зачем ершики на митинге

Как туалетные ершики стали символом борьбы за всё хорошее. Что запомнилось после митинга за свободу Навальному

Дабы избежать недоразумений, мы повесили на шеи журналистские удостоверения и запаслись письменным редакционным заданием. А то мало ли, вдруг нас перепутают с протестующими и поколотят, а мы же не они. Мы просто на работе. Милиционеры так-то тоже пришли на несанкционированный митинг и добавили ему массовости. Но они же сами себя не задерживают. Потому что работа. По работе можно.

Стоило нам начать фиксировать стоящих в засаде жандармов, как они тут же подошли к нам и стали просить показать удостоверения. Мы показали. Но полисменов это не удовлетворило, и они попросили предъявить паспорта. Мы предъявили. Этого им тоже показалось мало, и они захотели наши паспорта пофоткать. Ксения не разрешила, а я не возражал. Пусть фоткают. Я не мешаю фотографировать им, а они не мешают мне. По-моему, классный договор. Просто уважаем труд друг друга. Замечательно.

Первым на площадь пришел Коха. Мой школьный приятель. Он последнее время часто выходит против чего-нибудь постоять. Встанет с плакатом и протестует. Вот и сейчас Коха пришел с листом ватмана, на котором было написано: «Ершик из дворца за 700 евро». По аналогии со стульями из дворца из «12 стульев». Не успели мы обменяться с другом детства парой слов, как к нему заспешила стража. «Что у вас написано?» — спросил черноглазый стражник. «Ковшик из дворца», — ответил Коха. «По-моему, остроумно, — доброжелательно встрял я. — И ни к чему не призывает». «Я вас не спрашивал», — огрызнулся полицай и оттер меня от Кохи своей мужественной спиной.

Отойдите от меня, — неожиданно приказал полицейский. — Соблюдайте дистанцию в полтора метра.

— Нет, в два, — передумал Лебидка.

Так, словно это я к нему подошел, а не он ко мне. Странный человек.

И тут я задумался. Зачем? Зачем с самого начала создавать эту атмосферу конфронтации? Ведь ничего еще не происходит. Ну, пришел человек со смешным плакатом. Ни к чему не призывает, не кричит, не ругается. Другой человек максимально доброжелательно решил поддержать беседу. Зачем сразу: «Я вас не спрашивал»? Зачем оттирать и приказывать? Зачем на ровном месте создавать обстановку вражды и противостояния? В общем, Коху увели. Без шума и пыли.

Ровно в 14:00 площадь стала наполняться народом. Я-то, честно говоря, думал, что придет от силы «полтора землекопа». Но вокруг памятника революционеру Кирову собралось порядка трех, а может, и пяти сотен человек. У некоторых в руках были туалетные ершики. Они символизировали самую пикантную деталь расследования Навального о Путине. Лебидка направил на них мегафон и объяснил, что они участвуют в противозаконной акции. Митинг не согласован, а значит, незаконен. Люди спросили, можно ли им просто гулять. Лебидка разрешил. «Гуляйте на здоровье», — сказал он. Но попросил не заниматься пропагандой и агитацией. Нельзя выкрикивать лозунги и произносить речи. А гулять можно.

И тут на постамент забралась девушка с портретом Навального ручной работы. Раздались аплодисменты. Сотни людей хлопали смелой девушке… Ее увели вслед за Кохой.

Третьим скрутили велосипедиста. Он стоял на постаменте в ногах у Кирова, внезапно начал кричать, чем сразу заинтересовал полицию и был свергнут с пьедестала. При этом и он, и милиционеры споткнулись на ступеньках и посыпались вниз в снег. Там у них образовалась куча мала, и день начал переставать быть томным. Толпа стала скандировать: «Позор!», женские голоса причитали: «Зачем вы бьете человека?», копы сражались как львы и в конце концов впятером одолели супостата. А вслед за ним и еще двоих. Один был в клетчатых штанах, а другой, кажется, оказался девушкой. К Музыкальному театру подъехали броневики с ОМОНом. Противостояние полиции с народом вступало в основную стадию.

Людей внезапно перестали подпускать к памятнику. Полицейские окружили каменное изваяние двумя кольцами и отрезали одну часть повстанцев от другой. Не пускали даже депутата Законодательного собрания Слабунову и детского омбудсмена Сараева.

