Каял это что в литературе

10.11.202210.11.2022 admin 0 Comments

О реке Каяле в Слове о полку Игореве

Виктор Спильный
azbyki@mail.ru
г. Севастополь
Украина
29.04.2004 г.
15 часов 40 минут

О реке Каяле в «Слове о полку Игореве»

Много времени прошло и много воды утекло со времени апреля-мая 1175 года, когда дружина новгород-северского (евпаторийского) князя Игоря Святославо-
вича, потерпела полное поражение и плен.

А ещё больше утекло воды словесной с тех пор, как было опубликовано в 1800 году «Слово о полку Игореве».

Каких только версий не приняла на себя бумага, и поэтических, и искренних, и скорбных.

Но главная беда потомков в том, что мы утратили свои родовые корни, утратили самую память о Древней Руси в Крыму.

Не вина потомков в том, что Русь, как и весь азиатско-европейский мир от Пекина до Дуная, вся эта земля, была растоптана и разорена татаро-монгольским монстром Чингис-хана и его внука хана- Батыя.

Так вот, дружина новгород-северская выступила из пределов нынешнего города Евпатории 23 апреля 1175 од, во вторник, сразу же после Великого дня, то есть после Пасхи.

А в следующее воскресенье после пасхального князь Игорь был разбит.

Если Пасха 1175 г. была 21апреля, то 28 апреля следующее воскресенье, Игорь был разбит.

Русь поминает своих павших воинов.

Тут же протекала древняя крымская река Сула.

«Комони ржут за Сулою,
Звенит слава в Киеве,
Трубы трубят в Новгороде,
Стяги стоят в Путивле»,

Говорит автор «Слова о полку Игореве».

Такая вот география была в Крымской Руси 1175 года.

События происходили на перешейке Керченского полуострова, между Чёрным морем и Сивашом Азовского моря.

Князь Игорь намеревался увести своё войско в тот же пятничный вечер или в ночь с пятницы на субботу.

Князь Игорь, думаю, намеревался увести свою дружину по Арабатской стрелке на север, до впадения реки Салгира устьем в Сиваш и там форсировать Сиваш.

Думаю так, потому что князь Игорь намеревался «переправиться», перейти через водную преграду.

Но князь Всеволод, брат Игоря поддержал Святослава, и уставшее войско расположилось на ночлег, но к утру на рассвете, русские были окружены половцами.

Теперь же, расставим акценты географические и топографические и топонимы.

Дело в том, что «Дон»- это Азовское море.

Река Каяла – это тот ров, который вырыли рабы скифов от г. Феодосии до Арабатской стрелки, по описанию Геродота, за время 28-ми летнего отсутствия войска скифов, которое ушло в поход на Персидско-египетские царства.

Река Каяла – это тот ров, заполненный водой, который не могли взять скифы взять с ходу.

И, только, когда рабов своих стали «каять» с бичами в руках, только тогда ким-мерийские юноши стушевались и подчинились своим хозяевам, как рабовладель-
цам.

Те юноши были рождены скифскими жёнами от рабов-киммерийцев за время долгого отсутствия скифских мужей в своей земле.

Потому что бич- это символ власти, подчиняет и не покорных.

P. S. Надеюсь, не будет лишним проследить как развивалась мысль у автора по переосмыслению географии древней поэмы и её топонимики.
Да извинит меня читатель за некоторый повтор темы. Но, ведь, это история славян, о которых нет почти ничего печатного. Историческая наука молчит.
Подобно народной медицине, может и имеет право на существования народная История Славян. А почему бы и нет! 20.11.2010 г.

Источник

Что такое кайал для глаз: 5 эффектных способов его применения

С виду кайал – обыкновенный карандаш для макияжа глаз. Но продвинутые бьютиголики знают: это особое средство, которое способно на многое при правильном использовании.

Многие и не знают, что в их косметичке лежит такое средство, как кайал, считая его простым карандашом для глаз. Распознать его можно по надписи khôl – именно так обозначают особый карандаш, который отличается от других средств для подводки глаз очень мягким, даже несколько жирным стержнем, который, скользя по поверхности кожи, оставляет на ней насыщенную цветом линию.

Именно с кайала началась некогда история макияжа: средством, которое в древности получали из смеси галенита, малахита и сурьмы, обводили контур глаз, защищая их от песка и солнца, а себя – от злых духов. Кайал был основой основ, одним из главных бьюти-средств на заре цивилизации.

