером, не боящимся рисковать жизнью — и не только ради защиты Отечества, но и во имя дворянской чести; Маша из «трусихи» превращается почти что в жену декабриста, а Пугачёв, в начале повести уверенный в успехе своего предприятия, ближе к развязке ведёт такой диалог с главным героем:
Всё это справедливо, возражают те, кто называет «Капитанскую дочку» повестью; но нельзя ли сказать, что в произведении две сюжетные линии: Гринёв с Машей — и Гринёв с Пугачёвым?
Мы практически не видим этих героев по отдельности, и если Петруша не находится рядом с возлюбленной или мятежным казаком, всё равно — от его слов или поступков зависит их дальнейшая судьба. Первое же самостоятельное решение неуклонно взрослеющего Гринёва — за исключением, разумеется, карточного проигрыша Зурину — относится именно к Пугачёву. Напомним: главного героя по пути в Белогорскую крепость застигает метель, и он выбирается на свет божий лишь благодаря таинственному незнакомцу; в знак благодарности молодой дворянин отдаёт помощнику заячий тулуп — и уже через несколько страниц мы узнаём, что вызволил Гринёва из снежного плена не кто иной, как Пугачёв. И даже Зурин в конце концов играет немалую роль в судьбе Петруши, которому предъявляют обвинение — опять же — в сочувствии Емельяну и его «разбойникам».
«Капитанская дочка» — повесть или роман?
Пушкин был непревзойденным мастером лаконичного, емкого слова. Его многозначительные фразы несут порой больше информации, чем целые газетные статьи. До сих пор литературоведы спорят и рассуждают о том, что такое « Капитанская дочка»: повесть, или роман.
В русском литературоведении принято называть романом крупные многоплановые произведения, в которых изображаются значимые исторические события, охватываются эпохи. С основной сюжетной линией переплетаются дополнительные.
К жанру повести — относится прозаическое произведение с основным главным героем, ограниченным количеством сюжетных линий временными рамками, объемом произведения.
Капитанская дочка – небольшая книжка средней толщины. Сам Пушкин определил жанр этого произведения как повесть. Но современные литературоведы склоняются больше к жанру исторического романа. И правда, на фоне Толстовских романов «Война и Мир» Анна Каренина или «Идиота» Достоевского, «роман» Пушкина выглядит более чем скромно.
В этом произведении в сжатой форме описываются довольно значимые события, вымысел переплетается с исторической правдой, реальными историческими героями. Хотя, если вспомнить, что Пушкин выезжал в Оренбургскую губернию собирать материал о Пугачевском бунте, не исключено, что рассказ о событиях, произошедших в Белогорской крепости, он привез оттуда.
В одну главу помещается взросление и обучение Петра Гринева – дворянского недоросля, который воспитывался вначале дворовым Савельичем, а затем ему выписали из Москвы французского гувернера, не очень утруждавшего себя воспитанием юного дворянина.
В 17 лет Петра Гринева отец отправил на службу. Но не в Петербург, который, по мнению отца, развратит молодого человека, а подальше, в Оренбург, под начало бывшего сослуживца.
В последующих главах описывается знакомство Гринева с Пугачевым, пугачевский бунт и гибель капитана Миронова, его жены, пленение Швабриным их дочери Марии. Образ Швабрина, его поступки – это отдельная сюжетная линия в произведении Пушкина.
В «Капитанской дочке» Пушкина прослеживается несколько сюжетных линий. О некоторых из них здесь упомянуто. Стоит добавить осаду Оренбурга, участие Гринева в боевых действиях против пугачевщины под командованием Зурина, арест Гринева и встреча Маши с императрицей. Все это позволяет причислить «Капитанскую дочку» к жанру романа.
Все произведение написано в краткой, тезисной форме мемуаров. Эта краткость позволяет читателю домысливать сюжеты, размышлять над поступками и характерами героев, дорисовывать скупо очерченные образы.
Можно ли причислить «Капитанскую дочку» к жанру романа? Литературоведы отвечают на этот вопрос утвердительно. Мы же можем согласиться с ними либо принять мнение самого Александра Сергеевича Пушкина.
«Капитанская дочка»: почему ее называют самым христианским произведением русской литературы?
Приблизительное время чтения: 14 мин.
В 1836 году в журнале «Современник» впервые была опубликована повесть Пушкина «Капитанская дочка». Повесть, которую мы все проходили в школе и которую немногие перечитывали позднее. Повесть, которая куда сложнее и глубже, чем принято считать. Что же такого есть в «Капитанской дочке», оставшееся за рамками школьной программы? Почему она актуальна и по сей день? И за что ее называют «самым христианским произведением русской литературы»? На эти и другие вопросы ответил писатель и литературовед Алексей Варламов.