— Позвольте, это какое-то недоразумение, — забормотал я. — Я здесь работаю. Так же, как и вы. Вот удостоверение, вот печать, вот фотокарточка. Сличайте.
— Там проходит противозаконная акция, — ответили мне.
— Но я здесь именно для того, чтобы описывать это противозаконную акцию, — постучался я в их разум.
— Все комментарии через пресс-службу, — ответили защитники Кирова и замолкли навеки.

Я позвонил в пресс-службу, но там, видимо, по случаю субботы никто не поднимал трубку. Я объяснил это добрым молодцам, но те лишь смотрели вдаль и молчали, как Кибальчиш на допросе.

Тогда я стал искать какого-нибудь человека в папахе. Я читал, что папахи выдают только полковникам, а значит тот, кто носит этот каракулевый атрибут власти, должен что-то решать. Мужик в папахе и впрямь сыскался неподалеку. Я объяснил ему ситуацию, но он вдруг впал в тоску и начал рассматривать парящие вокруг снежинки.

— Бывает, — неожиданно отреагировал на меня небольшой мужчина в штатском.

Светлая курточка, темная кепочка, спокойный и незлобивый.

— Но это же неправильно, — залепетал я.
— И так бывает, — философски заметил небольшой.

Минут через 10 Гармашов подошел к держателю мегафона Лебидке и попросил его в последний раз предложить людям волю. В смысле, разойтись по-хорошему. Лебидка предложил. Напомнил, что акция незаконна, и сказал, что им еще не поздно уйти. Толпа сказала: «Позор!» И тогда от стен Музыкального театра на народ стройным кордебалетом двинулся ОМОН. Дубины, берцы, шлемы. Сзади — театр с колоннами, впереди — каменный гость. Между ними кордебалет с дубинками, Лебидка с мегафоном и девушки с ершиками. Рядом в снег провалился пони, изредка над всем происходящим ржали лошади. Неспроста говорят, что рано или поздно любая трагедия оборачивается фарсом.

ОМОН оттеснил людей к елочке. Какая-то женщина прочла Пушкина: «Оковы тяжкие падут». Ее никто не тронул. Наоборот, начальник городской полиции лично предложил людям почитать еще. И тут им бы, конечно, стоило его послушать. Ведь фактически он разрешил не просто критиковать режим, но еще и делать это самым изощренным образом. Языком Пушкина, Лермонтова и Некрасова. «Властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда», «Прощай, немытая Россия », «Душно! Без счастья и воли» — да одной только школьной программой можно было выразить больше, чем сотнями возгласов «Путина в отставку». Смысл тот же, но можно. Однако народ начальника полиции не послушал.

Некая женщина рассказала, что с точки зрения фашизма антифашистские выступления тоже считались противоправными. И ее не обезвредили. То ли не расслышали, то ли не поняли.

Еще какие-то девушки возложили под ноги омоновцев цветы. Цветы не раздавили, девушек не побили. Вообще, казалось, что мероприятие потихоньку сворачивается, как вдруг в толпе произошла неожиданная ажитация, и мимо меня с промежутком в несколько минут «космонавты» пронесли три сакральные жертвы. Ощущение было такое, что у ребят был план по задержаниям, он горел и им срочно нужно было его потушить.

Знакомые сообщили, что во время этой странной вспышки активности омоновцы захватили доброго плотника Филенко и журналиста Погребного, работающего на издание, принадлежащее карельскому сенатору Зубареву. Плотник потом рассказал, что, увидев черных полицаев, вспомнил доброго милиционера дядю Степу и не сдержался. Он обозвал их плохим словом, крикнул: «Свободу Навальному», за что был брошен ниц и доставлен в околоток. А журналист, судя по всему, был задержан нечаянно. Я видел, как на опустевшей площади коллеги Погребного журили растерянного полицейского, а тот звонил куда-то и просил Погребного не оформлять. Мол, попал под замес. В смысле, упс.

Видимо, рядом с ним шум был, — предположил полицейский, — вот его и схватили, не разобравшись.

И это при том, что у Погребного было журналистское удостоверение, а в руках камера, которую берценосцы героически выбили у него из рук.

