Рассказ неизвестного человека о чем рассказ
«Рассказ неизвестного человека» А. П. Чехова — краткое содержание
Это произведение А. П. Чехова особенно интересно тем, что оно ведется от лица террориста. Главный герой – это революционер, который держит свои мотивы в тайне и находится под прикрытием, однако настоящей его целью является убийство.
Такая тема была очень популярна в 1880-ых годах (когда Чехов и начинал работу над рассказом), ведь в России все сильнее накалялась политическая обстановка и развивались революционные настроения. Они, собственно, и вылились в гражданский переворот и свержение монархии в 1917 году.
Прочитать Рассказ неизвестного человека краткое содержание можно ниже.
Герои рассказа
Центральным персонажем произведения является тот самый Неизвестный человек – Степан. Он работает лакеем в доме столичного чиновника Орлова, однако на самом деле он вовсе не тот, за кого себя выдает.
Сам Орлов – уставший от жизни человек, которому претят все земные радости. Он живет вместе со своим отцом, престарелым крупным сановником. У Орлова есть любовница – Зинаида Федоровна, властная женщина, которая ждет от него ребенка.
Краткий пересказ «Рассказа неизвестного человека»
Произведение написано от первого лица. Рассказчиком выступает Степан.
Он нанялся прислугой в дом чиновника Орлова. Его новый работодатель был состоятельным и влиятельным человеком, однако работа и специфический образ жизни наложили на него особенный отпечаток – он стал циничным и во всем разочарованным. Однако какие-то радости у него остались, и последствием этих радостей становится переехавшая без позволения в дом Орлова Зинаида Фёдоровна.
Оказывается, Зинаида намеренна порвать с нынешним мужем и строит планы на счастливое будущее со своим любовником. Она начинает перестраивать все в доме на свой лад, наводит новые бытовые порядки и готовится к тому, чтобы рожать Орлову детей. Тот ничего этого не хотел, но все же любовницу принимает. Они начинают вместе жить.
Тем временем Орлову явно приелась жизнь с Зинаидой Федоровной. Он все время врет ей, подолгу не ночует дома и вовсе не обращает внимание на ее беременность. Степан берет на себя смелость написать Орлову гневное письмо с обвинениями в неподобающем отношении к своей женщине. В итоге Степан увозит Зинаиду в Италию.
Беременная женщина разочаровалась в Орлове, но она начинает думать теперь, что Степан – тот самый необыкновенный и всецело увлеченной идеей герой. Однако через какое-то время она понимает, что якобы «лакей» тоже утратил смысл своей миссии и не знает, что ему делать дальше.
Степан начинает растить дочку Орлова и Зинаиды, но он смертельно заболевает чахоткой. Чувствуя приближающуюся кончину, он отдает девочку отцу – больше ему ничего и не остается.
Комментарий к «Рассказ неизвестного человека»
Впервые — в журнале «Русская мысль», 1893, №№ 2,3. Подпись: Антон Чехов. Повесть вошла в т. 6 Собр. соч.
Название повести было дано Чеховым после долгих колебаний. 9 февраля 1893 г., когда уже готовилась к выпуску февральская книжка «Русской мысли», Чехов писал ее редактору В. М. Лаврову: ««Рассказ моего пациента» — не годится безусловно: пахнет больницей. «Лакей» — тоже не годится: не отвечает содержанию и грубо. Что же придумать?
1) В Петербурге, 2) Рассказ моего знакомого, Первое — скучно, а второе — как будто длинно. Можно просто «Рассказ знакомого». Но дальше: 3) В восьмидесятые годы. Это претенциозно. 4) Без заглавия. 5) Повесть без названия. 6) «Рассказ неизвестного человека».
Последнее, кажется, подходит».
При включении повести в собрание сочинений Чехов значительно переработал весь текст. В правке, касающейся «неизвестного человека», сокращены элементы, содержащие отрицательное, критическое отношение к этому герою, а также его слова, обличающие Зинаиду Федоровну и чем-то близкие по тону высказываниям Орлова. Снята реплика Орлова «Нашему поколению — крышка», которая как бы подводила черту в споре «неизвестного» и Орлова и воспринималась первыми читателями и критиками как итог, авторский вывод. В характере Зинаиды Федоровны Чехов уменьшил черты романтической окрашенности и увлеченности высокими идеями, более подчеркнув ее женственность, мягкость, незащищенность.