По сказочным законам
В самом начале ХХ века один честолюбивый литератор, приехавший в Петербург из провинции и возмечтавший попасть в петербургское религиозно-философское общество, принес свои сочинения на суд Зинаиды Гиппиус. Декадентская ведьма отозвалась о его опусах невысоко. «Читайте «Капитанскую дочку», — было ее наставление. От этого напутствия Михаил Пришвин — а молодым писателем был он — отмахнулся, ибо счел для себя оскорбительным, но четверть века спустя, многое пережив, записал в дневнике: «Моя родина не Елец, где я родился, не Петербург, где я наладился жить, то и другое для меня теперь археология… моя родина, непревзойденная в простой красоте, в сочетавшейся с ней доброте и мудрости, — моя родина — это повесть Пушкина «Капитанская дочка».
И в самом деле — вот поразительное произведение, которое признали все и никогда не пытались сбросить с корабля современности. Ни в метрополии, ни в эмиграции, ни при каких политических режимах и властных настроениях. В советской школе эту повесть проходили в седьмом классе. Как сейчас помню сочинение на тему «Сравнительная характеристика Швабрина и Гринева». Швабрин — воплощение индивидуализма, клеветы, подлости, зла, Гринев — благородство, доброта, честь. Добро и зло вступают в схватку и в конечном итоге побеждает добро. Казалось бы, все очень просто в этом конфликте, линейно — ан нет. «Капитанская дочка» — произведение очень непростое.
Во-первых, этой повести предшествовала, как известно, «История Пугачевского бунта», по отношению к которой «Капитанская дочка» — формально своего рода художественное приложение, а в сущности, преломление, преображение исторических взглядов автора, в том числе на личность Пугачева, что очень точно заметила Цветаева в эссе «Мой Пушкин». Да и вообще неслучайно Пушкин опубликовал повесть в «Современнике» не под своим именем, но в жанре семейных записок, якобы доставшихся издателю от одного из потомков Гринева, а от себя дал лишь название и эпиграфы к главам. А во-вторых, у «Капитанской дочки» есть другой предшественник и спутник — неоконченный роман «Дубровский», и два этих произведения связывают очень прихотливые взаимоотношения. К кому ближе Владимир Дубровский — к Гриневу или к Швабрину? Нравственно — конечно к первому. А исторически? Дубровский и Швабрин оба — изменники дворянству, пусть и по разным причинам, и оба дурно заканчивают. Быть может, именно в этом парадоксальном сходстве и можно найти объяснение тому, почему Пушкин отказался от дальнейшей работы над «Дубровским» и из не до конца очерченного, несколько смутного, печального образа главного героя возникла пара Гринев и Швабрин, где у каждого внешнее соответствует внутреннему и оба получают по делам своим, как в нравоучительной сказке.
«Капитанская дочка», собственно, и написана по сказочным законам. Герой ведет себя щедро и благородно по отношению к случайным и необязательным, казалось бы, людям — офицеру, который, пользуясь его неопытностью, обыгрывает его в бильярд, платит сто рублей проигрыша, случайного прохожего, который вывел его на дорогу, угощает водкой и дарит ему заячий тулуп, и за это позднее они отплачивают ему великим добром. Так Иван-царевич бескорыстно спасает щуку или горлицу, а они за это помогают ему одолеть Кащея. Дядька же Гринева Савельич (в сказке это был бы «серый волк» или «конек-горбунок») при несомненной теплоте и обаянии этого образа сюжетно выглядит как помеха гриневской сказочной правильности: он против того, чтобы «дитя» платило карточный долг и награждало Пугачева, из-за него Гринева ранят на дуэли, из-за него он попадает в плен к солдатам самозванца, когда едет выручать Машу Миронову. Но в то же время Савельич заступается за барина перед Пугачевым и подает ему реестр разграбленных вещей, благодаря чему Гринев получает в качестве компенсации лошадь, на которой совершает выезды из осажденного Оренбурга.
Под присмотром свыше
Тут нет нарочитости. В прозе Пушкина незримо присутствует сцепление обстоятельств, но оно не искусственно, а естественно и иерархично. Пушкинская сказочность оборачивается высшим реализмом, то есть действительным и действенным Божьим присутствием в мире людей. Провидение (но не автор, как, например, Толстой в «Войне и мире», убирающий со сцены Элен Курагину, когда ему необходимо сделать Пьера свободным) ведет героев Пушкина. Это нисколько не отменяет известную формулу «какую штуку удрала со мной Татьяна, она вышла замуж» — просто судьба Татьяны и есть проявление высшей воли, которую ей дано распознавать. И такой же дар послушания есть у бесприданницы Маши Мироновой, которая мудро не торопится замуж за Петрушу Гринева (вариант попытки брака без родительского благословления полусерьезно-полупародийно представлен в «Метели», и известно, к чему он приводит), а полагается на Провидение, лучше знающее, что надо для ее счастья и когда придет его время.