Источник

Как туалетные ершики стали символом борьбы за всё хорошее. Что запомнилось после митинга за свободу Навальному

В минувшую субботу в Петрозаводске (как и по всей России) прошла несогласованная акция протеста в поддержку оппозиционера Алексея Навального. Мы с коллегой Ксенией Луриковой пришли на митинг минут за 20 до его начала. Народу ноль. Лишь за зданием музея «Кижи» притаились два автобуса и группа милиционеров. В смысле, полицейских. Хотя, наверное, в нашем случае название непринципиально.

Дабы избежать недоразумений, мы повесили на шеи журналистские удостоверения и запаслись письменным редакционным заданием. А то мало ли, вдруг нас перепутают с протестующими и поколотят, а мы же не они. Мы просто на работе. Милиционеры так-то тоже пришли на несанкционированный митинг и добавили ему массовости. Но они же сами себя не задерживают. Потому что работа. По работе можно.

Стоило нам начать фиксировать стоящих в засаде жандармов, как они тут же подошли к нам и стали просить показать удостоверения. Мы показали. Но полисменов это не удовлетворило, и они попросили предъявить паспорта. Мы предъявили. Этого им тоже показалось мало, и они захотели наши паспорта пофоткать. Ксения не разрешила, а я не возражал. Пусть фоткают. Я не мешаю фотографировать им, а они не мешают мне. По-моему, классный договор. Просто уважаем труд друг друга. Замечательно.

Первым на площадь пришел Коха. Мой школьный приятель. Он последнее время часто выходит против чего-нибудь постоять. Встанет с плакатом и протестует. Вот и сейчас Коха пришел с листом ватмана, на котором было написано: «Ершик из дворца за 700 евро». По аналогии со стульями из дворца из «12 стульев». Не успели мы обменяться с другом детства парой слов, как к нему заспешила стража. «Что у вас написано?» — спросил черноглазый стражник. «Ковшик из дворца», — ответил Коха. «По-моему, остроумно, — доброжелательно встрял я. — И ни к чему не призывает». «Я вас не спрашивал», — огрызнулся полицай и оттер меня от Кохи своей мужественной спиной.

Причем он почему-то решил обязательно стоять ко мне вплотную. Так, чтобы я чувствовал тепло его бушлата. Пространства было достаточно, но он буквально терся об меня. Потом мне рассказали, что это известный городской милиционер Лебидка. Начальник полиции Петрозаводска. Но тогда-то я не знал, что он Лебидка, и удивлялся его нарочитой близости.

Отойдите от меня, — неожиданно приказал полицейский. — Соблюдайте дистанцию в полтора метра.

— Нет, в два, — передумал Лебидка.

Так, словно это я к нему подошел, а не он ко мне. Странный человек.

И тут я задумался. Зачем? Зачем с самого начала создавать эту атмосферу конфронтации? Ведь ничего еще не происходит. Ну, пришел человек со смешным плакатом. Ни к чему не призывает, не кричит, не ругается. Другой человек максимально доброжелательно решил поддержать беседу. Зачем сразу: «Я вас не спрашивал»? Зачем оттирать и приказывать? Зачем на ровном месте создавать обстановку вражды и противостояния? В общем, Коху увели. Без шума и пыли.

Ровно в 14:00 площадь стала наполняться народом. Я-то, честно говоря, думал, что придет от силы «полтора землекопа». Но вокруг памятника революционеру Кирову собралось порядка трех, а может, и пяти сотен человек. У некоторых в руках были туалетные ершики. Они символизировали самую пикантную деталь расследования Навального о Путине. Лебидка направил на них мегафон и объяснил, что они участвуют в противозаконной акции. Митинг не согласован, а значит, незаконен. Люди спросили, можно ли им просто гулять. Лебидка разрешил. «Гуляйте на здоровье», — сказал он. Но попросил не заниматься пропагандой и агитацией. Нельзя выкрикивать лозунги и произносить речи. А гулять можно.

И тут на постамент забралась девушка с портретом Навального ручной работы. Раздались аплодисменты. Сотни людей хлопали смелой девушке… Ее увели вслед за Кохой.

