Киплинг ворота ста печалей о чем
trounin.ru
Блог литературного обозревателя, критика, писателя
Редьярд Киплинг «Ворота Ста Печалей» (1884)
Прекрасное далёко прекрасно далеко. И люди словно стали другими. Или они всегда такими были, просто среди них можно найти как стремящихся к существованию во имя других или сугубо во имя удовлетворения собственных потребностей. Или последние стали преобладать, отчего первых и вовсе не стало, они перевелись, изредка с удивлением встречаемые. Как о том не рассуждай, в случае Киплинга получится разговор особый, так как Редьярд взялся повествовать на довольно опасную тему, в его годы за такую практически не считаемую. Это в последующем начали рьяно бороться с привычкой человека употреблять одурманивающие вещества, тогда как до того беспокойства не проявлялось. Почему же общество озаботилось необходимостью борьбы с таковой проказой? Отчасти объяснение получится найти с помощью рассказа «Ворота Ста Печалей», одного из вошедших в сборник «Незамысловатые сказания с холмов».
Хорошо это было или плохо? Не к тому Киплинг вёл повествование. Редьярд показывал отношение людей к процессу. Если человек понимает, чем занимается, относится к этому с уважением, не доставляет проблем другим, живя в собственном мире, отгородившись, чтобы его покой никто не нарушал. Не так важно, чем именно человек увлечён. Главное, это делается со знанием дела, без стремления получить выгоду. Пусть общество предпочтёт осуждать за делаемое, но осуждением всё и должно ограничиваться, если само общество от этого не страдает. Но такое отношение будет неправильным, так как любое начинание в итоге извращается до неузнаваемости, переходя от благих порывов к корыстным. Как тогда быть? Каждый должен решить самостоятельно.
Как становится понятным читателю, всё действительно в нашем мире идёт от благого к пагубному. О чём не начинай вести речь, всему предстоит пройти по данному пути. Когда-нибудь, стоит человеку это осознать, он начнёт с презрением относиться к делу его предков. Бери в качестве примера хотя бы те же жертвоприношения, на которые изначально люди шли добровольно, осознавая, насколько важно быть принесённым в жертву богу, к каким положительным результатам это приведёт, а душа отправится в лучший из миров. Со временем о добровольном согласии забыли, жестоко убивая людей, тем будто бы продолжая выражать почтение богам, используя такой метод воздействия сугубо из-за неумения иным способом оказывать влияние. Какие нужны ещё примеры? Религия, демократия, благие намерения.
Автор: Константин Трунин
Дополнительные метки: киплинг ворота ста печалей критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, Rudyard Kipling The Gate of the Hundred Sorrows analysis, review, book, content
«Ворота Ста Печалей»
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
С этой книгой читают
Сочетая точность репортера, фантазию романтика и мудрость философа, Киплинг пишет о вечных проблемах – любви и свободе, войне и мире, противостоянии Востока и Запада.
Отзывы 3
Небольшая зарисовка из жизни поклонников черного курева…об их чувствах, поступках и восприятии окружающего мира.
Книга ни о чем конкретном (в ней нет какого то захватывающего сюжета, исторических событий, отношений героев и т.п.). Повествование текуче и размеренно, и ты,читая книгу, как будто плывешь по его волнам, без конца и начала… Но если задуматься, эта книга в какой то мере о каждом из нас. Ведь по сути вся наша жизнь- зависимость, просто у каждого – своя. И любая жизнь всегда ведет к смерти, которая тоже у всех разная.
Небольшая зарисовка из жизни поклонников черного курева…об их чувствах, поступках и восприятии окружающего мира.
Книга ни о чем конкретном (в ней нет какого то захватывающего сюжета, исторических событий, отношений героев и т.п.). Повествование текуче и размеренно, и ты,читая книгу, как будто плывешь по его волнам, без конца и начала… Но если задуматься, эта книга в какой то мере о каждом из нас. Ведь по сути вся наша жизнь- зависимость, просто у каждого – своя. И любая жизнь всегда ведет к смерти, которая тоже у всех разная.