Сегодня это средство известно далеко не всем. Причина в том, что у него особое предназначение: кайалом подводят ресничный контур со стороны слизистой, а этот мейкап-прием не все используют в своем привычном макияже.

Между тем, результат может быть очень эффектным — такая подводка акцентирует внимание на цвете глаз, делает взгляд более пронзительным и притягательным. Правда, такой вариант макияжа позволить себе могут только девушки с большими глазами — обводка контура визуально уменьшает их, хотя и выглядит выразительно.

Из-за того, что кайал предназначен для работы со слизистой, он и отличается мягкостью. Кроме того, в состав средства могут входить минеральные компоненты и растительные ингредиенты-антисептики.

Дело в том, что этот участок кожи соприкасается с глазами и отличается чувствительностью. Поэтому формулам при создании кайала уделяют большое внимание: он не должен вредить здоровью глаз.

Итак, обводка глаз – первая и важнейшая задача кайала. Прокрасьте этим мягким карандашом межресничное пространство перед тем, как нанести тушь. Этот прием используют многие визажисты, чтобы визуально сделать ресницы более густыми.

К слову, обводить глаза – это не единственное, что можно делать при помощи кайала. У этого бьюти-средства есть и другие важные функции.

Вместо базы для теней

Белый кайал можно использовать в качестве базы под цветные тени, чтобы на веках они смотрелись ярче.

С помощью кайалов светлых цветов также можно моментально сделать глаза визуально больше: просто подведите слизистую нижнего века.

Черным кайалом удобно создавать «подложку» для драматического, вечернего, варианта макияжа. Чтобы повторить прием, заполните карандашом все подвижное веко. Не старайтесь, чтобы нарисованный вокруг глаза контур был идеально ровным, но постарайтесь сразу задать форму, в которую планируете растушевать макияж глаз. Добавьте также линию кайалом по нижнему ряду ресниц.

Еще один плюс такого приема – макияж глаз будет выглядеть идеально на фотографиях: ни вспышки камер, ни яркий солнечный свет никак не повлияют на ваш внешний вид.

Для создания мягкой стрелки

Кайал идеально подходит для создания мягких стрелок. Проведите линию вдоль ресничного контура, чуть выходя за ее пределы, и растушуйте средство короткой, жесткой кистью: текстура легко поддастся, и четкая линия станет мягкой, расплывчатой.

Для создания смоки айс

Кайал пригодится для рисования мягких стрелок и smoky eyes: текстуру этого средства очень легко растушевать. Используйте кисточку из натурального ворса, чтобы растушевать кайал «в дымку».

А еще есть несколько причин обзавестись кайалами светлых оттенков. Кайалом цвета шампанского с легким мерцанием подводите слизистую нижнего века, чтобы визуально «открыть» глаза, сделать взгляд более свежим и бодрым.

Пример того, как можно использовать кайал в макияже, ищите в видео:

Узнав все о том, как используют кайал, выбирайте средство, которое подойдет вам, у проверенных бьюти-марок.

А вы пользуетесь кайалом при создании макияжа глаз? С нетерпением ждем ваших комментариев!

Читайте также: 5 грубых ошибок в макияже глаз, которые вас старят! Не надо так!

Если Вам понравилась статья, сохраните к себе и поделитесь с друзьями!

Источник

А. Косорукова. Что за река: «Каяла»?

«Я разделяю мнение многих исследователей «Слова о полку…», считающих, что Каяла — название реки смерти, по которой согласно языческим верованиям русичей, уплывали в потусторонний мир души умерших. Употребление предлога «в» («въ дне Каялы») говорит в пользу мифологического истолкования Каялы, ибо русичи-язычники верили, что у мертвых есть свое жилище и что оно находится ниже дна реки. Уместным оказывается в этой связи и употребление слова «золото», так как оно (золото) было одним из характерных признаков царства мертвых (см.: Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982. С. 60–61, 70, 78, 105, 145). Поэтому бессмысленно искать Каялу на географической карте, а на ее дне — золото, будто бы насыпанное туда князем Игорем.

Поскольку Каяла названа в «Слове о полку Игореве» «рекой половецкой», постольку обоснованно предположение, что, по верованиям русичей, у каждого народа была своя река смерти».

Мнение третье. Князья шли не на бой, а на свадьбу.

А. Никитин. Половецкая Русь[49].