Третьим скрутили велосипедиста. Он стоял на постаменте в ногах у Кирова, внезапно начал кричать, чем сразу заинтересовал полицию и был свергнут с пьедестала. При этом и он, и милиционеры споткнулись на ступеньках и посыпались вниз в снег. Там у них образовалась куча мала, и день начал переставать быть томным. Толпа стала скандировать: «Позор!», женские голоса причитали: «Зачем вы бьете человека?», копы сражались как львы и в конце концов впятером одолели супостата. А вслед за ним и еще двоих. Один был в клетчатых штанах, а другой, кажется, оказался девушкой. К Музыкальному театру подъехали броневики с ОМОНом. Противостояние полиции с народом вступало в основную стадию.

Людей внезапно перестали подпускать к памятнику. Полицейские окружили каменное изваяние двумя кольцами и отрезали одну часть повстанцев от другой. Не пускали даже депутата Законодательного собрания Слабунову и детского омбудсмена Сараева.

— Позвольте, это какое-то недоразумение, — забормотал я. — Я здесь работаю. Так же, как и вы. Вот удостоверение, вот печать, вот фотокарточка. Сличайте.
— Там проходит противозаконная акция, — ответили мне.
— Но я здесь именно для того, чтобы описывать это противозаконную акцию, — постучался я в их разум.
— Все комментарии через пресс-службу, — ответили защитники Кирова и замолкли навеки.

Я позвонил в пресс-службу, но там, видимо, по случаю субботы никто не поднимал трубку. Я объяснил это добрым молодцам, но те лишь смотрели вдаль и молчали, как Кибальчиш на допросе.

Тогда я стал искать какого-нибудь человека в папахе. Я читал, что папахи выдают только полковникам, а значит тот, кто носит этот каракулевый атрибут власти, должен что-то решать. Мужик в папахе и впрямь сыскался неподалеку. Я объяснил ему ситуацию, но он вдруг впал в тоску и начал рассматривать парящие вокруг снежинки.

— Бывает, — неожиданно отреагировал на меня небольшой мужчина в штатском.

Светлая курточка, темная кепочка, спокойный и незлобивый.

— Но это же неправильно, — залепетал я.
— И так бывает, — философски заметил небольшой.

Минут через 10 Гармашов подошел к держателю мегафона Лебидке и попросил его в последний раз предложить людям волю. В смысле, разойтись по-хорошему. Лебидка предложил. Напомнил, что акция незаконна, и сказал, что им еще не поздно уйти. Толпа сказала: «Позор!» И тогда от стен Музыкального театра на народ стройным кордебалетом двинулся ОМОН. Дубины, берцы, шлемы. Сзади — театр с колоннами, впереди — каменный гость. Между ними кордебалет с дубинками, Лебидка с мегафоном и девушки с ершиками. Рядом в снег провалился пони, изредка над всем происходящим ржали лошади. Неспроста говорят, что рано или поздно любая трагедия оборачивается фарсом.

ОМОН оттеснил людей к елочке. Какая-то женщина прочла Пушкина: «Оковы тяжкие падут». Ее никто не тронул. Наоборот, начальник городской полиции лично предложил людям почитать еще. И тут им бы, конечно, стоило его послушать. Ведь фактически он разрешил не просто критиковать режим, но еще и делать это самым изощренным образом. Языком Пушкина, Лермонтова и Некрасова. «Властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда», «Прощай, немытая Россия», «Душно! Без счастья и воли» — да одной только школьной программой можно было выразить больше, чем сотнями возгласов «Путина в отставку». Смысл тот же, но можно. Однако народ начальника полиции не послушал.

Некая женщина рассказала, что с точки зрения фашизма антифашистские выступления тоже считались противоправными. И ее не обезвредили. То ли не расслышали, то ли не поняли.

Еще какие-то девушки возложили под ноги омоновцев цветы. Цветы не раздавили, девушек не побили. Вообще, казалось, что мероприятие потихоньку сворачивается, как вдруг в толпе произошла неожиданная ажитация, и мимо меня с промежутком в несколько минут «космонавты» пронесли три сакральные жертвы. Ощущение было такое, что у ребят был план по задержаниям, он горел и им срочно нужно было его потушить.