В пушкинском мире все находится под присмотром свыше, но все же и Маша Миронова, и Лиза Муромская из «Барышни-крестьянки» были счастливее Татьяны Лариной. Почему — Бог весть. Это мучило Розанова, для которого усталый взгляд Татьяны, обращенный к мужу, перечеркивает всю ее жизнь, но единственное, чем могла бы она утешиться — именно она стала женским символом верности, черты, которую почитал Пушкин и в мужчинах, и в женщинах, хоть и вкладывал в них разные смыслы.
Один из самых устойчивых мотивов в «Капитанской дочке» — мотив девичьей невинности, девичьей чести, так что эпиграф к повести «Береги честь смолоду» может быть отнесен не только к Гриневу, но и к Маше Мироновой, и ее история сохранения чести не менее драматична, чем его. Угроза подвергнуться насилию — самое страшное и реальное, что может произойти с капитанской дочкой на протяжении практически всего повествования. Ей угрожает Швабрин, потенциально ей угрожают Пугачев и его люди (не случайно Швабрин пугает Машу судьбой Лизаветы Харловой, жены коменданта Нижнеозерской крепости, которая после того как муж ее был убит, стала наложницей Пугачева), наконец, ей угрожает и Зурин. Вспомним, что, когда солдаты Зурина задерживают Гринева как «государева кума», следует приказ офицера: «отвести меня в острог, а хозяюшку к себе привести». И потом, когда все разъясняется, Зурин просит извинения перед дамой за своих гусар.
А в главе, которую Пушкин исключил из окончательной редакции, знаменателен диалог между Марьей Ивановной и Гриневым, когда оба оказываются в плену у Швабрина:
«— Полно, Петр Андреич! Не губите за меня и себя и родителей. Выпустите меня. Швабрин меня послушает!
— Ни за что, — закричал я с сердцем. — Знаете ли вы, что вас ожидает?
— Бесчестия я не переживу, — отвечала она спокойно».
А когда попытка освободиться заканчивается неудачей, раненый изменник Швабрин издает точно такой же приказ, что и верный присяге Зурин (носящий в этой главе фамилию Гринев):
«— Вешать его. и всех. кроме ее. »
Женщина у Пушкина — главная военная добыча и самое беззащитное на войне существо.
Как сберечь честь мужчине более или менее очевидно. Но девушке?
Этот вопрос, наверное, автора мучил, неслучайно он так настойчиво возвращается к судьбе жены капитана Миронова Василисы Егоровны, которую после взятия крепости пугачевские разбойники «растрепанную и раздетую донага» выводят на крыльцо, а потом ее, опять же нагое, тело валяется у всех на виду под крыльцом, и только на другой день Гринев ищет его глазами и замечает, что оно отнесено немного в сторону и прикрыто рогожею. В сущности, Василиса Егоровна берет на себя то, что предназначалось ее дочери, и отводит от нее бесчестье.
Своего рода комической антитезой представлениям повествователя о драгоценности девичьей чести служат слова командира Гринева генерала Андрея Карловича Р., который, опасаясь того же, что стало нравственной пыткой для Гринева («На дисциплину разбойников никак нельзя положиться. Что будет с бедной девушкой?»), совершенно по-немецки, житейски практично и в духе белкинского «Гробовщика» рассуждает:
«(. ) лучше ей быть покамест женою Швабрина: он теперь может оказать ей протекцию; а когда его расстреляем, тогда, Бог даст, сыщутся ей и женишки. Миленькие вдовушки в девках не сидят; то есть хотел я сказать, что вдовушка скорее найдет себе мужа, нежели девица».
И характерен горячий ответ Гринева:
«Скорее соглашусь умереть, — сказал я в бешенстве, — нежели уступить ее Швабрину!»
Диалог с Гоголем
«Капитанская дочка» писалась почти одновременно с «Тарасом Бульбой» Гоголя, и между этими произведениями также идет очень напряженный, драматический диалог, вряд ли сознательный, но тем более существенный.
В обеих повестях завязка действия связана с проявлением отцовской воли, которая противоречит материнской любви и ее одолевает.