Повесть, как об этом сообщил Чехов Л. Я. Гуревич 22 мая 1893 г., была начата им в 1887 — 1888 г., затем писатель вернулся к ней в 1892 г. Таким образом, между началом и концом повести произошло такое важное событие, как поездка на Сахалин.
В основе повести — многие жизненные наблюдения Чехова. В конце 80-х годов — время, когда была задумана повесть, деятельность «Народной воли», несмотря на разгром ядра организации в 1881 г., продолжалась. Именно в 1887 г. шли процессы над народовольцами Г. А. Лопатиным и поэтом П. Ф. Якубовичем, А. И. Ульяновым и его товарищами. В 1888 г. появилась книга Л. А. Тихомирова «Почему я перестал быть революционером». Ренегатство Тихомирова вызвало различные отклики в обществе, большой интерес к делу Тихомирова проявил и Чехов (см. его письма А. С. Суворину З0 дек. 1888 г. и А. Н. Плещееву 11 февраля 1889 г.). Во время пребывания на Сахалине Чехов, несмотря на запрещение Главного тюремного управления, виделся с политическими ссыльными, среди которых был мичман И. П. Ювачев, который, по словам В. Фигнер, «из борца, завоевателя свободы насильственным путем,… превратился в миролюбца в духе Толстого» (В. Н. Фигнер. Полн. собр. соч., т. 2, ч, 2. М., 1929, с. 120); пережил Ювачев и увлечение религией (ср. в повести слова «неизвестного»: «То мне хотелось уйти в монастырь…»), «неизвестный человек» в прошлом — лейтенант флота.
В судьбе «неизвестного человека» могла отразиться и эволюция других известных Чехову лиц — например, И. Я. Павловского, несколько лет жившего в семье Чеховых в Таганроге. Арестованный и судимый по известному процессу 193-х Павловский бежал за границу, вскоре поправел и сделался парижским корреспондентом «Нового времени».
Отразились в повести и впечатления, полученные во время возвращения с Сахалина. Чехов писал Суворину 17 декабря 1890 г. о том, какое осталось у него впечатление от заката солнца в Бенгальском заливе («неизвестный человек» вспоминает плавание своего корвета и мечтает испытать еще раз «то невыразимое чувство, когда глядя на закат солнца в Бенгальском заливе, замираешь от восторга…»). В описании жизни «неизвестного» и Зинаиды Федоровны в Италии много реалий, связанных с путешествием Чехова по Италии в 1891 г.; Чехов писал родным о Венеции, оставившей у него самое светлое воспоминание, о домике, где жила Дездемона, о льве у усыпальницы скульптора Кановы и т. д. Судьба Марино Фальери, о котором упоминается в повести, волновала и самого Чехова — у него нозник тогда замысел написать драму из жизни мятежного венецианского дожа.
В повести нашел отражение интерес Чехова к тем проблемам, которые волновали современников и нашли отражение в творчестве И. С. Тургенева и Л. Н. Толстого. Это касается так называемого «женского вопроса», права женщины выбрать свою судьбу, последовать за любимым человеком, участвовать в освободительной борьбе, понять задачи этой борьбы.
В 1980 г. по сюжету повести реж. В. Жалакявичус поставил одноименный фильм.
С. 226. Что дань грядущий мне готовит? — Строка из «Евгения Онегина» Пушкина (гл. 6, строфа 21); слова арии Ленского в одноименной опере П. И. Чайковского.
С. 227… бессмертные существуют только во французской академии — По существующему правилу, французская академия состояла из 40 человек и новый член избирался на место скончавшегося, поэтому за ней закрепилось шутливое название «академия бессмертных».
Старик Катон… — имеется в виду Катон Марк Старший (234 — 149 до н. э.), упомянутое событие нашло отражение в книге Плутарха «Жизнь и дела знаменитых людей древности».
