Разговоры с друзьями салли руни о чем
Разговоры с друзьями
В трудные времена все мы должны снова и снова решать, кого мы любим.
CONVERSATIONS WITH FRIENDS
Copyright © 2017 by Sally Rooney
Published in the Russian language by arrangement with The Wylie Agency
Russian Edition Copyright © Sindbad Publishers Ltd., 2020
This book was published with the support of Literature Ireland
Книга издана при поддержке агентства «Литература Ирландии»
© Издание на русском языке, перевод на русский язык. Издательство «Синдбад», 2020.
С Мелиссой мы познакомились на поэтическом вечере, где я и Бобби выступали. Мелисса сфотографировала нас на улице у входа: Бобби курила, а я смущенно ухватилась правой рукой за левое запястье, будто боялась, что оно убежит. Мелисса снимала большой профессиональной камерой со множеством объективов, которые носила в специальной сумке. Делая снимки, она курила и болтала. Она говорила о нашем выступлении, а мы – о ее работах, которые видели в интернете. Около полуночи бар закрылся. Пошел дождь, и Мелисса пригласила нас к себе выпить.
Мы втроем втиснулись на заднее сиденье такси и пристегнулись. Бобби села посередине и повернулась к Мелиссе поболтать, так что я видела только ее затылок и маленькое, похожее на ложечку ухо. Мелисса назвала таксисту адрес в Монкстауне, а я уставилась в окно. Голос по радио бубнил: восьмидесятые… поп… классика. Прозвучал джингл. Я внутренне собралась перед визитом в незнакомый дом, приготовилась говорить комплименты и излучать очарование.
Дом был на две квартиры, из красного кирпича, у входа рос платан. В свете уличного фонаря его листья казались оранжевыми и неживыми. Я обожала изучать чужие дома изнутри, особенно если хозяева хоть немного известны, вот как Мелисса. Сразу решила запомнить каждую деталь, чтобы потом описать друзьям и Бобби все подтвердила бы.
Едва Мелисса впустила нас, в прихожую с лаем выскочил рыжий спаниель. В холле было тепло, повсюду горел свет. У двери стоял низкий столик, на нем – мелочь, расческа и открытая помада. Над лестницей висела копия картины Модильяни – полулежащая обнаженная женщина. Я подумала: да это же целый дом! Тут семья могла бы жить.
У нас гости, прокричала Мелисса в коридор.
Но никто не появился, и мы пошли за ней в кухню. Мне бросилась в глаза миска темного дерева, наполненная спелыми фруктами, и застекленная веранда. Богатые люди, подумала я. Я тогда постоянно думала о богатых. Собака прибежала за нами в кухню и крутилась под ногами, но Мелисса не обращала на нее внимания, так что и мы не стали.
Вина? – предложила Мелисса. Белого или красного?
Она наполнила огромные бокалы-чаши, и мы уселись вокруг низкого столика. Мелисса спросила, как мы угодили в поэтический слэм. Мы обе заканчивали тогда третий курс университета, но выступали вместе еще со школы. Экзамены были уже позади. Стоял конец мая.
Камера лежала на столе, и время от времени Мелисса хватала ее и делала пару кадров, подсмеиваясь над тем, что она «помешана на работе». Она прикурила сигарету и стряхнула пепел в китчевую стеклянную пепельницу. В доме вообще не пахло сигаретным дымом – интересно, подумала я, она обычно здесь курит?
Сегодня у меня появились новые друзья, сказала она.
В дверях кухни стоял ее муж. Он помахал рукой, приветствуя нас, а собака начала скулить, повизгивать и носиться кругами.
Это Фрэнсис, сказала Мелисса. А это Бобби. Они пишут стихи.
Он взял бутылку пива из холодильника, поставил на стол и открыл.
Посиди с нами, предложила Мелисса.
Да я бы с удовольствием, ответил он, но мне надо выспаться перед вылетом.
Спаниелька вскочила на стул, и хозяин рассеянно погладил ее по голове. Спросил Мелиссу, кормила ли она собаку, и та ответила, что нет. Он взял собаку на руки, и она тут же полезла лизать ему шею и подбородок, а он был не против. Сказал, что покормит ее, и вышел из кухни.
Ник снимается завтра утром в Кардиффе, сказала Мелисса.
Мы уже знали, что ее муж актер. Их с Мелиссой часто фотографировали вместе на разных мероприятиях, друзья друзей были с ним знакомы. У него было широкое приятное лицо, и выглядел он так, будто мог держать Мелиссу под мышкой, а свободной рукой при этом отбиваться от недругов.