У Пушкина: «Мысль о скорой разлуке со мною так поразила матушку, что она уронила ложку в кастрюльку, и слезы потекли по ее лицу».
У Гоголя: «Бедная старушка (. ) не смела ничего говорить; но, услыша о таком страшном для нее решении, она не могла удержаться от слез; взглянула на детей своих, с которыми угрожала ей такая скорая разлука, — и никто бы не смог описать всей безмолвной горести, которая, казалось, трепетала в глазах ее и в судорожно сжатых губах».
Отцы же в обоих случаях решительны.
«Батюшка не любил ни переменять свои намерения, ни откладывать их исполнения», — сообщает в своих записках Гринев.
У Гоголя жена Тараса надеется, что «авось либо Бульба, проснувшись, отсрочит денька на два отъезд», но «он (Бульба. — А. В.) очень хорошо помнил всё, что приказывал вчера».
И у Пушкина, и у Гоголя отцы не ищут для детей легкой доли, посылают туда, где либо опасно, либо по крайней мере не будет светских развлечений и мотовства, и дают им наставления.
«— Теперь благослови, мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, чтобы стояли всегда за веру Христову, а не то — пусть лучше пропадут, чтоб и духу их не было на свете!».
«Батюшка сказал мне: “Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду”».
Вокруг этих нравственных предписаний и строится конфликт обоих произведений.
Швабрин написан так, что его ничто не извиняет и не оправдывает. Он воплощение подлости и ничтожества, и для него обыкновенно сдержанный Пушкин не жалеет черных красок. Это уже не сложный байронический тип, как Онегин, и не милая пародия на разочарованного романтического героя, как Алексей Берестов из «Барышни-крестьянки», который носил черное кольцо с изображением мертвой головы. Человек, способный оклеветать отказавшую ему девушку («Ежели хочешь, чтоб Маша Миронова ходила к тебе в сумерки, то вместо нежных стишков подари ей пару серег», — говорит он Гриневу) и тем самым нарушить дворянскую честь, легко изменит присяге. Пушкин сознательно идет на упрощение и снижение образа романтического героя и дуэлянта, и последнее клеймо на нем — слова мученицы Василисы Егоровны: «Он за душегубство и из гвардии выписан, он и в Господа Бога не верует».
Именно так — в Господа не верует, вот самая страшная низость человеческого падения, и это оценка дорогого стоит в устах того, кто некогда и сам брал «уроки чистого афеизма», но к концу жизни художественно слился с христианством.
Иное дело — предательство у Гоголя. Оно, если так можно выразиться, романтичнее, соблазнительнее. Андрия погубила любовь, искренняя, глубокая, самоотверженная. О последней минуте его жизни с горечью пишет автор: «Бледен, как полотно, был Андрий; видно было, как тихо шевелились уста его и как он произносил чье-то имя; но это не было имя отчизны, или матери, или братьев — это было имя прекрасной полячки».
Собственно, и умирает Андрий у Гоголя гораздо раньше, нежели Тарас произносит знаменитое «Я тебя породил, я тебя и убью». Погибает он («И погиб козак! Пропал для всего козацкого рыцарства») в тот момент, когда целует «благовонные уста» прекрасной полячки и ощущает то, «что один только раз в жизни дается чувствовать человеку».
А вот у Пушкина сцена прощания Гринева с Машей Мироновой накануне приступа Пугачева написана словно в пику Гоголю:
«— Прощай, ангел мой, — сказал я, — прощай, моя милая, моя желанная! Что бы со мною ни было, верь, что последняя (курсив мой. — А.В.) моя мысль будет о тебе».
И дальше: «Я с жаром ее поцеловал и поспешно вышел из комнаты».
Любовь к женщине у Пушкина — не помеха дворянской верности и чести, но ее залог и та сфера, где эта честь в наибольшей степени себя проявляет. В Запорожской Сечи, в этой гульбе и «беспрерывном пиршестве», которое имело в себе что-то околдовывающее, есть все, кроме одного. «Одни только обожатели женщин не могли найти здесь ничего». У Пушкина прекрасная женщина есть везде, даже в гарнизонном захолустье. И везде есть любовь.
Да и само казачество с его духом мужского товарищества романтизируется и героизируется у Гоголя и совершенно в ином ключе изображено у Пушкина. Сначала казаки вероломно переходят на сторону Пугачева, потом сдают своего предводителя царю. И то, что они неверны, заранее знают обе стороны.
«— Принять надлежащие меры! — сказал комендант, снимая очки и складывая бумагу. — Слышь ты, легко сказать. Злодей-то, видно, силен; а у нас всего сто тридцать человек, не считая казаков, на которых плоха надежда, не в укор буди тебе сказано, Максимыч. (Урядник усмехнулся.)»