Знакомые сообщили, что во время этой странной вспышки активности омоновцы захватили доброго плотника Филенко и журналиста Погребного, работающего на издание, принадлежащее карельскому сенатору Зубареву. Плотник потом рассказал, что, увидев черных полицаев, вспомнил доброго милиционера дядю Степу и не сдержался. Он обозвал их плохим словом, крикнул: «Свободу Навальному», за что был брошен ниц и доставлен в околоток. А журналист, судя по всему, был задержан нечаянно. Я видел, как на опустевшей площади коллеги Погребного журили растерянного полицейского, а тот звонил куда-то и просил Погребного не оформлять. Мол, попал под замес. В смысле, упс.

Видимо, рядом с ним шум был, — предположил полицейский, — вот его и схватили, не разобравшись.

И это при том, что у Погребного было журналистское удостоверение, а в руках камера, которую берценосцы героически выбили у него из рук.

Около пяти вечера все разошлись по домам. Остались только каменный Киров, искусственная елка, пони и лошадь. Словно ничего и не было.

Источник

Туалетный ершик Путина стал мемом на митингах 23 января

Туалетный ершик Путина стал мемом после выхода расследования ФБК про дворец в Геленджике. Люди сделали бытовой предмет символом протестов 23 января 2020 года.

Фонд борьбы с коррупцией 19 января выпустил расследование про “дворец Путина”. В ролике было много возмутительных и удивительных вещей, которые в итоге стали мемами. В первую очередь, это склад грязи и аквадискотека.

По документам обнаружили также неприлично дорогой ершик для унитаза. Даже такой обычный предмет закупался по цене 700 евро (или 62 тысячи рублей).

Люди начали высмеивать ершик Путина, в том числе и с помощью мемов. А 23 января во время массовых акций в поддержку Алексея Навального ершик стал символом протестующих. Люди вышли на улицы, вооружившись туалетными ершиками. Этим они показали абсурд того, что стоимость ершика президента выше средней зарплаты в стране.

С ершиком в качестве микрофона прогулялась среди толпы телеведущая Татьяна Лазарева. И даже взяла интервью у Антона Лапенко, который тоже был на акции.

И еще несколько кадров.

Нечто подобное происходило на митингах после выхода расследования ФБК “Он вам не Димон”. В фильме шла речь о резиденции бывшего президента Дмитрия Медведева, на территории которой есть даже дом для уточки. Резиновые желтые “уточки Медведева” после этого часто поднимали над головами на оппозиционных митингах.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Источник

Ёршики не покатят. Почему оппозиционному миллионеру уже не верят

Фото © LIFE / Роман Вдовиченко

Звали встать единым фронтом за всё святое. А так как ничего более святого, чем тушка Навального, у этих людей нет, то звали за него. Или против золотого ёршика из гальюна в приснопамятном дворце. Или всё-таки за тушку. Короче, я запутался.

Но они тоже запутались, наверное, поэтому организация оказалась ни к чёрту. Сложно, сидя в Берлине, как Лёня Волков, убеждать людей выходить против нарисованного на компе золотого ёршика и шеста для стриптиза. Тем более что людям накануне показали, как обстоят дела в офлайне, и никакого золотого батона как не было, так и нет. И всё это — плод эстетических фантазий какого-то колхозного 3D-рисовальщика. А скорее всего — самого Лёши.

Как всегда, нашу оппозицию, которая мнит себя пупом земли, подвела врождённая безвкусица.

Ну а что вы хотите от людей, которые в православной стране в прямом эфире гордой маленькой радиостанции Навального сравнивают с Христом?

Но если туалетные аксессуары достают, значит, это кому-нибудь нужно. И тут мы смотрим динамику пациента. Вот он героически возвращается на Родину (дзинь-хайп), вот он героически присаживается (дзинь два раза), вот он запускает «убийственный компромат» (не беда, что протухший лет десять назад, — снова дзинь).

Это всё похоже на резкий старт ракеты «Фау-2», тем более что они оба — и Лёша, и ракета — запускались из одной и той же географической точки — Германии.

Похоже, что почётный гость фрау Меркель решил вложиться по полной, чтобы быстрее прийти к финишу под гром оркестра. Но, судя по тому, сколько народу пришло нынче на протесты, это всё-таки фальстарт.