Он очень высокий, сказала Бобби.
Мелисса так улыбнулась, будто «высокий» – эвфемизм чего-то, не обязательно лестного. Разговор возобновился. Мы немного поспорили о правительстве и католической церкви. Мелисса спросила, религиозны ли мы, и мы ответили, что нет. Она сказала, что религиозные мероприятия, типа похорон и свадеб, ее «утешают и по-своему успокаивают». Они объединяют, пояснила она. Есть в этом что-то приятное для невротичной индивидуалистки. Я училась в школе при монастыре, так что до сих пор помню почти все молитвы.
Мы тоже ходили в школу при монастыре, сказала Бобби. Непросто нам пришлось.
Мелисса усмехнулась и спросила: в смысле?
И я, кажется, не помню ни одной молитвы, добавила я.
Мы еще долго выпивали и разговаривали. Обсуждали поэтессу Патрицию Локвуд[2], которой дружно восхищались, потом «феминизм за равную оплату труда», как пренебрежительно сформулировала Бобби. Я чувствовала, что пьянею и начинаю уставать. Не могла придумать ни одной остроумной реплики и силилась придать лицу выражение «у меня отличное чувство юмора». Кажется, я много смеялась и кивала. Мелисса призналась, что пишет новую книгу эссе. Бобби читала ее первую книгу, а я нет.
Она не такая уж хорошая, сказала Мелисса. Подожди, пока выйдет новая.
Около трех часов ночи она проводила нас в гостевую комнату, сказала, как рада знакомству и как здорово, что мы остались. Мы легли в постель, я уставилась в потолок и почувствовала, насколько же я пьяна. Комната кружилась короткими рывками. Стоило пережить одно вращение, как тут же начиналось другое. Я спросила Бобби – мол, у нее тоже все идет кругом? – но она сказала, что нет.
Она удивительная, правда? – сказала Бобби. Мелисса.
Мне понравилась, сказала я.
Из коридора слышались ее голос и шаги, ее носило из комнаты в комнату. Залаяла собака, Мелисса что-то крикнула, ей ответил голос мужа. А потом мы заснули. Мы не слышали, как он ушел.
Дебютный роман Салли Руни «Разговоры с друзьями» впервые выходит на русском языке. Публикуем его фрагмент
На следующий день в магазине «Ходжис Фиггис» (Hodges Figgis — книжный магазин на Доусон-стрит в Дублине, основанный в 1768 г.; упоминается в романе Джеймса Джойса «Улисс». — прим. редактора) устраивали книжную презентацию, Бобби захотела пойти и раздобыть экземпляр с автографом. Был теплый июльский день, перед выходом из дома я целый час сидела, распутывая свалявшиеся волосы пальцами и расчесывая, волосы обрывались, ломались и падали на пол. Я думала: может, их там вообще не будет, придется тащиться обратно домой, подметать волосы с пола, в настроении хуже некуда. Может, в моей жизни больше вообще не случится ничего важного, останется только мести полы до самой смерти.
С Бобби мы столкнулись в дверях магазина, и она мне помахала. На левой руке приветственно зазвенели бесчисленные браслеты. Частенько я ловила себя на мысли, что, если бы я выглядела как Бобби, со мной никогда не случилось бы ничего плохого. Это было бы не как пробуждение с новым, незнакомым лицом — наоборот, я проснулась бы с лицом, которое хорошо знала, которое уже считала своим, я бы даже не удивилась.
Войдя внутрь, сквозь перила второго этажа я увидела Ника и Мелиссу. Они стояли у книжных полок. Икры у Мелиссы были голыми и слишком бледными. Я остановилась и дотронулась до своей ключицы.
Бобби, сказала я. У меня лицо блестит?
Бобби оглянулась и прищурилась, рассматривая меня.
Немного, сказала она.
Я бесшумно выдохнула. Но деваться было некуда — я уже поднималась по лестнице. Лучше бы не спрашивала.
По-хорошему светится, сказала она. Очень мило, чего ты?
Я покачала головой, и мы пошли наверх. Чтения еще не начались, и все бродили по залу с бокалами в руках. Внутри стояла жара, хотя все окна были распахнуты, прохладный ветерок с улицы коснулся моей руки, по коже побежали мурашки. Я вспотела. Бобби что-то шептала мне на ухо, я кивала и притворялась, что слушаю.