«Спала князю умъ по хоти…»

Муза истории Клио удивительна в своих пристрастиях. Она охраняет для потомков факты, на первый взгляд малозначительные, и ввергает в реку забвения народы и государства. События весны 1185 года, связанные с поездкой в Степь новгород-северского князя Игоря Святославича, так же мало повлияли на ход мировой истории, как разгром басками арьергарда войска Карла Великого в Ронсевальском ущелье в 778 году. Однако и то, и другое стало важным сюжетом для поэтов и спустя сотни лет дошло до нашего времени.

Поэзия и реальность — вот извечный пример «единства и борьбы противоположностей», приводящий в недоумение историков и литературоведов.

В первую очередь это относится к самому «Слову о полку Игореве» и к его исторической основе. На протяжении последних десятилетий истолкование текста «Слова…», а вместе с тем и событий 1185 года шло исключительно под углом зрения «половецкой опасности» для Руси конца XII века. При этом исследователи закрывали глаза на дружеские связи князей и ханов, забывали межэтнические браки и их последствия, хотя Игорь Святославич был по крови (и, вероятно, по воспитанию и языку) на 3/4 половцем.

Не принималось в расчет и другое: с одной стороны — тесная дружба Игоря и Кончака, которая, как свидетельствует летопись, крепла год от года и завершилась женитьбой Владимира Игоревича на дочери Кончака, а с другой — ожесточенная усобица Игоря с Владимиром Глебовичем, князем Переяславльским, возникшая, кстати сказать, в результате именно этой дружбы.

И вот — парадоксальная ситуация: одни историки объявляют Игоря воином-героем, выступившем «за землю Русскую», а другие — «предателем русских национальных интересов».

А что было на самом деле?

Кроме текста «Слова…» современный историк располагает двумя версиями событий апреля — мая 1185 года в Ипатьевской и Лаврентьевской летописях. Интересно, что и там освещение этих событий диаметрально противоположно.

Рассказ Ипатьевского списка повествует о случившемся наиболее подробно и с позиций, благоприятствующих новгород-северскому князю. Наоборот, краткое изложение того же сюжета в Лаврентьевском списке можно назвать в первой его части памфлетом — столько в нем неприязни к черниговским князьям и издевки над их пленением половцами.

Но вот что любопытно: попыткой военного похода рисует это предприятие только Лаврентьевский список, тогда как внимательное прочтение начала рассказа Ипатьевскою списка ставит такую посылку сразу же под сомнение. Оказывается, Игорь не «выступил», не «исполчился», не «вступил в стремя», как обязан был бы сказать летописец о начале военного похода, а всего только «поехал» из Новгорода, «взяв с собой» своего брата, племянника и старшего сына, Владимира Игоревича, который к этому моменту стал самостоятельным князем в Путивле, но не был женат. К тому же собравшиеся ехали «не спеша», совсем не заботясь о том, что об их поездке может кто-либо проведать.

Еще более удивительно выглядит эпизод со «сторожами», то есть разведчиками, которые, вернувшись, сообщили Игорю, что «виделись с ратными, ратницы ваши со доспехомъ ездять», поэтому надо или «поспешить» — куда? — или возвратиться домой, ибо «не наше есть время». Не правда ли, странная дилемма для собравшихся в набег? Причина этого могла быть только одна: сама поездка преследовала отнюдь не военные цели, то есть Игорь ехал не на войну, а к другу, и этим другом, как свидетельствует Ипатьевская летопись, начиная с 1174 года был Кончак. В 1180 году оба они участвуют в совместных боевых операциях в составе войск Святослава Всеволодовича, причем половцы специально просят определить их под начало Игоря; в 1183 из-за Кончака, которого Игорь не дал ограбить и пленить, между новгород-северским и переяславльским князьями развязывается кровавая усобица, к весне 1185 го. да всколыхнувшая и другие русские княжества.

Обычно полагают, что весной 1185 года пограничные русские земли ожидали набега половцев, которым нужен был полон для выкупа своих родственников, захваченных во время похода русских князей весной 1184 года. На самом деле, речь должна была идти о выкупе полона, захваченного войсками Святослава Киевского 21 апреля 1185, то есть за два дня до выступления Игоря из Новгорода-Северского, о чем Игорь просто не мог знать. Гзак, наткнувшийся на Игоря, как раз и шел на Русь за таким «обменным фондом», чтобы вызволить «свою братию». Вот почему, когда Игорь и его спутники оказались в плену, Гзак, если верить летописи, тотчас же послал в Киев гонца с вестью к князьям: или вы приходите к нам по свою братию, или мы идем к вам.

