зачем в тюрьме заставляют присесть
Новичок в тюрьме или как первоходу правильно вести себя в хате. Тюремная иерархия
Тюремное заключение – серьезное испытание для любого человека, не привыкшего к замкнутому пространству и довольно специфическому обществу. Особенно жестоко оно для первоходов, то есть людей, отбывающих заключение в первый раз.
ИВС, СИЗО, судебное заседание, приговор, этапирование, карантин, поселение на зоне – на каждом из этих этапов возможны ошибки, приводящие к поистине катастрофическим последствиям. Совершив одно неправильное действие даже по незнанию, можно попасть в касту неприкасаемых («обиженных»), откуда в ряды «мужиков», а тем более «блатных», уже пути нет.
О тюремной иерархии
Тюремное общество глубоко иерархично. Это накладывает жесткие рамки на систему взаимоотношений осужденных. Прежде всего имеет значение «масть» заключенного:
Костяк тюремного сообщества, этакая местная элита. Блатные пользуются максимальным количеством привилегий, но и ограничений на них налагается тоже много. «По понятиям», им запрещается работать, подчиняться администрации, заниматься уборкой, а ранее ворам в законе даже нельзя было иметь семьи. Блатные придерживаются строгих правил, и если вы их выучите, проблем быть не должно. Эти люди заинтересованы в сохранении порядка в камере, и из их числа назначаются положенцы и смотрящие, призванные не допустить беспредела. С ними лучше обращаться уважительно, но без подобострастия.
Самый многочисленный класс, так сказать, народ. Мужики спокойно работают, живут по общим правилам и рассчитывают побыстрее вернуться на волю, в обычное общество. Если первоходу удается избежать ошибок на старте, как правило, он становится мужиком. Это идеальная позиция.
А вот это как раз люди, которые эти самые ошибки совершили (за исключением добровольных гомосекусуалистов или сидящих по статьям за изнасилование). Обычно это неправильно сказанные слова и определенные поступки (воровство у своих, донос администрации, общение с другими людьми из этой касты). Ранее ритуал «опускания» предполагал совершение гомосексуального акта с потенциальной жертвой, сейчас такое встречается редко и преимущественно на малолетке. В женских тюрьмах и колониях гомосексуальные связи и вовсе не табу.
Пособники администрации, делающие для нее грязную работу в надежде на снисхождение. Быть частью этой группы низко, поэтому редко кто идет на сотрудничество с администрацией добровольно.
Вывод – постоянно держать глаза и уши открытыми.
Как войти «в хату»
Это, пожалуй, самый сложный момент, выводящий первохода на стартовую позицию. Благо, сейчас администрация тюрем старается разместить заключенных по камерам в соответствии с «мастью». Это дает возможность избежать конфликтов с первых часов заключения, а новички могут изучить тюремные правила в относительно спокойной обстановке, без пресса авторитетов.
При первом входе как в камеру, так и в барак, наиболее важны:
Лучше всего остановиться на нейтральном варианте типа «Добрый вечер», «Доброго здоровья», «Мир/вечер в хату». От панибратских приветствий, тем более с намеком на «масть» (типа «Привет, мужики» или «Здорова, пацаны»), лучше воздержаться.
Не стоит занимать с ходу свободную «шконку» (кровать). Следует поинтересоваться, свободно ли здесь и можно ли расположиться. Кстати, в зоне не «спрашивают» в обычном смысле этого слова, а «интересуются» – это тоже лучше усвоить. Если вдруг под ноги вам бросят полотенце, поднимать его не нужно, просто перешагните. А если скажут, что эта хата для «петухов», сделайте вид, что испугались и пару раз стукните в дверь с требованием перевести вас в другую камеру.
Один бывалый осужденный рассказывал, что самая жесткая прописка – на малолетке, где беспредел смешивается с устаревшими блатными понятиями во взрывоопасной пропорции. За неправильное поведение на прописке могут даже опустить физически, причем с жестоким избиением. Во взрослых тюрьмах и зонах (конечно, в «правильных») теперь прописка сводится преимущественно к разговору. Нового заключенного спрашивают, кто он «по жизни», за что сидит и так далее. В роли инициатора опроса обычно выступает смотрящий.