Напав в первых строках своего письма на первое лицо государства, он лишил себя дальнейшей драматургии. А ставка на моментальное эмоциональное возмущение наиболее беззащитной перед любой информацией возрастной группы — молодёжи — весьма ограничена по времени актуализации.

Пациент играл на раскачку ситуации в короткую — на ярких эмоциях. И проиграл. Вместо нарастания протеста — его затухание. Судя по городам России, никто не хочет вписываться именно за него — сытого миллионера, который решил качнуть тему социальной справедливости. Ну что ты будешь делать — опять полная безвкусица и непонимание стиля. Ведь это какая-то дичь — долларовый миллионер, ворочающий кешем и биткоинами в количестве по шестьсот пятьдесят штук, взывает к «социальной справедливости», до которой осталось совсем ничего — снести Путина и поставить на его место самого господина миллионера.

Более того — все уже в курсе, что лозунг «Мир — хижинам, война — дворцам» оборачивается всегда массовым переселением в хижины, а не во дворцы.

Особенно хотелось бы об этом напомнить господам интеллигентам, которые вдруг впали в демонстративный марксизм. Мы-то знаем, какие у вас дворцы, где они стоят и как вы их «заработали». Особенно достала народная артистка Пугачёва со своей интернет-фрондой. Обладательница гигантского замка в деревне Грязь, образчика невыносимой пошлости «как у короля Баварии». И так у них всё.

Источник

Ершик, книжка Оруэлла и колонны людей на Невском: как прошла протестная суббота в Петербурге (фото, видео)

На акцию вышли тысячи несогласных, не обошлось без задержаний и пострадавших.

Минула первая протестная суббота с задержания Алексея Навального, и Петербург по количеству людей, высыпавших на улицы, занял прочное второе место. По разным оценкам, на прогулку по центру города вышли от 10 до 20 тысяч человек. Не обошлось без задержаний и жертв: 309 человек — в автозаках, женщина, которую силовик пнул в живот — в «травме», а сотрудник ДПС, на которого напал протестующий — в нокдауне.

Корреспондент «Росбалта» прошла с колонной весь путь от Сенатской до Площади Восстания и рассказывает, как протестовали петербуржцы.

Черное и желтое

10.30. Мы с коллегой идем от дома Союза журналистов, где нам вручили желтые сигнальные жилеты с надписью «Пресса». Пространство у станции метро «Гостиный двор» красноречиво оцеплено оранжевым временным заборчиком, припаркована пара машин полиции.

© Фото ИА «Росбалт»

У Исаакиевского собора подготовка к несогласованной акции в поддержку Навального серьезнее: по Большой Морской один за другим мчатся автозаки Росгвардии, Александровский сад окружен серым двухрядным забором. По внутреннему периметру легкой трусцой бегут омоновцы в круглых шлемах — спустя несколько минут они выстраиваются по периметру в трех-четырех метрах друг от друга. Из сада выпроваживают гуляющих мам с детьми и удивленных туристов с фотоаппаратами на шее.

© Фото Саввы Приходько

13.00. Для проезда «по техническим причинам» перекрывают Троицкий мост, а для пешеходов — Благовещенский. Ближайшую к эпицентру событий станцию метро «Адмиралтейская» в полдень закрывают на выход.

Пчелиный рой на фоне белой Невы: черное — ОМОН, желтое — журналисты. Людей без опознавательных знаков на одежде на Сенатской почти нет. Оказавшись на площади за час до начала мероприятия, мы с удивлением обнаруживаем, что в отдел полиции увезли уже два автобуса людей. О происходящем охотно рассказывают журналисты:

«Это уже третий автобус такой. Задержали корреспондентов RTVI и двоих из «Коммерсанта», — рассказывают коллеги.

Смотрим на припаркованный огромный автобус с резиновой гармошкой, совсем не похожий на автозак — белый, без опознавательных знаков, напоминающий любой городской, на котором едешь до работы. Именно в такие сегодня и будут сажать людей — просторные. Автобус припаркован в нескольких метрах от памятника Медному всаднику, стартовой точки шествия.