Но все это произошло несколько дней спустя. А пока в Степь были высланы дозоры. И здесь весьма примечателен ответ, который вкладывает в уста Игоря автор летописного рассказа, что, дескать, не столкнувшись с опасностью повернуть назад — «срам пуще смерти», то есть вернуться можно только при неизбежности боя. Тем самым здесь ясно сказано, что бой не был целью экспедиции. А что еще? Ведь ни опасность встречи с врагом, ни солнечное затмение, ни сопровождающие его зловещие знамения, столь ярко и поэтично описанные в «Слове…», ни предупреждение разведчиков не остановили Игоря и его спутников в их движении. Получается, что цель поездки была настолько важна, что зловещими приметами можно пренебречь.

Парадоксальная ситуация разрешается в летописнюм рассказе столь же парадоксально: Игоря ожидала в полном смысле слова бескровная победа. В описании первой встречи с половцами согласны все три столь противоречащих друг другу источника — памфлет Лаврентьевской летописи. «Слово…» и текст Ипатьевсксой лгетописи, содержащий наиболее обстоятельное описание прюисходившего. Последуем за ним.

Не правда ли, странно? Во-первых, в случае военных действий вежи откочевывали глубоко в Степь, где их не мог найти противник, а не выдгвигались в район боевых действий. Во-вторых, половцы явно ожидали русский отряд, но не собирались с ним сражаться. В-третьих, они бросили своих близких на милость победителя, словно были уверены, что с теми ничего не случится. И это — те самые половцы, которые уничтожили печенегов, неизменно разбивали войска византийских императоров, нанесли сокрушительное поражение объединенным силам русских князей в 1068 году и спасли Грузию от турок-сельджуков? Те самые, что потом неизменно обращали в бегство отряды крестоносцев?

В таком случае перед нами не бой, а всего лишь его инсценировка. А следом начался «тир победителей», в описании которого наши источники тоже согласны. Он продолжался всю ночь, хмельной, радостный и бесконечный. Последнее, может быть, — самое невероятное, поскольку князья должны были ожидать не только возвращения половцев, но и подхода их других соединений. И все же русские князья были настолько уверены в свое безопасности, что на следующее утро «изумились», по словам летописца, увидев себя окруженными половцам Гзака.

Странности на этом не кончаются. В руках русских князей находился богатый полон, которым они могли обеспечить свою свободу. Однако вопрос об обмене не поднимался, как если бы Игорю и его спутникам нечего было предложить Гзаку. Почему? Снова загадка.

Более того, описание этого приданого удивительно схоже с приданым Марии, дочери болгарского царя Калояна, половчанки по происхождению, выехавшей в 1213 году на встречу с женихом, Генрихом Энно, императором Латинской империи, как это описывает Робер де Клари, называя ее ошибочно «дочерью Борила» (ему она приходилась племянницей): «Потом он отослал ее к императору и велел подарить ему 60 лошадей, все они были нагружены добром, и золотом, и серебром, и шелковыми материями, и богатыми сокровищами; и не было там ни одного коня, который не был бы покрыт попоной из малинового шелка, столь длинной, что она волочилась позади каждой лошади на целых семь или восемь шагов; и никогда не продвигались по грязи или по худым дорогам, так что никакая материя не была разорвана, и все были исполнены великой красоты и благородства».

Если предположить, что Игорь шел на берег Сюурлия сватать невесту для своего сына Владимира, все оборачивается вполне реалистической картиной степной свадьбы, начавшейся ритуальным «боем за невесту» с последующим «похищением» самой невесты и ее подружек (к слову сказать, тоже невест), с «грабежом» приданого, с последующим «пиром победителей», на котором пили и пели и который, согласно степным законам, в этот день проходил обязательно без родителей невесты. Последние появлялись только на следующий день, когда невеста уже становилась женой «похитителя», с которого получали калым «за бесчестие».

Но первым на следующий день появился не Кончак, а Гзак, который шел за полоном. Предостережения «сторожей» были не напрасны. Кончак пришел, когда незадачливые сваты и новобрачные оказались уже в плену. Конечно, ни о каком «трехдневном бое» говорить не приходится хотя бы потому, что самые крупные сражения средневековья заканчивались к концу первого светового дня, даже битва на Куликовом поле длилась всего два с половиной часа: «до вечера» продолжалось лишь преследование бегущего противника.

