Килишнуть чай что значит

Килишнуть чай что значит

«Поженить» чай.. Мы тоже так делаем, заливаем в чайник с заваркой кипяток, даëм постоять, сливаем в бокал и снова заливаем в чайник. У китайцев для этого есть специальная чашка с крышкой. Делается это для того, чтобы настой был однородный и никого в компании не обделить крепостью чай..

Все верно

Готовьте казан..и. надеюсь. у вас газовая плита??

плита газовая?? не электрическая?

Здравствуйте во первых я не озбечка.Во вторых я понемаю что это кайтарма.Кайтарма это сходить молло собой брать чай, соль и.т.д потом молло все это читает и все. Домой придёшь все это будете пить чай соль и потом все будет хорошо.

Кайтар-перемешивание.В частности-свежезаваренный чай наливают в пиалу,а потом резко возвращают в чайник..Заварочная шара поднимается со дна и снова осаживается..Только не кайтарма,а кайтар..так правильнее.

Привыкаешь к погоде своего места проживания..

джида-да,похожа,более сухая и сильно вяжет.За арбузы приврали.кг 10,может быть.Фотомирзачульских торпед пришлю Вам в личку,позже.За метр не видел,но под 70 см случаются.Продаю не на вес,а поштучно.

Кайтарма — у народов Средней Азии обычай, представлявший собой пережитки родового быта. Заключался в задержании вышедшей замуж женщины её родителями или др. родственниками впредь до выплаты мужем Калыма.

Источник

gg_hohia

gg_nohia

ЖЖ ЧВК «Вагнер»

Нельзя побывать в российской тюрьме и ни разу не попробовать чифир.

Если чаепитие – одна из наших национальных традиций, то чифир – это национальная традиция в тюрьме.
Может я, и ошибаюсь, но ничего подобного чифиру нет больше ни в одной стране мира.

Сейчас заварку можно передать с воли с передачей или посылкой, можно купить в тюремном ларьке.
На количество передаваемого чая обычно уже не обращают внимания – хоть всю передачу по весу.
Но состояние, когда чая нет встречаются.
Бывает это по нескольким причинам.

1. В камере много «сирот» (люди, не имеющие родственников или те, кому родственники и знакомые ничего не передают), либо много заядлых чифиристов и чай просто расходуется быстрее, чем поступает.
Так сказать, дебет с кредитом не сходится.

2. Обычно перед Новым Годом тюремный ларек закрывается за неделю до его наступления, передачи тоже перестают принимать.
Как правило, заранее о такой засаде мало кто беспокоится, многие об этом не знают просто.
С учетом длительности Рождественских каникул все запасы выходят и без чая и сигарет у зеков начинают пухнуть уши.
Так что советую родным арестантов не затягивать перед Новым Годом с передачей или посылками или есть большая вероятность, что адресат получит новогодний подарок недельки через две-три после праздника.

Рецепт приготовления чифира неоднозначен.
Встречаются самые экзотические способы, но я опишу только те, которыми сам пользовался в тюрьме.

Когда чифир настоится, заварка опускается вниз и жидкость можно перелить в кружку.

Делается это или через ситечко, изготовляемое обычно из пластикового стаканчика с часто пробитыми шилом отверстиями в донышке или из мелкой сетки, натянутой на проволочную рамку с ручкой для держания.
Если ситечка нет, то чифир тоненькой струйкой сливают в чистую пластиковую кружку. Обычно наливают треть кружки, потом подливают.

Есть еще один способ как приготовить чифир.
Сейчас его используют в основном либо старые арестанты, либо при нехватке заварки.

Суть его в том, что чай перетирается руками в мелкую пыль.
Приготовленной таким образом заварки нужно намного меньше – один спичечный коробок на зечку, но без подварки уже не обойтись.

Приготовление и распитие чифира представляет настоящий ритуал, подлинную чайную церемонию.

Я читал в ряде источников, что чифир пьют горячим. Это не так.
Все зависит от того как и кто готовит.
Если используется первый рецепт, то пьют уже подостывший, если второй и старые чифиристы, то еще кипяток.
Тут скорее дело в том, что сил нет ждать, когда остынет, а не в традициях.

Пьют чифир обязательно в компании.