С. 234… нарушать седьмую заповедь… — заповедь говорила «не прелюбы сотвори».
С. 235… если мне когда-нибудь понадобится освобождать Болгарию — Речь идет о герое романа И. С. Тургенева «Накануне» болгарине Инсарове.
С. 265… подобно библейскому силачу — По библейскому сказанию силач Самсон, поднявший и перенесший ворота города Газы.
С. 266. В какой-то повести Достоевского старик топчет… — Речь идет о старике Ихменеве, герое повести «Униженные и оскорбленные» (см. ч. I, гл. 13).
С. 279… было дело под Полтавой… — Первая строка стихотворения И. Е. Молчанова, которое было широко известно как песня.
Рассказ неизвестного человека о чем рассказ
«Рассказ неизвестного человека» при своем появлении вызвал большой интерес читателей.
Г. М. Чехов писал Чехову 23 марта из Таганрога: «Читают его нарасхват и „Русс мысль“ берут с бою…» (ГБЛ).
Однако идейное содержание повести было понято далеко не всеми. Свидетельство этому – письмо, полученное Чеховым в 1893 г. от «читающего кружка» со станции Ярцево, Московско-Брянской железной дороги, и подписанное Н. Ф. Забелло. «На днях только нам удалось прочесть Вашу повесть „Рассказ неизвестного человека“, – говорилось в письме, – и несмотря на все удовольствие, которое мы получили от прочтении ее, как и всего того, что выходит из-под талантливого пера Вашего, тем не менее мы остались под неприятным чувством полной неудовлетворенности того рассказа, как чего-то недосказанного и невыясненного». Автор письма находит, что поведение «неизвестного человека», его планы и намерения не объяснены Чеховым и поэтому вызывают недоумение. Письмо оканчивалось просьбой к Чехову – «внести побольше света в эту темную историю» (ГБЛ). Как видно из письма Н. М. Ежова Чехову от 16 апреля 1893 г., «сильно не одобрил» повесть А. В. Амфитеатров (ГБЛ ).
Толстой, беседуя с Г. А. Русановым 2 апреля 1894 г., сказал, что «Рассказ неизвестного человека» – «плох» (Н. Н. Гусев. Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого. 1891–1910. М., 1960, стр. 130). Впоследствии Толстой изменил свое мнение о повести. По свидетельству Д. П. Маковицкого (дневниковая запись от 30 марта 1907 г.), Толстой заметил, что в том же томе, где напечатана очень понравившаяся ему «Попрыгунья», «еще хороши: „Черный монах“ и „Записки неизвестного человека“» (ГМТ; Н. Н. Гусев. Летопись жизни и творчества…, стр. 582).
Один из первых критических откликов на повесть Чехова не был пропущен цензурой. В Центральном государственном архиве г. Москвы (ф. 31, оп. 3, ед. хр. 2228) имеется материал о статье В. Голоса, видимо, содержавшей обстоятельный анализ «Рассказа неизвестного человека». Текст статьи, не пропущенной цензурой, не сохранился, но о ней можно получить достаточно полное представление из донесения цензора Трескина от 29 октября 1893 г. «В своей повести Чехов, – писал цензор, – нигде не говорил явно: в каких видах намерен был „неизвестный человек“ совершить свое злодеяние. Лишь из намеков чувствуется, что „неизвестный человек“ является орудием какой-то партии». Цитируя отдельные высказывания героя повести, Трескин заключал: «…роль главного героя повести Чехова и ясна и в то же время затемнена недомолвками». Цензор выражал недовольство автором статьи, который стремится раскрыть смысл того, что затушевано Чеховым, – и для доказательства цитировал мнение В. Голоса: «его („неизвестного человека“) политическое мировоззрение, его взгляды на средства политической борьбы по всей вероятности вытекли и даже вымучились в тяжелой внутренней борьбе, с болью и страданием, из глубоких чувств человека – Чехова, его любви и сострадания к обездоленным, ненависти к неправде и многочисленным злоупотреблениям – вот что составило почву для его политического сознания и поисков террористических средств борьбы». Особенно опасным представлялся цензуре тот вывод, который напрашивался при таком подходе к повести: «сознание необходимости уничтожения социальной неурядицы» и неизбежность поисков средств борьбы для социального переустройства.