© Фото Анжелы Новосельцевой, ИА «Росбалт»

К нему уже выстроилась длинная очередь из силовиков — каждого задержанного караулят по двое. Молодой парень, которого придерживают под локти омоновцы, стоит молча, равнодушно поглядывая по сторонам. Плотный мужчина средних лет в ярко-рыжей кожаной куртке независимо и презрительно смотрит на автобус. За ним — женщина лет шестидесяти, на вид суматошная экзальтированная бабушка, опаздывающая за внуками в детский сад. Пару минут назад она со слезами на глазах кричала «Свободу Навальному! Сколько это может продолжаться?» Голос ее казался одиноким и истеричным — ведь у памятника почти никого, кроме журналистов и силовиков, и все слушают ее в почти звенящей тишине…

Правоохранители в громкоговоритель предупреждают, что акция не согласована, и угрожают «применить специальные средства». Молниеносный бросок — и отряд омоновцев хватает у забора очередного зеваку, который залипает в телефон. Задача — зачистить пространство вокруг памятника — выполнена. К официальному началу акции в автозаках уже сидит около пятидесяти человек, среди которых и журналисты.

Под градом снежков и крики «Позор!»

14.00. В Александровский сад, несмотря на оцепление, прорываются толпы людей. Петербуржцы шагают по газонам, покрытым снегом, с плакатами «У нас украли страну!», «Свободу Навальному», «Россия — не комната грязи!». Люди встают все теснее, становятся все смелее. Начинают гнуть серые заборы и отбрасывать их ногами.

© Фото ИА «Росбалт», Анжела Новосельцева

Люди начинают скандировать оскорбления в адрес президента, голоса сливаются в единый хор — такой стройный, что по спине бегут мурашки.

«Один за всех и все за одного», «Навальный!», «Мы здесь власть!». Если еще час назад люди скромно жались к заборам и молча, как будто, так и следует, садились в автозаки, сейчас воздух буквально наэлектризован.

© Фото Саввы Приходько

«Почему вы все смотрите на это? Давайте их отбивать!» — кричит молодая женщина, когда очередного мужчину с плакатом уводят омоновцы. Делают они это хитро — формируют колонну, схватив друг друга за плечи, и резким рывком протискиваются сквозь толпу к пикетчику. Хватают его буквально в охапку и бегут обратно — под осуждающими взглядами людей и снежками, которыми их начинают забрасывать.

© Фото Саввы Приходько

«Позор! Полиция — с народом!» — кричат протестующие.

Омоновцы выстраиваются в хоровод и стараются не дать людям смять серые заборы, отделяющие Сенатскую площадь от Александровского сада. Но протестующие, встав в сцепку, отвоевывают сантиметр за сантиметром и продвигаются все дальше.

14.30. Стояние на Сенатской площади — помните такое? Пару веков назад главными героями были декабристы. А сейчас огромная масса людей с плакатами стоит в сорока метрах от черной линии силовиков. Никто не делает ни шага вперед, а в пространстве между снуют журналисты, пытаясь отыскать наилучший ракурс. Удастся ли передать фото в редакцию, ведь связь «глушат» и интернет почти пропал? Неясно.

© Фото Марии Бурма

Спустя полчаса стояния люди начинают продвигаться вперед, а старший командует силовикам: «Два шага назад!». Воодушевленные отступлением, люди приближаются к омоновцам вплотную и заводят с ними беседы по душам, пытаясь достучаться до них сквозь блестящее черное стекло.

© Фото Саввы Приходько

«Ты что, в стране другой какой-то живешь? Ты почему не за нас? Мы и за тебя тоже тут стоим!» — заявляет пожилой мужчина, едва удерживаясь, чтобы не щелкнуть в назидание пальцем по шлему случайного визави.

Вскоре протестующие вспоминают, что планировали дойти колонной до Гостиного двора и разворачиваются. Как только это происходит, омоновцы набрасываются на них с дубинками. Разноцветная толпа врезается в плотное черное, слышен женский визг, начинается давка, раздаются звуки ударов.

«Не уходите, стоим в сцепке!» — кричат митингующие. Люди все же начинают пятиться назад, но уже не поворачиваясь к омоновцам спиной. Волнами народ прокатывается по Александровскому саду и вытекает на Гороховую.