Кружка пускается по кругу, если народу много пускается еще одна против круга.
Если чифир делается на всю хату, то пьют все, кто желает, в «порядочной» хате- отливают в отдельную кружку и опущенным (петухам),если такие имеются.

За раз каждый отхлебывает пару глотков, иногда пьют по три, но чаще по два.
Больше зачастую и не выпьешь, настолько вкус горький.
Обычно после глотка непроизвольно передергивает, причем привыкнуть к этому невозможно, сколько не пей.
Помните, как передергивает от одного только взгляда на водку после большого перепоя? Вот-вот, точно так же.
Короче, не вкусно, но многие пьют.
С сахаром чифир не пьют,иначе обрыгаетесь!!

Снять возникший приступ тошноты после чифира поможет соль.
Нужно лизнуть палец,тыкнуть им в соль и облизать.

Иногда чифир в шутку называют арестантская водка.
В отличие от водки он не пьянит, но придает хорошего настроения и бодрости. Поднимается и настроение.
Действие на организм похоже скорее на косяк марихуаны.
Если перепить, то последствия примерно те же, что и от чрезмерного количества крепкого кофе.

Если пить чифир регулярно, то зубы чернеют.
Хуже всего, что регулярное потребление приводит к тому, что пить нужно хотя бы пару раз в день, иначе начинает зверски болеть голова.

Привыкания подобного спиртным напиткам чифир обычно не вызывает и многие его пьют не так уж и часто, лично я, выйдя на волю, никакой тяги к нему не испытываю.
Люди, подсевшие на чифир, встречаются довольно редко.
Я знал пару, которые не могли бросить.
Чифир им приходилось пить каждые четыре часа, максимум восемь.
Таких чифиристов видно сразу, люди это нервные, выпьет чифиру – бодр и весел, а через несколько часов становиться вялым и раздражительным, до новой порции.

Если зек не пьет чифир, то он пьет купец.
Купец или купчик – это просто крепкий чай, то, что англичане называют «strongtea».
А вообще, если Вас зовут попить чайку, всегда поинтересуйтесь, что именно приглашающий имеет ввиду под чайком – чай или чифир.

Как и на воле сейчас очень часто используют пакетированный чай.
Тут полное разнообразие.
Пьют черный, зеленый, мате, красный, ароматизированный, кто какой хочет.

Есть в тюрьме еще один вид чая – хозяйский (хозяйка).
Вкус у него настолько специфический, что привыкаешь не сразу.
Я сначала думал, что в него добавляют что-то специально вроде брома, но потом выяснил, что все дело в приготовлении.
100 граммовую пачку грузинского чая высыпают на 400 литровый бак и варят довольно продолжительное время, чтобы стал покрепче.
Дают такой чай в тюрьме утром и вечером, на обед обычно идет кисель.
На зоне хозяйка была только на завтрак, на обед из напитков давали 100 грамм молока, на ужин – кисель.

Думаю, самый крупный потребитель чая в России – это именно зона, нигде больше в таких количествах его не употребляет.

Источник

nobleprisoner

nobleprisoner

Мой сложный период жизни в хате продолжался благодаря Хасану, моему упрямству и нежеланию быть кошельком и снабженцем хаты. Я продолжал упрямиться и незаказывать свиданку и дачку с родными. Хасан продолжал угнетать меня и искать косяки за мной, периодически взгревая меня баклажкой по голове или железной миской. Такие удары не только болючие, но и очень неприятные.

В этот период я и мой друг старались лечь пораньше спать, сразу после вечерней проверки, т.е. около 7 вечера и вставали с утренней проверкой, т.е. около 7 утра. Обычно с 7 утра и где-то до часу дня и в хате и в СИЗО было тихо. Все арестанты спали или отдыхали, на трассе тоже тишина и торговля наркотой тоже была не особо активна. Примерно 1-2 покупки в час. В хате тоже было тихо, Хасан с черным спали, все остальные тоже. Я сидел на корточках возле кормушки, скручивал сигаретки, курил, читал и много размышлял. Периодически общались с другом полушепотом и полунамеками и знаками. Не дай бог кто услышит лишнее.