Общие правила поведения новичка в тюрьме
Первые несколько дней лучше посвятить изучению тюремных правил и без особой на то необходимости ни с кем не общаться. Исключение – собственно смотрящий, которому можно и нужно задавать вопросы. Это расценивается положительно: человек хочет жить спокойно, с соблюдением неписаных правил.
Прежде всего нужно запомнить главные постулаты:
Здороваться за руку в тюрьмах особо не принято, особенно с незнакомыми. Вдруг окажется, что этот человек – обиженный? С ними в принципе общаться не принято: нельзя прикасаться, сидеть за одним столом, пользоваться общими предметами. Вы можете отдать что-то обиженному из милосердия или в обмен на услугу, но к этой вещи уже прикасаться нельзя. Люди этой «масти» обязаны сами сообщать о своем статусе, дабы незнакомый человек ненароком не принял их за блатных или мужиков.
Бывает, другие заключенные сами лезут в душу, дабы поразвлечься и вывести первохода на какой-нибудь «косяк». Это признак плохого тона, откровенничать не нужно. Можно даже сообщить об этом смотрящему, ведь навязчивый собеседник может оказаться «наседкой», то есть тайным осведомителем правоохранительных органов или тюремной администрации.
Брать что-то чужое без разрешения категорически запрещено – это воровство у своих, то есть, крысятничество. Запомните: в тюрьме нет ничего «ничейного»! Если в чем-то нуждаетесь (сигареты, чай), попросите смотрящего выделить немного из общака (общего имущества). Но это придется вернуть как минимум в том же размере!
Одно упоминание об оральном сексе способно превратить честного мужика в обиженного. Поэтому вообще лучше не говорить о собственных сексуальных предпочтениях и опыте.
Это противоположная сторона медали: если вы не будете отвечать на вопросы и общаться в принципе ни с кем, это может быть расценено как высокомерие. Да и вообще замыкаться в себе, да еще и в таких условиях, губительно для психики.
Даже если вы на воле слыли мастером покера, ни в коем случае не садитесь играть с сидельцами на интерес. Не факт, что с вами будут играть честно, а карточные проигрыши не прощаются. Если не сможете отдать долг или выполнить желание выигравшего, автоматически станете обиженным. Отказаться просто – достаточно элементарного «не хочу».
Сегодня вам пришла передачка, и скоро ее не будет. Внесите что-то в общак, поделитесь с другими – человечность ценится везде, особенно там, где она в дефиците. Завтра помогут вам.
Будьте вежливы, но не покорны. В конфликты постарайтесь не вступать, тем более не инициируйте их. Все хотят жить спокойно, с минимумом проблем. Однако если на вас будут конкретно «наезжать», требовать выполнения какой-то работы (например, уборки камеры вне очереди), вымогать деньги, сигареты или продукты, нужно дать отпор. Если вы правы, за вас заступятся остальные осужденные, можно призвать в арбитры и смотрящего.
Не стоит принимать презенты от других сидельцев, пока вы не убедитесь, что это делается из дружеских побуждений (а в этом в первые дни разобраться точно невозможно). Иначе в ответ от вас потребуют какую-нибудь услугу (убрать камеру, помыть посуду, постирать белье вместо «дарителя»), и вы сами не заметите, как превратитесь в «шестерку» (малоуважаемого слугу на побегушках).
Общение новичка с бывалыми заключенными
В данном случае самое главное – соблюсти паритет. С одной стороны, осужденный должен быть вежлив и уважителен с другими сидельцами, с другой – ни при каких условиях не терять чувства собственного достоинства, иначе он лишится уважения.
Импульсивные слова и поступки не приветствуются в принципе: за каждое слово придется отвечать. И если вы оскорбили человека незаслуженно, он имеет полное право дать отпор физически. А может и призвать смотрящего, что чревато переводом скандалиста и клеветника в ранг неприкасаемых.
Особенно следует быть аккуратным с матерными выражениями – они всегда воспринимаются как агрессия, даже если не направлены на конкретного человека. Если оскорбили вас лично (особенно если «послали» или назвали любым синонимом, обозначающим пассивного гомосексуалиста), нужно жестко «спрашивать», то есть драться. Даже если вы слабее физически, такое прощать нельзя. Синяки и раны заживут, а вот безропотное «глотание» оскорблений наложит жесткий отпечаток на все дальнейшее пребывание в местах заключения.