В конце концов мы с Ником одновременно оглянулись и встретились глазами. Внутри меня словно ключ повернулся, с такой силой, что я ничего не могла с собой поделать. Он как будто хотел что-то сказать, но только вздохнул и сглотнул. Мы не кивнули и не помахали друг другу, просто приклеились взглядами, словно уже вели тайный безмолвный разговор, неслышный другим.
Через несколько секунд я заметила, что Бобби замолчала; я обернулась — она тоже смотрела на Ника, слегка выпятив нижнюю губу, точно говоря: а, теперь я вижу, на кого ты пялишься. Мне захотелось, чтоб у меня в руках оказался бокал вина — спрятать лицо.
Ну, хотя бы одеваться он умеет, сказала она.
Я не стала разыгрывать непонимание. На нем были белая футболка и замшевые ботинки-дезерты, такие тогда все носили. Даже у меня такие были. Он выглядел красиво, просто потому что был красив, но Бобби внешность всегда впечатляла меньше, чем меня.
А может, это Мелисса его одевает, сказала Бобби.
И улыбнулась так, будто скрывала какую-то тайну, хотя в ее поведении не было ничего загадочного. Я провела рукой по волосам и отвела взгляд. Белый квадрат солнечного света лежал на ковре, точно снег.
Они даже не спят вместе, сказала я.
Наши глаза встретились, и Бобби едва заметно вздернула подбородок.
Я знаю, сказала она.
Во время чтений мы не перешептывались, хотя обычно болтали. Представляли сборник рассказов одной писательницы. Я посматривала на Бобби, но та не сводила взгляд со сцены, — за что-то меня наказывает, догадалась я.
С Ником и Мелиссой мы встретились уже после чтений. Бобби направилась к ним, и я пошла за нею, охлаждая лицо тыльной стороной ладони. Они расположились у стола с напитками, и Мелисса потянулась за бокалами. Красное или белое? — спросила она.
Белое, сказала я. Всегда белое.
Бобби сказала: когда она пьет красное, у нее рот, — и она рукой очертила свой. Мелисса протянула мне бокал и сказала: а, я понимаю. По‑моему, ничего страшного. В этом есть что-то дьявольски притягательное. Бобби с нею согласилась. Словно крови напилась, сказала она. Мелисса рассмеялась и сказала: да, жертвенных девственниц.
Я смотрела в бокал — вино было прозрачным, почти зелено-желтым, цвета соломы. Когда я снова взглянула на Ника, он смотрел на меня. Солнечный свет из окна припекал мне шею. Я надеялся, что ты придешь, сказал он. Рад тебя видеть. И он сунул руку в карман, словно боялся сделать ею что-то не то. Мелисса и Бобби все болтали. Никто не обращал на нас внимания. Да, сказала я. Я тоже тебе рада.
«Спать вместе, но сугубо иронически»: отрывок из дебютного романа Салли Руни
Имя Салли Руни более всего ассоциируется с романом «Нормальные люди» — за первые четыре месяца только в США было продано около 64 000 бумажных копий, а снятый по нему одноименный сериал за первую же неделю посмотрели более 16 млн человек. Теперь же в издательстве «Синдбад» выходит перевод ее первой книги «Разговоры с друзьями», принесшей молодой писательнице славу «Сэлинджера для поколения Снэпчата». Это история двух подруг, студенток дублинского Тринити-колледжа (его закончила и сама Руни) Фрэнсис и Бобби, которые знакомятся с супружеской парой сильно старше них — фотографом Мелиссой и актером Ником. За разговорами — личными, в письмах, в мессенджерах; об искусстве, литературе, политике, сексе, дружбе — все четверо очень сближаются. Но, слово за слово, у Фрэнсис начинается роман с Ником, а дружба с Бобби дает трещину.
В тот вечер мы с Ником за ужином сели рядом. После еды Мелисса открыла еще бутылку вина, а Ник склонился ко мне и поднес огня. Затушив спичку, он небрежно закинул руку на спинку моего стула. Никто, похоже, не обратил внимания, да и выглядело это, наверное, совершенно естественно, но голова моя поплыла. Заговорили о беженцах. Эвелин все твердила: некоторые закончили университеты, среди них есть доктора и профессора. Я и раньше замечала, что люди любят напирать на то, какие мигранты образованные. Дерек сказал: не будем сейчас про остальных, но высылать врачей? Безумие какое-то.
В смысле? — сказала Бобби. Не впускать их, пока не получат медицинский диплом?