Кстати о чтении и книгах. В передачках мама принесла мне довольно много интересных книг. Я прочитал Булгакова «Мастер и Маргариту» и остальные сочинения, я прочитал много книг Пикуля, научной фантастики, детективов и исторических книг. Я практически ушатывал одну книгу в день или около 200 страниц. Когда я прочитал свои книги, я по своей тупости решил пустить маляву по тюрьме о том, что у меня есть книги и могу их толкнуть желающим, также если у других есть книги, пусть толкают мне на день другой почитать. Обычно когда пускаешь безадресную маляву, т.е. ее могут читать все кто по трассе, то это малявы просьбы о чем то или поиск знакомых на СИЗО. Обычно безадресные малявы примерно такого содержания «Братва, не обисуте, потдиржите арастантав в хате такой-то и такой-то сигаретами и чаем. Кикоз. Благадарим и желаем фарты по трассе» или типа «Ищу брательнека Васю такого-то, сидели вместе в Пакровки. Вася, отпеши маляву. другой Вася, хата № ххх». На малявы о поддержке отвечают передачками по чуть чуть и высылают чуток чая или табака. На мою маляву о книгах, хотя я писал ее несколько раз, никто не ответил. Никак.

Ну так вот, я продолжал упираться и незаказывать дачки. В принципе у меня все было необходимое. Табака в хате хоть отбавляй. Мы с другом не брезговали и курили сигарки из газет и табака. Чая дешевого грузинского тоже хватало. В наших баулах было запасено немного хороших сигарет с фильтром, хорошего чая, кукси, сахара и конфет, и даже немного шоколада. Мы это потребляли втихаря с другом, когда все в хате спали.

После обеда, в районе 3-4 вечера просыпался Миша и еще пару пацанов. Можно было спокойно пообщаться, понатаскиваться по понятиям, даже потравить приколы или анекдотов. Кстати их целая куча про зеков и тюрьму, и не все они понятные для тех кто с воли. Прежде чем рассказать про один из тупых и избитых приколов про устные прогоны, я вам расскажу вообще что такое устный прогон. На СИЗО, помимо веревочной трассы есть устная трасса. Допустим нужно сообщить из одного конца тюрьмы срочно сообщение в другой конец. Ну к примеру о том, что отправленная посылка дошла по адресу. Захламлять итак перегруженную трассу, особенно вечером записками нецелесообразно. И тогда из хаты А сообщают в хату Б устно, о том что посылка дошла. На пути прогона может быть 3 или 5 хат. И все они должны повторить первоначальное сообщение без изменений. На продолах разные хаты дежурят на устной трассе, но обычно это угловые хаты. Наша хата была ближе к середине продола, поэтому мы нечасто дежурили на устной трассе, но иногда приходилось. Поначалу это тяжело, но потом привыкаешь, когда дежуришь на трассе долго. А прогоны иногда бывают по несколько предложений. Нельзя менять даже порядок слов, добавить или забыть хоть слово. Это и называется устной трассой и устный прогон без искажений. Ну так вот, один из самых смешных приколов на зоне, это когда кто-то идет на барбаул по большому и пердит перед этим. Так вот, Миша любил над новичками приколоться и говорил «Прогони без искажений». И ты должен пропердеть губами без искажений… кароче это жесткий треск, особенно по накури.

А между тем, в нашей хате начали поселяться новые арестанты взамен ушедших на зону. Среди них был один молодой парень кыргыз лет 18, поймайся он на пару месяцев раньше, сидел бы в хате для малолеток. Он украл генераторы с пяти вагонов на Железной Дороге, на общую сумму около 300 тыс. сомов. Про него писали в газете Дело и показывали в криминальной хронике по ТВ. Короче тупой деревенский пацан. Особенно ничем не запомнился. А другой — цыганин из Токмака, домушник, лет 30, но сидел лет с 13 почти безвылазно. Ужасная трещотка и любитель поболтать по понятиям. Немного гниловатый, но в целом неплохой пацан. Тоже наркоман, что было головняком для Хасана и тот искал пути, чтобы его выселили из хаты и даже не скрывал этого.