Автором этой статьи, вероятно, был критик В. Голосов. В только что начинавшем свою деятельность журнале «Новое слово» (1894, № 1) была напечатана статья Голосова «Незыблемые основы (по поводу последних произведений А. П. Чехова)». Ее пафос – в утверждении публицистичности русской литературы и критики. Голосов утверждал, что «Рассказ неизвестного человека» так же богат внутренним содержанием, как и «Палата № 6», и что в нем «есть блестящие художественные страницы» (стр. 358). Заключал свою статью Голосов пожеланием – «чтобы с „Палаты № 6“ и „Рассказа неизвестного человека“ у автора начался бы новый, удачный период творчества с сильно общественно-прогрессивным направлением» (стр. 378).
Критические отзывы о «Рассказе неизвестного человека», появившиеся в печати в 90-е и в начале 900-х годов, многочисленны. Сразу после публикации первой половины повести были помещены развернутые рецензии, а выход в свет мартовской книжки «Русской мысли» вызвал ряд новых статей и обсуждение проблем, поставленных Чеховым. В последующие годы во многих статьях и рецензиях, посвященных творчеству Чехова в целом, повесть по-прежнему привлекала к себе пристальное внимание. Однако глубина чеховского замысла и сложность характера героя, сама неопределенность этого характера, явившаяся в известной мере отражением реальных условий и обстоятельств определенного исторического периода, не были поняты критикой. В ряде случаев характер «неизвестного человека» воспринимался и истолковывался субъективно, прямолинейно, без учета ситуации 80-х годов – времени действия повести.
С точки зрения реакционной печати, Чехов недостаточно осудил своего героя, не «разделался» с ним за его революционное прошлое и не показал, каким путем ему следует идти, чтобы «исправиться» и обрести в существующих условиях душевное спокойствие и смысл жизни. По мнению публицистов «Московских ведомостей» и «Гражданина», Чехов должен был привести своего героя в лоно православия и самодержавия.
Многие представители либеральной и народнической критики, упрекая Чехова в безыдейности и пессимизме, неправомерно сближали взгляды писателя с убеждениями его персонажей, в частности, со взглядами Орлова, сетовали на то, что физиономия главного героя не ясна и писатель не предоставил ему возможности уверовать в тот или иной правильный, с их точки зрения, род общественной деятельности.
Некоторые критики полагали, что «Рассказ неизвестного человека» выгодно отличается от других произведений Чехова, страдающих, как им казалось, бессюжетностью и отсутствием содержания. К. Ф. Головин (Орловский) в книге «Русский роман и русское общество» (СПб., 1897) писал, что в этом произведении «есть черта, г. Чехову, вообще говоря, не свойственная, – цельность содержания, органическая связь между ходом действия и его развязкой» (стр. 460). «Приятно изумившую вещь» увидел в «Рассказе неизвестного человека» П. Н. Островский. «…Это первая вещь, в которой он показал способность к „литературной выдумке“» (из письма Леонтьеву (Щеглову) 13 марта 1893 г. – Островский. Новые материалы. Письма. Труды и дни. Статьи. Л., 1924, стр. 286).
Большинство критиков, писавших о повести, упрекали Чехова в недоговоренности, отрывочности, незавершенности, свойственных, по их мнению, его творчеству вообще и проявившихся также и здесь. М. Южный (М. Г. Зельманов) в статье «Рассказ г. Чехова» («Гражданин», 1893, №№ 89, 95, 2 и 8 апреля) расценивал повесть как неудачу писателя. Чехов, писал М. Южный, «только видит известные внешние факты, которые и описывает со всей добросовестностью и со всем умением, но смысл этих фактов для него закрыт» (№ 89).