Эвелин сказала, что Дерек имел в виду совсем другое, но Дерек ее перебил, заговорив о западной системе ценностей и культурном релятивизме. Бобби сказала, что право каждого на убежище — неотъемлемая часть «западной системы ценностей», если такая вообще существует. Пальцами она обозначила в воздухе кавычки.
Наивные мечты о мультикультурализме, сказал Дерек. Жижек (Жижек Славой (р. 1949) — словенский культуролог и философ; в ряде работ критикует мультикультурализм как основную идеологию современного капитализма. — Прим. ред.) очень хорошо об этом пишет. Границы, знаешь ли, не просто так придумали, для них есть причины.
Даже не представляешь, насколько ты прав, сказала Бобби. Вот только мы наверняка не сойдемся в том, каковы эти причины.
И тут Ник рассмеялся. Мелисса отвернулась, будто не прислушивалась к беседе. Я незаметно расправила плечи, чтобы кожей чувствовать руку Ника.
Да мы тут все заодно, сказал Дерек. Ник, ты же белый мужчина-угнетатель — поддержи меня.
Вообще-то я согласен с Бобби, сказал Ник. Хоть я и безусловный угнетатель.
Господи помилуй, сказал Дерек. Кому нужна либеральная демократия? Может, нам просто сжечь дом правительства и посмотреть, что будет.
Я знаю, ты утрируешь, сказал Ник, но чем дальше, тем сложнее понять, почему бы и нет.
Давно ли ты стал таким радикалом? — сказала Эвелин. Ты слишком много тусуешься со студентами — это они тебя заразили.
Мелисса постучала сигаретой о пепельницу, которую держала в левой руке. И тонко, насмешливо улыбнулась.
Да, Ник, раньше ты был сторонником полицейского государства, сказала она. Что это ты вдруг переметнулся?
Ты к нам в отпуск зазвала полный дом студентов, сказал он. Я не смог устоять.
Она выпрямилась и посмотрела на него сквозь мерцание дыма. Он убрал руку со спинки моего стула и затушил сигарету в пепельнице. Потянуло прохладой, и все цвета потускнели.
Заехали на озеро? — сказала Мелисса.
Да, на обратном пути, сказал Ник.
Фрэнсис обгорела, сказала Бобби.
На самом деле я не обгорела, но лицо и руки порозовели и на ощупь были чуть горячей обычного. Я пожала плечами.
А Бобби, никого не слушая, разделась и залезла в воду, сказала я.
Стукачка, сказала Бобби. Мне стыдно за тебя.
Мелисса не сводила с Ника глаз. Его это, казалось, не смущало; он обернулся к ней и улыбнулся спокойно и непосредственно, став еще красивей. Она покачала головой — не то удивленно, не то раздраженно — и наконец отвела взгляд.
Спать в тот вечер все легли поздно, около двух ночи. Минут десять-двадцать я лежала в темноте, прислушиваясь к тихому скрипу половиц над головой и хлопкам закрывающихся дверей. Голоса смолкли. В соседней комнате у Бобби стояла тишина. Я села и снова легла. Поймала себя на том, что обдумываю, не сходить ли наверх, попить водички, хотя пить совсем не хотелось. Я практически слышала, как объясняю, что меня одолела жажда из-за вина за ужином, словно мне предстояло оправдываться за свое появление наверху. Я снова села, пощупала лоб — температура нормальная. Тихонько выбралась из постели и поднялась по лестнице прямо в ночной рубашке, белой в розовых бутончиках. В кухне горел свет. Сердце забилось сильней.
На кухне Ник убирал чистые винные бокалы в шкаф. Он взглянул на меня и сказал: о, привет. Торопливо, словно читая по бумажке, я ответила: просто пить захотелось. Он посмотрел смешливо, будто не очень-то мне поверил, но все равно протянул стакан. Я налила воды и, прислонившись к холодильнику, отпила. Вода была теплая и отдавала хлоркой. Потом Ник встал передо мной и сказал, что все бокалы убраны, так что. Мы смотрели друг на друга. Ты ходячее недоразумение, сказала я, а он ответил, что «и не сомневался». Он положил руку мне на талию, и меня потянуло к нему всем телом. Я коснулась пряжки его ремня и сказала: мы можем спать вместе, если хочешь, но сугубо иронически — надеюсь, ты понимаешь.
Комната Ника была на том же этаже, что и кухня. Единственная спальня на этаже — остальные наверху или в цоколе, как моя. Окно распахивалось на море, и Ник бесшумно закрыл ставни, пока я устраивалась на кровати. Когда он оказался внутри меня, я приникла лицом к его плечу и спросила: тебе хорошо?