«Самозванец несколько задумался и сказал вполголоса:
— Бог весть. Улица моя тесна; воли мне мало. Ребята мои умничают. Они воры. Мне должно держать ухо востро; при первой неудаче они свою шею выкупят моей головой».
А вот у Гоголя: «Сколько ни живу я на веку, не слышал я, паны братья, чтобы козак покинул где или продал как-нибудь своего товарища».
Зато само слово «товарищи», во славу которого Бульба произносит знаменитую речь, встречается в «Капитанской дочке» в той сцене, когда Пугачев и его сподвижники поют песню «Не шуми, мати, зеленая дубравушка» о товарищах казака — темной ночи, булатном ноже, добром коне и тугом луке.
И Гринева, который только что был свидетелем страшного бесчинства, учиненного казаками в Белогорской крепости, это пение потрясает.
«Невозможно рассказать, какое действие произвела на меня эта простонародная песня про виселицу, распеваемая людьми, обреченными виселице. Их грозные лица, стройные голоса, унылое выражение, которое придавали они словам и без того выразительным, — все потрясало меня каким-то пиитическим ужасом».
Движение истории
Гоголь пишет о жестокости казаков — «избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранные кожи с ног по колени у выпущенных на свободу (. ) не уважали козаки чернобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц; у самых алтарей не могли спастись они», — и эту жестокость не осуждает, считая ее неизбежной чертой того героического времени, которое породило людей, подобных Тарасу или Остапу.
Единственный раз, когда он наступает на горло этой песне, — в сцене пыток и казни Остапа.
«Не будем смущать читателей картиною адских мук, от которых дыбом поднялись бы их волоса. Они были порождение тогдашнего грубого, свирепого века, когда человек вел еще кровавую жизнь одних воинских подвигов и закалился в ней душой, не чуя человечества».
У Пушкина описание изуродованного пытками старого башкирца, участника волнений 1741 года, который не может ничего сказать своим истязателям, потому что во рту у него шевелится короткий обрубок вместо языка, сопровождается, казалось бы, схожей сентенцией Гринева: «Когда вспомню, что это случилось на моем веку и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым успехам просвещения и распространения правил человеколюбия».
Но в целом отношение к истории у Пушкина иное, чем у Гоголя — он видел смысл в ее движении, видел в ней цель и знал, что в истории есть Божий Промысел. Отсюда его знаменитое письмо к Чаадаеву, отсюда движение народного голоса в «Борисе Годунове» от бездумного и легкомысленного признания Бориса царем в начале драмы и до ремарки «народ безмолвствует» в ее конце.
У Гоголя же «Тарасу Бульбе» как повести о прошлом противопоставлены «Мертвые души» настоящего, и пошлость нового времени для него страшнее жестокости старины.
Примечательно, что в обеих повестях есть сцена казни героев при большом стечении народа, и в обоих случаях осужденный на казнь находит в чужой толпе знакомое лицо или голос.
«Но, когда подвели его к последним смертным мукам, казалось, как будто стала подаваться его сила. И повел он очами вокруг себя: Боже, Боже, все неведомые, все чужие лица! Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти! Он не хотел бы слышать рыданий и сокрушения слабой матери или безумных воплей супруги, исторгающей волосы и биющей себя в белые груди; хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил и утешил при кончине. И упал он силою и воскликнул в душевной немощи:
— Батько! Где ты? Слышишь ли ты?
— Слышу! — раздалось среди всеобщей тишины, и весь миллион народа в одно время вздрогнул».
Пушкин и здесь скупее.
«Он присутствовал при казни Пугачева, который узнал его в толпе и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, была показана народу».
Но и там, и там — один мотив.
У Гоголя родной отец провожает сына и тихо шепчет: «Добре, сынку, добре». У Пушкина Пугачев — посаженный отец Гринева. Таким он явился ему в пророческом сне; как отец он позаботился о его будущем; и в последнюю минуту жизни в огромной толпе народа никого более близкого, чем сохранивший честь дворянский недоросль, разбойнику и самозванцу Емеле не нашлось.
Тарас и Остап. Пугачев и Гринев. Отцы и дети минувших времен.
Читать также:
НЕМОЩНОЕ МИРУ. Евдокия Варакина о христианском смысле «Капитанской дочки»
Иллюстрации к «Капитанской дочке» и «Тарасу Бульбе» взяты из разных изданий XIX и ХХ века
На заставке: иллюстрация Михаила Нестерова.