Представители либерально-народнической критики упрекали Чехова в неполноте картины. Так, например, И. И. Иванов писал в «Заметках читателя» («Русские ведомости», 1893,
№№ 58, 82, 1 И 25 марта): «Какая жалость, что автор оставил столько недоговоренного, неясного, совсем неизвестного! Мы узнаем человека только в период агонии и по ней должны судить, что именно он представитель „нашего поколения“ и оно должно погибнуть» (№ 82).
А. Волынский (А. Л. Флексер) утверждал, что «детали, аксессуары, все второстепенные части рассказа отмечены умом и дарованием, но его главный замысел, идея, художественная концепция – бледны, фальшивы, поражают своею вымученностью» (стр. 139). Вся повесть вызывала у Волынского ряд недоуменных вопросов, на которые, как он полагал, читатель не найдет ответа у Чехова: «Ничто не объяснено, не мотивировано»; «от всего рассказа веет ограниченностью знаний, неподготовленностью, а, быть может, и неспособностью к широкому и вдумчивому анализу русской жизни» («Литературные заметки». – «Северный вестник», 1893, № 5, стр. 139, 141). Умозаключения профессионального критика в данном случае напоминали письмо «читательского кружка», цитируемое выше. То и другое наглядно свидетельствовали, что часть критиков и читателей не была подготовлена к восприятию особенностей творческой манеры Чехова, его идейного и стилевого новаторства.
О том, насколько правдива описанная Чеховым ситуация, насколько соответствуют действительности характеры и обстоятельства, отраженные в ней, в критике были высказаны самые противоположные мнения. К-ский (К. П. Медведский), называя фабулу новости «занятной, причудливой», увидел в ней пренебрежение к действительности («Наша журналистика». – «Наблюдатель», 1893, № 4, стр. 229). В статье «Есть ли у г. Чехова идеалы?» («Новости и биржевая газета», 1893, №№ 87, 94, 101; 1, 8, 15 апреля) А. М. Скабичевский утверждал, что Чехов-реалист правдиво изобразил действительность и предоставил читателям в то же время почувствовать идеалы «сквозь те отрицательные, мрачные краски, какими изображает печальные явления нашей жизни» (№ 87). Меньшиков, признавая жизненную правду чеховских произведений, полагал, что изображенная им «черта дряблости и безволия русского человека» не заслуживает «ни закрепления, ни увековечивания» (стр. 156). «Как капля точит камень, г. Чехов точит русское общество внушениями, что оно ни на что не годится, что оно сгнило до корня. Средства у г. Чехова большие: сила таланта, глубокая вдумчивость и знание русского человека». В результате, по мнению критика, талант Чехова приносит вред, ибо «человек, которому доказали, что он безнадежно погиб, что ему – „крышка“ – уже не может подняться» (М. О. Меньшиков. Критические очерки. СПб., 1899, стр. 150).
Многие критики писали об индифферентизме и пессимизме Чехова, ссылаясь на «Рассказ неизвестного человека». При этом обычно ставился знак равенства между Орловым и «неизвестным человеком», и чеховская повесть воспринималась как реквием целому поколению, лишенному будущего: «…Наши современники – или немощные духом и плотью мечтатели, или пошлые эгоисты. Одних борьба за идею разбивает в прах, другие – заранее смеются и над борьбой и над идеей», – писал Иванов, полагая, что Чехов полностью разделяет слова Орлова «Нашему поколению – крышка. С этим мириться нужно» (И. И. Иванов. Заметки читателя. – «Русские ведомости», 1893, № 82, 25 марта). Свою мысль о том, что Чехов в «Рассказе неизвестного человека» дал изображение опустошенной, равнодушной, зараженной иронией интеллигенции, пришедшей на смену «лишним людям» и народникам, Иванов развивал и в статье «Заметки читателя (Современный герой)» («Артист», 1894, № 1, стр. 100).
Сближая «неизвестного» с Орловым и Скабичевский, полагая, что такие «дилетанты идеалисты», как «неизвестный человек», представляют чуть ли не большее зло, чем Орлов и ему подобные: «последние играют в открытую и, по крайней мере, никогда не обманывают. Дилетанты же, суя вам в руку грязь под видом золота, способны исказить, испортить всякое дело» («Новости и биржевая газета», 1893, № 94, 8 апреля).