Все время хочется сказать тебе спасибо, ответил он. Странно, да?
Ну так скажи, предложила я, и он сказал. Потом я сказала, что сейчас кончу, а он закрыл глаза и произнес: ооо. После я сидела, прислонившись к стене, и сверху наблюдала, как он лежит на спине и дышит.
У меня выдались непростые недели, сказал он. Прости за то, что было в интернете.
Я совсем пропала. Я не знала, что у тебя пневмония.
Он улыбнулся и потрогал мягкую ямку у меня под коленкой.
Я думал, ты хочешь, чтоб я от тебя отстал, сказал он. Я сильно болел, мне было одиноко. Мне показалось, ты меня больше знать не желаешь.
У меня чуть не вырвалось: нет, я хотела услышать, что я снюсь тебе по ночам.
Мне тоже было паршиво, сказала я. Не будем больше об этом.
Что ж, великодушно. А я вообще-то мог постараться и получше.
Ну я же тебя простила, расслабься.
Он приподнялся на локтях и посмотрел на меня.
Да, но, по-моему, ты меня простила слишком быстро, сказал он. Я же пытался тебя бросить. При желании ты могла бы помучить меня подольше.
Не, я просто хотела снова с тобой спать.
Он рассмеялся, как будто обрадовался. Снова лег, отвернувшись от света, и закрыл глаза.
Не думал, что я так хорош, сказал он.
Я думал, я ходячее недоразумение.
Он ничего не сказал. Я не могла остаться у него ночевать — вдруг кто-то заметил бы утром, как я выхожу. Я вернулась к себе и легла в постель, свернувшись наималейшим калачиком.
Отзывы на книгу « Разговоры с друзьями »
Неужели я была такой же идиоткой в 20 лет? Даже не сомневаюсь, что да. Это такой потешный (нет) возраст, когда твой путь ежедневно усеян граблями, на которые ты, будь уверен, наступишь, не пропустив ни одни. Такая уж суперспособность у двадцатилетних.
Руни хороша. Легко спутать авторский голос с голосом героини, но достаточно прочитать письмо Мелиссы, эту короткую, но эффектную порку заигравшейся юной задницы, и становится очевидно, что талант Салли полифоничен. Она может создать и растоптать персонажа парой предложений.
Прочитано в Книжном бункере.
Я насчитала тут много разговоров: с женатыми любовниками, с женами женатых любовников, с бывшими любовницами, со странной мамой и алкоголиком-папой, с коллегами. И ни одного разговора просто с другом. Где-то в названии ошибка.
На одном из поэтических вечеров Бобби и Фрэнсис знакомятся с семейной парой, Ником, актером среднего уровня зато с мегаваттной улыбкой, и Мелиссой, достаточно известной писательницей. Фрэнсис и Ник заводят роман, как известно из аннотации. На этой ноте я мысленно громко завопила: «Нееееет, не делай этого, не совершай ошибки, не выходи из дома». Но Фрэнсис-таки на том уровне развития, когда это надо, помучить себя, помучить других. Ну, и автор довольно четко ведет рассказ от лица героини, подробные мысли, подобные чувства, и мысли неспроста впереди, потому что ГГ предпочитает не чувствовать. Душевную боль заглушать физической, поболеть, ножницами себя порезать.
Кстати, один казус интересный. Героиню уж настолько спозиционировали интеллектуалкой, а в процессе повествования автор выдал ей хроническую болезнь, эндометриоз, и зуб могу дать, что в России даже не интеллектуалы про нее слышали, а героиня вот нет, даже с названием незнакома. То есть Кант Гегелем, а в медицину ни в зуб ногой? Мне странно это слышать.
Понравилось, что Руни сделав обманный финт, в финале прекрасно показала всю напряженность созависимых отношений, что «последнее прощай» вряд ли когда-либо станет последним, по крайней мере без помощи психологов. А ведь в прошлом именно такие бурные романы воспевались писателями. Хотя никому не интересны здоровые отношения, что про них писать? Встретились, влюбились, и жили они долго и счастливо? Понравились откровенные столкновения в емейлах, если раньше друг другу били морды или расцарапывали лицо, то теперь интеллектуальная элита это делает словесно и по почте. «Зачем ты отправила Бобби мой рассказ?» «А зачем ты тр@халась с моим мужем?»