Книга очень хорошая, заставляет задуматься о жизни, встряхнуться и идти дальше к своим целям. Конечно жизнь циклична, кто-то умирает, кто-то приходит, но когда твои близкие зависимы от наркотиков- это страшно, это не передать словами, внутри все разрывается от боли за дорогих тебе людей, которые живут как растение и ты ничего уже не можешь сделать с этим(
Книга очень хорошая, заставляет задуматься о жизни, встряхнуться и идти дальше к своим целям. Конечно жизнь циклична, кто-то умирает, кто-то приходит, но когда твои близкие зависимы от наркотиков- это страшно, это не передать словами, внутри все разрывается от боли за дорогих тебе людей, которые живут как растение и ты ничего уже не можешь сделать с этим(
Согласна с отзавами выше или ниже, в общем, ранее написанными. Произведение не имеет ни начала, ни конца, оно будто вырвано из контекста, но всё также завораживающе и затягивающе как тот самый несуществующий контекст
Согласна с отзавами выше или ниже, в общем, ранее написанными. Произведение не имеет ни начала, ни конца, оно будто вырвано из контекста, но всё также завораживающе и затягивающе как тот самый несуществующий контекст
«Ворота Ста Печалей»
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Ворота Ста Печалей» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Что вам завидовать мне, если я могу достичь небес ценою одной пайсы?
Поговорка курильщика опиума
Это не мое сочинение. Мой приятель метис Габрал Мискитта рассказал мне обо всем этом в часы между закатом луны и утром, за шесть недель до своей смерти, а я только записывал его ответы на мои вопросы.
Они находятся между улицей медников и кварталом торговцев трубочными чубуками, ярдах в ста по прямой от мечети Вазир-Хана. Я готов кому угодно сообщить эти сведения, но ручаюсь — ни один человек не найдет «Ворот», даже если он уверен, что отлично знает город. Можете хоть сто раз пройти по тому переулку, где они находятся, все равно вы их не найдете. Этот переулок мы прозвали улицей Черного Курева, но настоящее его название, конечно, совершенно иное. Навьюченный осел не смог бы пролезть между его стенами, а в одном месте, как раз перед тем, как поравняешься с «Воротами», один из домов выступает вперед, вынуждая прохожих протискиваться боком.
Это был маленький одноглазый человек, не более пяти футов росту, и на обеих руках у него не хватало средних пальцев. И все же он, как никто, умел скатывать черные пилюли. Казалось также, что курево ничуть на него не действует, хотя он курил днем и ночью, ночью и днем невероятно много. Я занимался этим пять лет и с кем угодно могу потягаться в курении, но в сравнении с Фун Чином я был просто младенцем. Тем не менее старик очень любил деньги, очень, и вот этого я и не могу понять. Я слышал, что при жизни он успел накопить порядочное состояние; оно теперь досталось его племяннику, а старик вернулся в Китай, чтобы его похоронили там.
Большую комнату наверху, где собирались его лучшие клиенты, он держал чистенькой, как новая булавка. В одном углу стоял Фун-Чинов идол — почти такой же безобразный, как и сам Фун Чин, — и под носом у него всегда тлели курительные свечки, но, когда трубочный дым густел, запаха их не было слышно. Против идола стоял гроб Фун Чина. Хозяин потратил на него добрую часть своих сбережений, и, когда в «Воротах» впервые появлялся свежий человек, ему всегда показывали гроб. Он был покрыт черным лаком и расписан красными и золотыми письменами, и я слышал, будто Фун Чин вывез его из самого Китая. Не знаю, правда это или нет, но помню, что, когда я под вечер приходил первым, я всегда расстилал свою циновку около него. Здесь, видите ли, был спокойный уголок и в окно иногда веяло легким ветерком с переулка. Если не считать циновок, в комнате не было никакой обстановки — только гроб да старый идол, весь синий, зеленый и пурпурный от времени и полировки.
Редьярд Джозеф Киплинг
«Ворота Ста Печалей»
Что вам завидовать мне, если я могу достичь небес ценою одной пайсы?
Это не мое сочинение. Мой приятель метис Габрал Мискитта рассказал мне обо всем этом в часы между закатом луны и утром, за шесть недель до своей смерти, а я только записывал его ответы на мои вопросы.