Ну так вот, в один прекрасный момент в хате пронюхали что мы с другом подельники. Сообщил один из арестантов, который ездил с нами на суд. В любом случае Хасан догадывался об этом с самого начала, но как то не копал. И вот, когда я был в большой немилости, Хасан решил это использовать против нас и моего друга. Он вечером поднял этот вопрос в хате и предъявил нам, что мы всех наебали. Если честно, в хате никто особо не усмотрел в этом большого косяка. К тому же в прогоне от вора есть момент, что арестант если не хочет, может не рассказывать о своей делюге, подельниках и прочих подробностях того, за что он сидит, если считает нужным не рассказывать. А тот кто интересуется этим проявляет нездоровый интерес. Даже черный ничего не говорил, а Миша пытался сказать пару слов в нашу пользу. Но Хасан это пресек и начал качать ситуацию и технично подвел это под серьезный косяк. А собственно качал он не за то, что умолчали о том, что мы в одной хате, а за то, каким образом мы — подельники, оказались в одной хате. Соответственно мы наверняка заплатили ментам, что не по понятиям и большой косяк — греть и давать ментам деньги, когда они могут быть отданы в общак или на нужды страдающих, порядочных арестантов. И косяк именно в том, что мы не только ментам дали денег, но умолчали об этом в хате. Цыган с его подачи начал тоже качать и общаться то со мной, то с другом о том о сем, подписывая нас под косяк.

В принципе мы с другом предусматривали такой сценарий, что нас могут выкупить что мы подельники и начать выяснять, как нам удалось попасть в одну хату, хотя подельникам в одной хате сидеть по закону во время следствия не положено. По идее подельники вообще должны быть изолированы друг от друга, чтобы они не могли договориться и координировать свои действия во время следствия. Но вы понимаете, что даже сидя в разных концах тюрьмы, да даже в разных СИЗО, подельники смогут скоординироваться пока на СИЗО есть трассы и возможность переписываться, а у зэков в хатах мобильники. Ну так вот, у Эльмира Аллоярова, на тот момент начальника стражи на 1 этаже, а впоследствии начальника СИЗО, был помощник — Ахмет, который как оказалось учился вместе с моим двоюродным братом в академии МВД. И это в действительности так. И на случай если нас вычислят, мы с другом заготовили версию о том, что попросили Ахмета посадить нас в одну камеру, а то что мы подельники, у него не было информации, поэтому он согласился, бесплатно. А откуда мы знаем Ахмета? Он друг моего двоюродного брата, и естественно незачем говорить, что они учились в БВШМ.

Я тщательно фильтруя свою речь сказал, что сообщать о том что мы подельники мы не стали из соображений наших интересов и нашей делюги. В прогоне тоже сказано, что незачем это афишировать кто с кем подельник и кто-что натворил. Насчет того что в одной камере, тоже никому не платили. Меня еще в карантине узнал Ахмет и я его попросил о такой вот услуге, посади с одним пацаном из карантина в одну хату. О том что мы подельники, Ахмет не в курсе. Хасан предложил «а давай Ахмета подтянем и спросим. И если вы пиздите, то давай тогда общаковых вытянем и будем решать ваш вопрос». Мы с другом знали, что Хасан Ахмета с этой целью наверняка тянуть не будет, да даже если подтянет, Ахмет не выдаст нас и что мы ему башляли, при условии что он не конченный дебил… Хасан просто берет нас на пушку и хочет чтоб мы сознались в косяке. А если мы сознаемся в косяке, Хасан будет думать как решить наш вопрос, и чтобы он этот разговор решил в хате и без последствий для нас, нам придется звонить родным и просить большую жирную передачку, а возможно и даже бытовую технику в хату. И до конца своей отсидки быть на крючке у Хасана. Кароче чистой воды вымогательство.

Кароче, после нескольких часов общения и нервотрепки в хате, Хасан ничего не добившись подписал нас под мелкий косяк — Мы должны были Хасану сказать что мы подельники, естественно он не собирался нас сдавать. Просто должны были уведомить его, для нашего же блага, а то если узнают другие арестанты что в хате сидят подельники, а Хасан и наша хата об этом не знает, то это не по понятиям. Хасану и другим в хате предъявят «Охрану кукурузы», т.е. небдительности (Это не тяжелая предъява, за нее не ломают и не ставят под сомнение. Это что-то типа строгого предупреждения или выговора). Но мы с другом этого не сделали неосознанно, т.е. по незнанию, так как мы первоходцы и усиленники (усиленный режим, т.е. те, кто попадает впервые на зону). И косяка за нами нет, но Хасан ставит нас на вид, т.е. если накосячим, то спрашивать будут жестко.