Некоторые слова и выражения, абсолютно невинные с точки зрения обывателя, в тюрьме и на зоне трактуются совершенно иначе.
Краткий ликбез:
Тюремный жаргон обширен, привести в одной статье полный словарь по понятным причинам мы не можем. Постепенно этот специфический «сленг» усвоится.
Правила гигиены в местах лишения свободы
Правила личной гигиены в местах лишения свободы возведены практически в ранг религии. Первохода оценивают не только по заслугам и разговору, но и по чистоплотности. Это закономерно: в замкнутом пространстве любые нарушения гигиены ощущаются и обоняются особенно ярко.
После каждого посещения туалета следует тщательно мыть руки. Если заметят, что вы поздоровались с кем-то за руку, не совершив этой элементарной процедуры, могут призвать к ответу. Если вы уронили на пол какую-то вещь, ее нужно вымыть, а вот еду с пола поднимать уже категорически нельзя.
Нельзя есть, готовить пищу и чай в то время, когда кто-то находится в туалете. И напротив, если сокамерники сидят за столом, от посещения туалета нужно воздержаться. Ежедневно нужно мыть ноги, следить за чистотой вещей, проверять себя на наличие паразитов.
Почему у заключенных появилась привычка сидеть на корточках
Отличить обычного человека от того, который когда-то сидел в тюрьме, можно по различным факторам. Считаются, что бывшие заключенные ведут себя как-то по-особенному. Например, они практически всегда сидят на корточках, даже тогда, когда пьют чай или общаются с другим человеком. С чем же связана эта привычка?
С чем это связано
Конечно же, бывший заключенный сидит на корточках не намеренно и не специально, а потому, что это уже вошло у него в привычку и считается удобным. В тюрьме такой навык вырабатывается по следующей причине. Во многих тюрьмах правила сводятся к тому, что лежать или сидеть на кровати можно только в период после отбоя и до подъема. В остальное время человек, отбывающий наказание, может только стоять или сидеть на полу, воспользоваться обычным стулом также не всегда возможно. Отсюда и появляется привычка сидеть на корточках.
Сидеть разрешено только в 2 случаях:
· во время приема пищи, но не более 30 минут за каждый из них;
· во время написания писем близким людям или жалобы в различных инстанциях, но не более 1 часа в день.
Соответственно, общее время, которое человек может провести сидя во многих исправительных колониях составляет 2,5 часа, это достаточно мало, поэтому заключенные вынуждены сидеть на карточках, так как любое нарушение правопорядка отрицательно скажется на сроке и условий их пребывания в тюрьме. Конечно же, оказавшись на свободе, они могут спать и сидеть сколько угодно в любое время, но за несколько месяцев или лет у них уже выработалась стойкая привычка сидеть на корточках.
Член ОНК Марина Литвинович рассказала о пытках в СИЗО «через приседания»
Член Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Москвы Марина Литвинович рассказала об одной из пыток «через приседания», практикуемых в российских СИЗО. С помощью такого метода сотрудники СИЗО проверяют, нет ли у арестанта, вернувшегося, например, из суда или больницы, с собой чего-то запрещенного.
«Мы, как члены ОНК, часто получаем обращения, касающиеся унизительных „приседаний“, которые практикуются практически в каждом СИЗО. Обычно арестованный снимает всю одежду, заходит в специальную кабинку, где полностью просвечивается. Иногда после этого сотрудники приказывают повернуться спиной, широко расставить ноги, наклониться вперед и глубоко присесть. Делается это для того, чтобы проверить, не спрятано ли где-то там, внутри, например, чего-то незаконного», — рассказывает Литвинович. По ее словам, такая процедура осмотра и ее длительность «никак не регламентирована, поэтому, если сотрудник разозлен, жесток или предвзято относится к обыскиваемому, он может заставить человека приседать много раз, еще ниже, ниже, еще шире расставив ноги, чтобы человек испытывал при этом мучительное унижение». «Часто на такие действия нам жалуются женщины и мужчины-мусульмане», — говорит правозащитница.
Марина Литвинович отмечает, что члены ОНК всякий раз просят руководство СИЗО «поговорить с сотрудниками, чтобы они не усердствовали в этих „приседаниях“». «Но, к сожалению, такая практика существует везде», — говорит член столичной ОНК.