С. А. Венгеров утверждал, что Чехов «сводит к какому-то пустому месту революционное движение, но еще злее выставлена в этом же рассказе среда противоположная. Это-то общественно-политическое безразличие и дает ему ту объективную жесткость, с которою он обрисовал российских нытиков» («Антон Чехов. Литературный портрет». – «Вестник и библиотека самообразования», 1903, № 33, стр. 1371).
Ю. Николаев в статье «Нигилисты. А. П. Чехов. „Рассказ неизвестного человека“» («Московские ведомости», 1893, №№ 62, 83, 4 и 25 марта) увидел в главных героях повести – «неизвестном человеке» и Орлове – выражение двух распространенных в обществе форм нигилизма: принципиального и житейского, подчеркивая родственную близость этих форм (№ 62).
Больше всего нареканий вызвал у критиков образ «неизвестного человека».
Николаев высказал неодобрение по поводу накинутого Чеховым «флера» на историю героя повести: «Надо было прямо сказать, что он, „неизвестный человек“ – анархист, что в этом, в анархизме, заключалось то „дело“, которого „серьезным врагом“ был отец Орлова» (№ 62). Николаев полагал, что Чехов должен был показать «историю возрождения души» своего героя, привести его к «незыблемым основам» государства и веры, к признанию христианской морали (№ 83). Точку зрении Николаева разделял и М. Южный. «Но беда в том, – утверждал он, – что именно эту-то задачу автор совершенно как будто потерял из вида и лишь временами, случайно и без всякой связи с общим рассказом сообщает разные отрывочные сведения о душевных настроениях „неизвестного человека“, так что к концу рассказа главная мысль, которая должна бы выступать на первое место, вовсе забыта» («Гражданин», 1893, № 89, 2 апреля).
Свою неудовлетворенность образом главного героя повести высказали Меньшиков в упоминавшейся уже книге и Головин в книге «Русский роман и русское общество». Отмечая сходство «неизвестного человека» с героями-неудачниками 40-х годов, Головин указывал при этом на существенный недостаток чеховского героя. Это, с его точки зрения, «отсутствие психической цельности». «Он остается, – пишет Головин, – нам неизвестен до конца, как не узнаем мы и мотивов его ненависти к сановнику …» (стр. 461).
В. М. Шулятиков утверждал в статье «Восстановление разрушенной эстетики», что развенчание «неизвестного человека» – основная задача Чехова («Очерки реалистического мировоззрения», СПб., 1904, стр. 617). По словам Шулятикова, писатель рассказывает историю обычного для «рыцаря на час» опошления. А на фоне пробудившихся «мещанских» настроений героя неизбежно складывается апология индивидуализма, провозвестником которого, с точки зрения Шулятикова, являлся Чехов.
Г. Качерец, автор книги «Чехов. Опыт» (М., 1902), видел в героях, подобных «неизвестному», «куриц с орлиными крыльями». Критик противопоставлял чеховским героям великих деятелей прошлого – Чернышевского, Некрасова, Щедрина и с этой меркой подходов к «неизвестному человеку» (стр. 65–68). «Инвалида, представителя изверившейся, обанкротившейся эпохи» видел в «неизвестном человеке» И. В. Джонсон (И. В. Иванов), автор статьи «В поисках за правдой и смыслом жизни (А. П. Чехов)» («Образование», 1903, № 12, стр. 25).
Наибольшей удачей писателя, по общему признанию, было описание жизни чиновника Орлова и его окружения.