На следующий день, ни после утренней проверки, ни в обед, ни ближе к вечеру нас никто не килишнул. Мы продолжали оставаться в своей хате и видимо никто не собирался нас переселять. Мы этот день с другом вообще тихо сидели, ни с кем не общались, почти никакой активности не проявляли. Хасан вечером как проснулся тоже удивился что мы еще в хате и тоже не мог понять почему. Он снова подозвал стражника и просился пойти к Эльмиру, но тот ему отказал. «Повезло вам», — сказал Хасан и успокоился. В какой-то момент в общей коробке для табака (пластиковая коробка из под масла «РАМА») стало мало табака и черный решил ее пополнить. Он залез в общаковый баул и обнаружил пропажу, не было того самого пакета с моим табаком. Черный начал разбираться и спросил у всех, — «Э, тут кажется пакет был большой с табаком. Никто не видел». Я ответил, что я его забрал. Тут сразу встал с кровати Хасан и спросил, зачем я это сделал? Я ответил, что собирался забрать его с собой, если нас переселят. Ведь это мой табак и пришел он в хату с моей дачкой. Диалог в хате был примерно следующий.
— Опа, да ты крыса!, — сказал Хасан.
— Как это твой табак? Он на общаке был. А значит общаковый табак, — добавил черный.
— Но ведь его я туда положил. Он зашел с моей дачкой. А раз я должен был уйти с хаты, я могу его забрать. — возразил я.
— Если ты что то на общак положил, то это уже общаковое, а значит уже не твое. Ты поступил как крыса, осознаешь?, сказал черный.
— Все в курсе что табак был в общаковой сумке? Все видят что его нет в общаковом бауле? Ну че, давайте искать где он? Че прошаримся по баулам? Братский шмон устроим?, — добавил Цыган.
— Да у меня он в сумке. Я же не тарю его и не говорю что не брал. — я вытащил пакет с табаком и положил в комнате.
— А, ну значит ты крыса! — сказал Цыган.
— С какой стати я крыса? Я взял табак, который зашел ко мне в дачке. Я же не брал чужой табак в чьей то сумке. У меня больше табака нет, а раз меня переселяют в другую хату, то я туда должен положить на общак. Я ведь мог и не ложить этот табак на общак изначально, правильно.? — сказал я.

Остальные арестанты в хате особо не вмешивались в разговор. Даже Миша. Они не могли сказать что-то веское, да и наверняка понимали, что это Хасан сводит со мной счеты. Стоит отметить, к тому моменту мы уже сидели больше месяца в СИЗО, и у нас с другом как говорится «зубы выросли». Т.е. мы натаскались на понятиях и общении, и нас вот так запросто подвести под что-то или заболтать по понятиям было не так-то просто и мы могли даже поотстаивать свои права…

Но Хасана это не интересовало. Хасан объявил в хате общий сбор и вынес этот вопрос на общак. Т.е. арестанты должны были решить что делать. Но этот сбор естественно ничего не решал, решалось все так, как решит Хасан. Он начал неторопливую речь о том, почему я крыса. И он был прав, никто не собирался с ним спорить. Он начал всех опрашивать по одному, кто что думает. Все согласились что я крыса кроме моего друга. Цыган решил выяснить, почему друг не соглашается. Потому что мы друзья или он действительно не считает, что я неправ? Мой друг сказал что и то, и другое. Он сказал, что нам еще в карантине говорили, что арестант, если ему зашла дачка, имеет право вообще ничего не ложить на общак, это его личное решение. Посчитает нужным, положит, не посчитает, не положит. Это дело добровольное и даже сам вор в законе не может кого-то обязывать вносить на общак. Из этого следует, что раз я, положил на общак в хате, действительно отдал на общее. Но меня должны были килишнуть против моей воли, и не по воле стражников, а по воле Хасана и с согласия остальных в хате, и соответственно, я принял решение положить на общак табак до того, как это произошло. Знай что меня будут переселять, я бы вообще не положил табак на общак, а изначально себе оставил. Если и есть косяк, то это не косяк, а скорее проступок, за который не может быть жесткого спроса.
— ты в курсе, что в тюрьме нет понятия друг. В тюрьме каждый за себя отвечает, и даже отец за сына не может отвечать. — сказал Цыган. — Или ты хочешь на пару с ним отвечать за его косяк?
— Он то тут причем? — сказал Я? — Он выражает свое личное мнение как и все. Если я неправ, то я буду один отвечать. Он не в курсе насчет пакета был. Я лично его взял. Я считаю мой проступок в том, что я вас в курс не поставил, что заберу этот пакет с табаком.