Они находятся между улицей медников и кварталом торговцев трубочными чубуками, ярдах в ста по прямой от мечети Вазир-Хана. Я готов кому угодно сообщить эти сведения, но ручаюсь – ни один человек не найдет «Ворот», даже если он уверен, что отлично знает город. Можете хоть сто раз пройти по тому переулку, где они находятся, все равно вы их не найдете. Этот переулок мы прозвали улицей Черного Курева, но настоящее его название, конечно, совершенно иное. Навьюченный осел не смог бы пролезть между его стенами, а в одном месте, как раз перед тем, как поравняешься с «Воротами», один из домов выступает вперед, вынуждая прохожих протискиваться боком.
Это был маленький одноглазый человек, не более пяти футов росту, и на обеих руках у него не хватало средних пальцев. И все же он, как никто, умел скатывать черные пилюли. Казалось также, что курево ничуть на него не действует, хотя он курил днем и ночью, ночью и днем невероятно много. Я занимался этим пять лет и с кем угодно могу потягаться в курении, но в сравнении с Фун Чином я был просто младенцем. Тем не менее старик очень любил деньги, очень, и вот этого я и не могу понять. Я слышал, что при жизни он успел накопить порядочное состояние; оно теперь досталось его племяннику, а старик вернулся в Китай, чтобы его похоронили там.
Большую комнату наверху, где собирались его лучшие клиенты, он держал чистенькой, как новая булавка. В одном углу стоял Фун-Чинов идол – почти такой же безобразный, как и сам Фун Чин, – и под носом у него всегда тлели курительные свечки, но, когда трубочный дым густел, запаха их не было слышно. Против идола стоял гроб Фун Чина. Хозяин потратил на него добрую часть своих сбережений, и, когда в «Воротах» впервые появлялся свежий человек, ему всегда показывали гроб. Он был покрыт черным лаком и расписан красными и золотыми письменами, и я слышал, будто Фун Чин вывез его из самого Китая. Не знаю, правда это или нет, но помню, что, когда я под вечер приходил первым, я всегда расстилал свою циновку около него. Здесь, видите ли, был спокойный уголок и в окно иногда веяло легким ветерком с переулка. Если не считать циновок, в комнате не было никакой обстановки – только гроб да старый идол, весь синий, зеленый и пурпурный от времени и полировки.
Сочетая точность репортера, фантазию романтика и мудрость философа, Киплинг пишет о вечных проблемах – любви и свободе, войне и мире, противостоянии Востока и Запада.
«Ворота Ста Печалей»
Что вам завидовать мне, если я могу достичь небес ценою одной пайсы?
Поговорка курильщика опиума
Это не мое сочинение. Мой приятель метис Габрал Мискитта рассказал мне обо всем этом в часы между закатом луны и утром, за шесть недель до своей смерти, а я только записывал его ответы на мои вопросы.
Они находятся между улицей медников и кварталом торговцев трубочными чубуками, ярдах в ста по прямой от мечети Вазир-Хана. Я готов кому угодно сообщить эти сведения, но ручаюсь – ни один человек не найдет «Ворот», даже если он уверен, что отлично знает город. Можете хоть сто раз пройти по тому переулку, где они находятся, все равно вы их не найдете. Этот переулок мы прозвали улицей Черного Курева, но настоящее его название, конечно, совершенно иное. Навьюченный осел не смог бы пролезть между его стенами, а в одном месте, как раз перед тем, как поравняешься с «Воротами», один из домов выступает вперед, вынуждая прохожих протискиваться боком.
Это был маленький одноглазый человек, не более пяти футов росту, и на обеих руках у него не хватало средних пальцев. И все же он, как никто, умел скатывать черные пилюли. Казалось также, что курево ничуть на него не действует, хотя он курил днем и ночью, ночью и днем невероятно много. Я занимался этим пять лет и с кем угодно могу потягаться в курении, но в сравнении с Фун Чином я был просто младенцем. Тем не менее старик очень любил деньги, очень, и вот этого я и не могу понять. Я слышал, что при жизни он успел накопить порядочное состояние; оно теперь досталось его племяннику, а старик вернулся в Китай, чтобы его похоронили там.