Что же касается Игоря и его спутников, то, вероятнее всего, они были повязаны половцами Гзака еще полусонными, а вместе с ними был захвачен и калым, который Игорь вез Кончаку, — то самое загадочное «русское золото», в связи с потерей которого, по свидетельству автора «Слова о полку Игореве» и к великому смущению его исследователей, оплакивали («каяли») Игоря различные народы. В самом деле, откуда у Игоря, если он шел в набег на половцев, могло оказаться «русское злато»? Теперь и эта загадка получала объяснение.

Кончак прибыл слишком поздно: если верить Лаврентьевской летописи, Гзак успел даже послать известие в Киев князьям с предложением обмена пленных, хотя последнее могло произойти и на следующий день. Вероятно, молодоженов и «красных девок» ему все-таки пришлось освободить во избежание неприятностей со стороны Кончака и донских половцев, к числу которых Гчак не принадлежал, будучи половцем поднепровским. Но на Игоря и остальных такая неприкосновенность не распространялась. Если вспомнить, что в 1168 году Олег Святославич, старший брат Игоря, захватил вежи Гзака, пленив его жену и детей, можно допустить, что половецкий хан взял реванш. Неизвестно, какие отношения у Гзака были с Кончаком, во всяком случае, недружественные. Вот почему, отпустив Игоря на поруки, он все-таки отправился в Посемье грабить земли новоявленного зятя Кончака, не поддавшись на уговоры обратиться против их общего с Игорем врага, переяславльского князя Владимира Глебовича, куда тотчас же отправился сам Кончак.

Насколько вероятна такая версия?

Она основана на точном прочтении источников, хорошо согласуется с ними и с общим укладом русско-половецких отношений, разрешая многие недоуменные вопросы. Она объясняет характер экспедиции (или «поездки») Игоря, опасения и колебания его спутников, снимает загадку «первого боя» и наличия в руках Игоря «русского золота», являвшегося калымом за невесту для сына. Вместе с тем можно привести еще ряд фактов, подтверждающих выдвинутое объяснение.

Сватовство в те времена было делом длительным даже среди друзей, и, судя по примерам, сохраненным летописями, между сговором и свадьбой проходило несколько лет, причем малолетние невесты могли до свадьбы подрастать в доме своих будущих мужей, играя в куклы, как, например, Верхуслава, дочь Всеволода Юрьевича Суздальского, которой было всего восемь лет, когда в 1187 году ее венчали с Ростиславом Рюриковичем. А ему было около пятнадцати — столько же, сколько в 1185 было Владимиру Игоревичу.

Однако по тем временам это был «возраст зрелости», в это время юноша мог заводить семью, а княжич получал собственный удел. Вероятно, дочери Кончака было 13–14 лет, а вернулись они на Русь в последних числах 1187 года уже с первенцем, которому должен был исполниться год. Что подготовка этого брака началась задолго до поездки, сомневаться не приходится. Летопись даже называет человека, занимавшегося переговорами с Кончаком: им был Ольстин Олексич, сопровождавший Игоря и его сына, жениха, в Степь. За два месяца до майских событий он тоже находился «в половцах» с какой-то миссией, и ехал он не с мифическими «ковуями», которые затем превратились в «черниговскую помощь», а просто «ко вуям своим», то есть к дядьям по материнской линии: родственники среди половцев были как у князей, так и у бояр, каким предстает по полноте своего имени Ольстин Олексич.

Предрешенность женитьбы Владимира Игоревича можно вывести также из того, что молодой княжич выехал к отцу «из Путивля», только что полученного им в удел, то есть уже князем, что неизменно предшествовало свадьбе, которая, таким образом, завершала выделение юноши из семьи и свидетельствовала о его самостоятельности и независимости.

Текст «Слова…» сохранил еще одну любопытную деталь, так и не понятую многочисленными исследователями древнерусской поэмы, более того, истолкованную в прямо противоположном смысле. Речь идет о желании Игоря «копие приломити конец Поля половецького», что всегда воспринималось как желание вступить в бой с половцами. Между тем выражение «приломить копье», то есть ликвидировать возможность продолжения боевых действий, было этикетной формулой заключения мира, тем более что указывалось, где это должно произойти: не в Поле, а на его границе. Существование схожего обычая отмечено и в русско-литовских летописях под 1375 годом, где Ольгерд, заключая мир с московским князем Дмитрием Ивановичем, выговаривает себе право «копье о стену замковую сокрушити», что, наряду с заключением мира, подчеркивает характер его «завоеванности».

Популярный информационный авто портал

Каял это что в литературе

О реке Каяле в Слове о полку Игореве