В какой-то момент Хасан оттянул меня на край хаты, подальше от всех и решил со мной лично пообщаться. Оттянул и начал говорит мне практически в лицо, тихо, чтобы другие не слышали. «Давай так. Ты щас на общаке попросишь братву не обессудить тебя. Скажи, что сделал по незнанке, ты же усиленник. Я тебя поддержу и мы убъем разговор тут, в хате». Я согласился на это. Меня это вполне даже устраивало. Но я понимал, что таким образом я в долгу у Хасана. Нужно срочно затянуть в хату дачку…

Источник

Тюремные университеты: что такое «сборка» и как правильно готовить чифирь

— Ты хотел бы поохотиться на негров? — спросил у меня случайный попутчик. — Легально.

Я сморщился, будто резко кольнул зуб, но Владимир Сергеевич продолжал:

— Только представь: старенький, но еще крепкий пикап, в кузове удобное кресло, ты в нем крепко стянут ремнями, а в руках гашетка. Забрались на холм, осмотрелись, обнаружили цель, и крупным калибром: «Бум! Бум! Бум!»

Наши этапные дороги пересеклись в древнем Ярославле, в не менее старой транзитной тюрьме. Ее некоторые закоулки напоминали заброшенный психдиспансер с настежь распахнутыми толстыми дверьми и приваренными к стене койками над провалившимся полом.

После относительно комфортных московских изоляторов контраст был чрезмерно резким. Черные шрамы выщербленного кирпича на фасаде и неожиданно огромное пространство внутри с далеким, умчавшимся в темноту потолком, круговыми ржавыми лестницами вдоль рваных стен и стрелами свободного солнца в штукатурной пыли.

Официально здание было на капремонте, неофициально же в нем пребывали этапники, то есть все мы. В каждой уважающей себя тюрьме есть особое место, неподконтрольное наблюдательным комиссиям и правозащитным структурам, — «сборка», или реже — «отстойник».

Когда арестант уезжает на суд или следственный эксперимент, его сначала отводят из камеры на «сборку», где в ожидании поездки томятся такие же бедолаги. Замученного и нервно-издерганного человека привозит назад автозак, и, прежде чем он вернется в «родную хату» и в бессильной тоске упадет на койку, он снова оказывается в «сборке», и зачастую не на один час.

Уже осужденный и еще более бесправный зэк едет в далекий лагерь, проезжая несколько централов, и — привет, «сборка»! После ожидания в транзитных камерах столыпинской оказии день-два-неделю зэк через «сборку» снова отправляется в путь.

В одних централах «сборка» помогает зэкам встретиться друг с другом — «словиться» и обсудить общие дела, передать что-то для кого-то, а то и наказать провинившегося арестанта. На иных же тюрьмах зэки боятся «сборки» как слепого от видеокамер и свободного от закона места, где с подозреваемыми могут делать всё то, на что у следователей не хватает смелости в своих кабинетах.

В большом помещении без окон с исписано-разрисованными стенами, донельзя загаженным туалетом без ограждений, парой скамеек и мутной лампочкой под низким осыпающимся потолком зэков набивается под завязку. Одни выходят, других заводят, лица мелькают, и полнится «сборка» новостями о лагерной житухе.

У вентиляционных щелей нет шансов избавить тесную «сборку» от ароматов потных тел, вековечного табака и туалетной кислятины. Но уже через полчаса к запахам привыкаешь и можно даже перекусить.

Зэки сидят на скамейках, сумках, на «кортах», небрезгливые грязнули прямо на липком полу. Кто-то пытается ходить туда-сюда, но быстро успокаиваются и стоят, рассматривают стены, словно доску объявлений: кто, сколько и за что схлопотал, кто куда едет и о чем мечтает. Старики дремлют, больные кашляют, украдкой схаркивая кровь, основная же масса этапников общается, меняется вещами и слухами.

По этапу в лагерь зэки едут пока еще в вольной одежде. Пересыльные в казенной робе и фуфайках встречаются редко, и на них смотрят как на уже хлебнувших каторжного опыта. Разговор о жизни в зоне с ними куда интереснее, но в глазах «бывалых» волчий блеск, и в собеседнике они зачастую видят лишь его качественные вольные вещи.