Ершики и книжки Оруэлла

15.15. Пешеходное движение по Благовещенскому и Дворцовому мостам открывают, сотни петербуржцев движутся с Васильевского острова к Зимнему дворцу и на Невский проспект. Толпа протестующих с Сенатской разделяется — кто-то идет к Дворцовой, которая оказывается намертво оцеплена силовиками, другая колонна — и мы вместе с ней — движется по Гороховой улице.

© Фото ИА «Росбалт»

Сначала люди идут по тротуарам, но вскоре перебираются на проезжую часть. Заблокированные толпой автомобилисты фотографируют происходящее и одобрительно сигналят. А я невольно вспоминаю твит Андрея Пивоварова, пошутившего над закрытием станции метро «Адмиралтейская» — мол, это попытка «остановить платком ручеек». Здесь не ручей — река. Тысячи и тысячи людей. Не тик-токеров — хотя подростки тоже здесь, взбираются на фонарные столбы и карнизы зданий, чтобы урвать лучший кадр. Молодежи, пожалуй, куда больше в цепях омоновцев, которые нет-нет, да и поднимают шлемы — 20-летние лица, широко открытые (или закрытые?) голубые глаза.

Давки нет, люди идут плотно, но спокойно и небыстро. Молодой человек впереди поднимает книгу — знаменитая антиутопия Оруэлла «1984». Чуть дальше вижу взметнувшийся к серому небу грязный ершик — и тут же вспоминаю легендарный ершик за 700 евро, который команда Навального обнаружила в одном из помещений «дворца Путина».

© Фото ИА «Росбалт», Анжела Новосельцева

Выход на Невский заблокирован — силовики стоят стеной. Некоторые пытаются с разбегу прорваться сквозь цепь, но получают от омоновцев дубинкой. Кто-то кричит «Хочу в Бургер-Кинг!», который остался на перегороженном участке, и все смеются. Силовики тем временем позволяют проехать автомобилям и общественному транспорту по магистральной улице, а потом пропускают и людей.

© Фото ИА «Росбалт»

«Спасибо! Молодцы!» — благодарят протестующие и, разделившись на две колонны, идут по Невскому. Силовики шествуют параллельно с колоннами прямо по проезжей части — кажется, они растеряны и уже ничего не контролируют. Однако на стыке Невского и Михайловской народ останавливается в недоумении: прорваться сквозь цепь омоновцев невозможно. Колонны снова разделяются — кому-то окольными путями удается добраться до Марсова поля и попасть там под «тотальную зачистку».

© Фото ИА «Росбалт»

«На Марсовом поле — стена из ОМОНа. Жесткие задержания. Девушку доставили к автозаку за руки и за ноги. Она кричала и просила не тащить ее за волосы. Люди бегут в сторону Летнего сада», — пишет мне коллега в Telegram.

© Фото ИА «Росбалт», Анжела Новосельцева

17.10. К половине шестого волны протестующих докатываются до Площади Восстания. Удивительно, но почти все люди — в масках, с истинной петербургской деликатностью передвигаются строго по тротуарам, аккуратно останавливаются на запрещающие сигналы светофоров и не мешают машинам. А те, в свою очередь, одобрительно сигналят.

© Фото Андрея Фатеева

Самые авантюрные забираются на постамент обелиска на площади Восстания и громко скандируют «Перемен!». Сразу после этого на площадь начинают стягиваться силовики — один за другим с «мигалками» проезжают грузовики Росгвардии и полиции.

Пустые автобусы для будущих задержанных расставляют посередине площади — силовики периодически цепляют из толпы одного-двух людей и волокут их к автобусу. Так, сбитым с ног оказывается велосипедист, которому сильно достается дубинкой, мы видим еще несколько грубых задержаний.

«Шествие окончено, просим расходиться, пока не начали задерживать», — Штаб Навального в Петербурге публикует это сообщение в 17.20, но те, кому не хватило, решают «идти на Гостинку».

Строго говоря, решение не из лучших — спустя полчаса автозаки на Гостином дворе оказываются забитыми, а Telegram-каналы взрываются от сообщений о женщине, которую полицейский ударил в живот.

А у входа в вестибюль вскоре снова останется лишь черное и желтое — и снова будет казаться, что задержали всех…

Источник