Большую комнату наверху, где собирались его лучшие клиенты, он держал чистенькой, как новая булавка. В одном углу стоял Фун-Чинов идол – почти такой же безобразный, как и сам Фун Чин, – и под носом у него всегда тлели курительные свечки, но, когда трубочный дым густел, запаха их не было слышно. Против идола стоял гроб Фун Чина. Хозяин потратил на него добрую часть своих сбережений, и, когда в «Воротах» впервые появлялся свежий человек, ему всегда показывали гроб. Он был покрыт черным лаком и расписан красными и золотыми письменами, и я слышал, будто Фун Чин вывез его из самого Китая. Не знаю, правда это или нет, но помню, что, когда я под вечер приходил первым, я всегда расстилал свою циновку около него. Здесь, видите ли, был спокойный уголок и в окно иногда веяло легким ветерком с переулка. Если не считать циновок, в комнате не было никакой обстановки – только гроб да старый идол, весь синий, зеленый и пурпурный от времени и полировки.
На этой работе я пробыл недолго. Черное курево не допускает других занятий, и, хотя на меня оно влияет очень слабо, я даже ради спасения своей жизни не смог бы проработать целый день, как работают другие люди. Впрочем, шестьдесят рупий – это все, что мне требуется. Пока старик Фун Чин был жив, он обычно получал эти деньги вместо меня, давал мне из них половину на жизнь (я ем очень мало), а остальное забирал себе. Я мог свободно приходить в «Ворота» в любое время дня и ночи, курить там и спать, если хотел, и потому не спорил. Я знал, что старик хорошо на мне заработал, но это не имеет значения. Ничто не имеет для меня большого значения; к тому же деньги продолжают поступать из месяца в месяц.
Когда заведение впервые открылось, в «Воротах» нас встречалось всего десять человек. Я, двое бабу – они тогда служили в государственном учреждении где-то в Анаркали, но потом их уволили, и они уже не могли платить за себя (ни один человек, обязанный работать днем, не может регулярно предаваться черному куреву в течение долгого времени); китаец – племянник Фун Чина; уличная женщина, каким-то образом добывшая кучу денег; бездельник англичанин – кажется, фамилия его начиналась на «Мак», впрочем, не помню, – который курил без передышки и как будто ничего не платил (говорили, что в бытность свою адвокатом в Калькутте он на каком-то судебном разбирательстве спас жизнь Фун Чину); другой евразиец, как и я, родом из Мадраса; женщина-метиска и двое мужчин, говоривших, что они переехали сюда с севера. Должно быть, это были персы, или афганцы, или что-то в этом роде. Теперь из всех нас осталось в живых не более пяти человек, но зато приходим мы постоянно. Не знаю, что сталось с обоими бабу, а уличная женщина умерла после того, как полгода посещала «Ворота», и я подозреваю, что Фун Чин присвоил ее браслеты и носовое кольцо. Но не уверен. Англичанин – тот пил так же много, как и курил, и наконец перестал приходить. Одного из персов давно уже убили в драке ночью у большого колодца близ мечети, и полиция закрыла колодец – говорили, что оттуда несет гнилью. Его нашли мертвым на дне колодца. Так вот, значит, остались только я, китаец, метиска, которую мы прозвали мем-сахиб (она жила с Фун Чином), другой евразиец да один из персов. Теперь мем-сахиб очень постарела. Когда «Ворота» впервые открылись, она была молодой женщиной, но, уж коли на то пошло, все мы давно состарились. Нам много-много сотен лет. В «Воротах» очень трудно вести счет времени, к тому же для меня время не имеет значения. Каждый месяц я все вновь и вновь получаю свои шестьдесят рупий. Давным-давно, когда я зарабатывал триста пятьдесят рупий в месяц да вдобавок еще кое-что на крупной поставке строевого леса в Калькутте, у меня было что-то вроде жены. Теперь ее нет в живых. Люди говорили, что я свел ее в могилу тем, что пристрастился к черному куреву. Может, и правда свел, но это было так давно, что уже потеряло всякое значение. Когда я впервые начал ходить в «Ворота», мне иной раз бывало жаль ее, но все это прошло и кончилось уже давно, а я каждый месяц все вновь и вновь получаю свои шестьдесят рупий и вполне счастлив. Счастлив не так, как бывают счастливы пьяные, а всегда спокоен, умиротворен и доволен.