Я сидел на скамейке рядом со взрослым солидным мужчиной в бежевом двубортном пальто и большой спортивной сумкой у ног. Бритое лицо, свежие стрелки на серых в полоску брюках и глянец остроносых туфель могли говорить как о щепетильности еще не отвыкшего от воли человека, так и о его оперативной работе. Но к чему гадать, кто бы ни был твой случайный попутчик — следи за языком, больше слушай да смотри во все глаза — это и есть главное правило безопасной жизни молодого арестанта.

Владимир Сергеевич рассказывал мне о теплой жизни в Аргентине и ее автобанах, что лучше немецких, о вечно веселых латиносах и неутомимых в любви мулатках. О легальной торговле в Европе джемом и нелегальной — кокаином. О неудачной попытке выйти на перспективный рынок России и неожиданном аресте.

О беженцах из смытого цунами Гаити и небывалой возможности контрактной службы в погранвойсках Доминиканской Республики ради двухнедельного сафари на чернокожих нелегалов.

Я слушал его чудную историю вполуха и думал о том, как бы вежливо отвязаться от подозрительного «наркобарона».

Вдруг от дальней стены выкрикнули:

— У кого-нибудь есть дрова?

Секундная тишина, и каждый снова занялся своим бездельем. Я схватился за повод, извинился перед соседом и направился к двум зэкам, возившимся в стороне. На обоих болтались черные робы со светло-серыми полосками на плечах. Рядом на клетчатых худых баулах лежали скрученные фуфайки.

— Может быть, у меня есть, — сказал я им, — но что это такое, дрова?

Они переглянулись, и один из них, явив мне почерневшие обломки сгнивших зубов, поинтересовался:

— Два года, — ответил я. — С хвостиком.

— И за два года ты не узнал, что такое дрова? — прищурился зэк.

— Ты где чалился-то? — спросил второй, весь усыпанный сочными оспинами. — Че за крытка?

— Понятно, — перебил меня беззубый, махнув рукой. — Дрова — это то, на чем мы ща будем чифирь подымать. Простынь или харник хозовский есть?

— Мля, тля! — покачал головой прыщавый. — Полотенце казенное.

Я кивнул и пошел к сумкам.

— Ты здравый? — донеслось в спину.

Я оглянулся и снова кивнул.

Вернулся я с комплектом постельного белья и советом от наркобарона не связываться с опасными «акулами».

— В рот компот! — засмеялся беззубый, увидев меня с охапкой «дров». — Давай сюда!

Бледно-синими от истлевших наколок пальцами одна простынь тут же была разорвана в длинные ровные клочья. Вторая же беззастенчиво перекочевала в клетчатый баул «на потом». Наволочку отложили в сторону.

Беззубый достал закопченную алюминиевую кружку, шерстяной носок и пакет с мелколистовым чаем. Ручка кружки была обмотана носовым платком, носок — заштопан.

Зэк набрал из-под крана воду и кинул несколько жменей чая. Получилось «с горкой». Пока он возился с кружкой, его «кореш» скрутил из полос ткани фитиль и достал спички. С нарочито серьезной понтовитостью зэк одной рукой вынул из коробка спичку, той же рукой ловко ее и зажег, подпалив следом фитиль.

Оба зэка сели на корточки. Беззубый натянул на руку носок, локтем уперся в ногу и крепко стиснул кружку. Второй рукой он поддерживал напряженную кисть. Его прыщавый товарищ поднес ко дну пламя.

Зэки застыли. Казалось, они перестали дышать, медитируя на пламя. Но как только кончик фитиля подгорал, прыщавый выдергивал пальцами с обглоданными ногтями черную окалину и поднимал фитиль, точно выдерживая расстояние от огня до кружки.

Металл нагревался все сильнее. Мутная пленка испарины покрыла лоб зэка. Шло время. Зэк не шевелился. Мои ноги затекли, я встал размяться, снова сел и через пару минут встал. Догорал уже третий фитиль. Беззубый закрыл глаза и сжал губы, вмиг превратившись в сморщенного старика.

— Если огонь погаснет, — сипло сказал зэк с фитилем, — хана чифирю!

Дым от дров заполнял «сборку», но никто и не думал жаловаться — в тюрьме чифирь свят, да и в табачном угаре доля нашей копоти была невелика.