Не понравились эротические зарисовки, возможно, потому что они не эротические, а откровенно пошлые. «Я была на четвереньках, он что-то делал сзади». И клац клац, видимо, и ни проблеска эмоции. Видимо, потому сексуальные сцены здесь воспринимаются пошлыми, что за ними нет ни чувства, ни значения. Можно сколько угодно заниматься сексом, до любви дело, может быть, и не дойдет. В этом тоже автор молодец.
В Разговорах много еще любопытных мелких моментов на тему отношений, которые можно обсудить. Но что больше всего понравилось, насколько открыты были между собой Ник и Мелисса. Несмотря на все их нехилые семейные проблемы, они честны друг перед другом. По-моему, это прекрасно, когда рассказать можно все, в том числе и свои ошибки, и быть в этом принятым. Наверное, это их разговоры вот те самые, разговоры с друзьями.
«Он посмотрел на меня и сказал: а». Роман для родителей о том, как понять, что думают их дети
Читаем новую книжку с Вадимом Бадретдиновым
В очередном обзоре вы узнаете о книге Салли Руни «Разговоры с друзьями»
Коллаж: Филипп Сапегин / E1.RU; Издательство «Синдбад», перевод с анг. Анны Бабяшкиной
За право издать дебютный роман Салли Руни «Разговоры с друзьями» в Великобритании на аукционе боролись семь издательств, что уже говорит о заинтересованности и его значимости для современной литературы. На русском роман вышел 10 декабря в издательстве «Синдбад». Рассказываем, почему его стоит прочесть.
Бобби и Фрэнсис — молодые поэтессы, подруги, интеллектуалки. Мелисса — известная в узких кругах писательница средних лет. Актер ее вполне успешный, но не очень знаменитый муж. У Фрэнсис и Ника завязывается роман, о котором Бобби и Мелисса то ли знают, то ли нет. Впрочем, и у последних возникают необычные околодружеские отношения. Однако, как ни странно, сюжет совсем не важная часть первого романа Салли Руни «Разговоры с друзьями».
Российский читатель с Салли Руни уже знаком по ее второму по счету, но изданному в России первым роману «Нормальные такой же сложной истории взаимоотношений героев, которые не понимают, как уместить свое мироощущение в рамки социальной действительности. В «Разговорах с друзьями» Руни, очевидно, шлет сигналы не столько условным миллениалам, сколько их родителям, чья жизнь определяется понятными правилами социального общежития. Да, говорить о своих чувствах можно. Да, я не хочу вести серьезную беседу при встрече или по телефону, напишу тебе email, так легче. Любить своего родителя только потому, что он родитель, как-то странно, любят все-таки за другое. Да, мне нравятся дорогие дома, мечтаю жить так же. Нет, работать я не хочу, но, видимо, придется. Я хочу личной независимости и свободы, но за деньги спасибо, пап, в следующем месяце пришли мне еще. Нет, быть это неприлично, это доминирование надо мной, деньги я тебе, Ник, верну.
Кажется, что мир двадцатилетних бесконечно далек даже от тех, кому сегодня тридцать. Рассуждать о причинах можно долго, но интереснее понять молодых людей, которые еще не смогли вырваться из-под родительской опеки, но хотят независимости и самореализации здесь и сейчас. Салли Руни не осуждает и не оправдывает, она дает лишь ясный и понятный ключ. В этом смысле «Разговоры с друзьями» получается универсальным романом для самого широкого круга читателей. С одной стороны, молодые люди по всему миру узнают в нем себя (а всё везде одинаковое и проблемы у всех, по сути, одни и те же), с обращается к условным взрослым, которые привыкли думать иначе и не находят (или даже не пытаются найти) нужных слов для адекватного диалога поколений.
Роман специально написан с нарушением традиционных правил художественного письма. Такой прием не становится для Руни самостоятельным высказыванием, желанием выразить протест или еще чем-нибудь в таком духе. Но он отражает ту действительность, в которой мы все пребываем: писать в мессенджере проще, есть время подумать, подобрать нужные слова, отредактировать текст. Тогда есть шанс, что тебя поймут. В итоге Руни пишет не столько роман, сколько длинное письмо своему читателю. И на русском этот эмоционально взвинченный, но при этом почти интимный разговор на кухне передан скрупулезным переводом Анны Бабяшкиной.
Почитайте обзор Вадима Бадретдинова на новую книгу Стивена Кинга. Наверняка вам будет полезно познакомиться со списком коротких литературных произведений, который Вадим составил специально для занятых, но любящих чтение людей. Если же вы хотите как следует пощекотать себе нервы, Вадим рекомендует роман об альтернативной реальности, в которой каннибализм стал обычным явлением.