С точки зрения М. Южного, именно здесь проявился чеховский талант: «Очевидно, автор не только внимательно и пристально наблюдал эту жизнь и хорошо изучил ее, но и глубоко и долго задумывался над ней и проник в тайный ее смысл. Выхватив из этой жизни четырех разнообразных представителей автор заставляет их на себе, как в фокусе, сосредоточить всю жалкую и гадкую сущность петербургской жизни, и впечатление получается прямо неотразимое…» («Гражданин», 1893, № 95, 8 апреля). В очерке «А. П. Чехов» Гольцев писал: «„Рассказ неизвестного человека“ дает нам замечательно удачную картину известной части петербургского бюрократического мира» («Русская мысль», 1894, № 5, стр. 50). Иванов находил, что яркие, живые характеры в чеховской повести – Орлов и его приятели – это выхваченные из жизни «типы современной пошлости и нравственного упадка» («Русские ведомости», 1893, №№ 82, 25 марта). Это мнение разделял Волынский («Северный вестник», 1893, № 5). Е. А. Ляцкий в статье «А. И. Чехов и его рассказы. Этюд» («Вестник Европы», 1904, № 1, стр. 150) отметил, что хотя характер Орлова получился живым, сатира на петербургское общество «вышла бледной».
В книге Волжского (А. С. Глинки) «Очерки о Чехове» (СПб., 1903) была предпринята попытка классифицировать героев Чехова, причем автор утверждал, что в «Рассказе неизвестного человека» «отражаются все основные лучи чеховского творчества» (стр. 105) и поэтому присутствуют разновидности его важнейших типов: сознательно равнодушных, бессознательно равнодушных, беспокойно-ищущих.
И. В. Джонсон расценивал появление повестей «Палата № 6» и «Рассказ неизвестного человека» как новый этап творчества Чехова, когда писатель, с его точки зрения, начал выходить «из роли постороннего созерцателя» («Образование», 1903, № 12, стр. 25–20).
В некоторых работах указывалось на связь «Рассказа неизвестного человека» с творчеством других писателей – Толстого (М. Южный), Тургенева (Волжский).
Одновременно с «Рассказом неизвестного человека» в «Русской мысли» печаталась повесть П. Д. Боборыкина «Наши люди». Это обстоятельство главным образом и вызвало сопоставление современниками двух произведений. В. В. Билибин писал А. С. Лазареву (Грузинскому) 25 марта 1893 г.: «…Рассказ Чех в „Р м “ слаб и непонятен. Хороши лишь характеристики в первой половине. Боборыкинские лакеи тоже слабы и скучны» (ГБЛ, фонд Л. М., 27А, 3). В письме Н. С. Лескова к Гольцеву от 26 апреля 1893 г. также говорится о повестях Чехова и Боборыкина: «Рассказ Чехова превосходен, и у Боборыкина изучение всего холопства превосходно, но… повествования нет. Тем не менее это оч любопытно» (сб. «Памяти Виктора Александровича Гольцева», М., 1910, стр. 252). Боборыкин, сопоставив свою повесть с «Рассказом неизвестного человека» и признав достоинства чеховской повести, посчитал, однако, что Чехов проигрывает при этом сравнении. Он писал Гольцеву 27 февраля 1893 г.: «Мы встретились с Чеховым в лакейской сфере; но его „человек“ фиктивный и только повод и передаточный орган самого автора; а у меня – настоящие „люди“. Не знаю – куда он придет; но вещь хорошая и ловко поднимающая внешний интерес для читателей» (ГБЛ, ф. 77, оп. 1, ед. хр. 45).
В начале 900-х гг. появились первые критические отзывы о повести марксистских критиков. А. В. Луначарский сожалел, что Чехов не показал активно действующих героев, что творчеству писателя не хватает ярких красок, веры в жизнь. Так, в рецензии на книгу Волжского «Очерки о Чехове» («Образование», 1903, № 9, стр. 85–91) Луначарский писал о том, что творчество Чехова пессимистично, ему не хватает жизненной бодрости и доказательством этому может служить «Рассказ неизвестного человека»: «…Вот „неизвестный человек“ вызвал восторг жаждущей света женщины, в его „деле“ она нашла смысл и радость и воскликнула: „вербуйте меня“, а тот же „неизвестный человек“ поет: „хочется прожить жизнь бодро, осмысленно, красиво…“. Но ведь она была у него, эта жизнь! Но его потянуло „к обывательщине“, явилось пристрастие „к юбкам, кастрюлькам, пеленкам“» (стр. 90).
Позже Луначарский признал, что он недооценивал значения Чехова для пробуждения сознания читателей.
При жизни Чехова «Рассказ неизвестного человека» был переведен на сербскохорватский язык.