Толстый почерневший слой чая чуть провалился и тихо засопел.

— Шепчет, — протянул беззубый, не открывая глаз и растянув сухие губы в улыбке.

Сквозь тяжелую, взбухшую шапку чая вырывались тонкие струйки пара. Распахни сейчас дверь и объяви о свободе — зэки и не дернутся, пока не доведут ритуал до конца.

Чай зашевелился, то оседая, то снова подымаясь над краем кружки грибной лепешкой.

— Смотри-ка, дышит, родненький, — любовно сказал страдалец в носке и качнул кружкой.

Наконец, когда вода под плотным слоем заварки пошла пузырями, зэк кинул на пол фитиль и затушил его стоптанным ботинком.

— Ну нихерасе я прозрел! — всхлипнул беззубый, поставил аккуратно кружку и рванул к раковине остужать обожженную руку.

— Неси свой хапок, килишнуть надо, — крикнул он мне, сдирая с руки носок и облегчаясь от боли под струей холодной воды.

Издалека заметив мою литровую пластиковую кружку, «особики» одобрительно зацокали:

— Нормальный литрячок, сиротский!

Они вылили в него темную смоляную жижу и тут же перелили обратно. Вытряхнув на пол прилипшие к стенкам чаинки, прыщавый взял наволочку, оторвал от нее кусок ткани и сквозь него профильтровал чифирь, выжав заварку до капли.

— Жалко нифеля, — с сожалением протянул он, — с них бы еще вторячки поднять.

— Не жиди, чая по бане у нас, — отобрал тряпку второй зэк и кинул ее на кучу мусора в дальнем углу сборки.

— Есть барабульки? — спросил он у меня.

— Сосульки. Стекляшки, — разъяснил он.

Прыщавый усмехнулся, тускло блеснув стальным зубом, и терпеливо перечислил:

— Карамельки, леденцы, конфетки…

— Еще как пойдет! — загоготал он. — Тащи сюда!

Через минуту мы встали в круг. К нам подошли еще двое этапников в робе и взяли по «барабульке».

— Угощусь, не против? — спросил для приличия один из них.

— Ну что, братва, попразднуем! — варщик облизнул губы и передал мне кружку с ценным пойлом. — Взрывай!

— А что за праздник? — спросил я, заглядывая в кружку и оттягивая момент. — Амнистия?

Все скривились, будто я сморозил пошлую глупость.

— Это разве повод? Сказка для малолеток, — ответил зэк. — Чифирь есть — уже праздник.

Я понюхал жидкость и вспомнил, как в Белоруссии мы с мальчишками убегали из школы в небольшой сосновый бор и варили на костре кору с шишками, играя в голодных партизан. Но вкус чифиря оказался еще хуже.

Едва пригубив, я чуть было не сплюнул жуткую горечь обратно в кружку, и только страх перед расправой удержал мой рефлекс. Если разжевать таблетку парацетамола, она и то окажется сладостью. Проглотить чифирь, мгновенно связавший мне небо с языком, было выше моих сил, и я, сделав вид, что пью еще один глоток, оставил чифирь под языком.

Мои собратия выглядели куда счастливее и напоминали бывалых наркоманов, дорвавшихся после долгой ломки к заветной дозе. Пока они пили по два традиционных глотка, благословляя блатную жизнь, я протолкнул в одеревеневшую глотку чифирь. Рот наполнился слюной. На втором круге я смог сделать уже оба глотка и, осилив их, выдохнул:

Он сделал подход к кружке и передал ее дальше по кругу:

Слушая его, я пил еще и еще, круг за кругом, стараясь касаться губами того края кружки, где, как мне казалось, было чистое от незнакомцев место.

Голову сдавило, словно на нее наступил омоновец в тяжелых берцах, в ушах стучал барабан сердечного ритма, и надбровные дуги налились тяжелым свинцом. Я оглянулся. Разноцветные куртки этапников мельтешили яркими конфетными фантиками. Доселе неизвестные в теле моторчики затарахтели, вспыхнуло желание попрыгать на скакалке или хотя бы побегать по стенам. Дорогие энергетики московских дискотек показались мне детским молочным напитком. Я хотел жить, и жить предельно бодро.

Зэки закурили. Я пошел мыть свою кружку, предвкушая удовольствие от процесса, но меня вырвало прямо в раковину.

Источник