По его словам, его дочь Антонина подвергается в СИЗО и другим видам пыток, например, как утверждает Зимин, Антонине не дают спать ночами. «За ночь могут провести сразу три обыска или включают всякие невыносимые звуки, хрипы. Антонина 13 января попросила сделать потише, к ней в камеру зашел охранник, сказал ей лечь на кровать, она легла, он ударил ее шокером и сказал: „Теперь вам спокойнее будет“, — вспоминает Константин Зимин. — Когда приходила ОНК, Антонина молчала, терпела, потому что боялась, что если пожалуется, то ее будут бить еще сильнее. Но бить меньше не стали, делают это каждый раз с издевательствами».
Получить оперативный комментарий в пресс-службе УФСИН по Калининградской области Znak.com не удалось. В ведомство был направлен официальный запрос, ответ него пока не получен. В калининградской ОНК Znak.com сообщили, что «папа слишком преувеличивает всю обстановку».
24 декабря 2020 года суд огласил приговор супругам Антонине Зиминой и Константину Антонцу по делу о госизмене: Зимину суд приговорил к 13 годам колонии общего режима, а Антонца — к 12,5 года в колонии строгого режима. Кроме того, супруги обязаны выплатить по 100 тыс. рублей.
Ранее Зимина подала президенту России Владимиру Путину прошение о помиловании. Однако прошение, как утверждают родные Зиминой, было подано под давлением сотрудников СИЗО. «Само прошение Антонине вернули, потому что она не признала вину. Теперь из нее выбивают признание вины», — рассказал ее отец Константин Зимин.
Заставляют присесть три раза голым, отдают одежду
Один из обвиняемых по «делу Болотной», Сергей Кривов, описывает условия и распорядок в изоляторе временного содержания.
Сергей Кривов голодает уже 28 дней в знак протеста против продления содержания под стражей. Радио Свобода публикует дневниковые записи Сергея Кривова, сделанные ещё до объявления голодовки.
Главу, которую мы публикуем сегодня, Сергей Кривов написал незадолго до перевода из изолятора временного содержания в СИЗО «Матросская Тишина».
Итак, ИВС №1 ГУ МВД. Москва, Петровка, 38, корпус 8.
Каждого прибывающего (естественно, в наручниках) помещают в специальную клетку для обыска и досмотра размером два на метр с небольшой лавкой. Если клетка занята, есть несколько стальных стаканов размером метр на метр. В прутьях решётки имеется проём 40–20 см. Просовываю (далее от первого лица) в него руки – снимают наручники. Приказывают полностью раздеться. Раздеваюсь до нижнего белья, потом, действительно, всю одежду просовываю в проём. Тщательно проверяют все швы, складки, загибы одежды. Сгибают обувь и проверяют её металлоискателем. Не должно быть ничего металлического: ни набоек, ни супинаторов, ни декора. Хорошо, что у меня ботинки примитивные, а то бы могли оторвать стельку внутри. Нельзя также веревок, шнурков, ремней и пр.
Заставляют присесть три раза голым, отдают обратно одежду. На стене на крючке висят штук двадцать различных нательных крестиков, отобранных при обыске.
Руки в проём – надевают наручники. Выписывают протокол обыска. Расписываюсь, получаю копию. В ней перечислено всё, что на мне есть.
Это стандартная процедура при каждом пересечении границ ИВС на вход.
Ведут в камеру на второй этаж. Множество дверей, перед каждой по команде останавливаюсь лицом к стене. Открыли, команда: «Проходим!». Через каждые полтора метра на всех стенах крупные тревожные кнопки. Завели в камеру, заперли, открыли окошко, просунул руки, сняли наручники. «Дома».
Камеры. Есть узкие (шесть на два метра), трехместные. Есть пошире – приблизительно шесть на три с половиной метра; четырех-пятиместные. Высота около трёх с половиной метров. Внутри всё одинаково: кровати, стол, полочки, раковина – всё стальное, прикручено к полу или стенам. Туалет «вокзального» типа без унитаза, на возвышении в половину метра, отделён металлической ширмой по пояс высотой, с дверцей. Для слива – шаровой кран на трубе. На торцевой, противоположной окну, стене – два светильника. Горят круглосуточно. На потолке – ещё четыре, но на ночь они выключаются. Днём читать-писать можно, но света маловато. Ночью – только глаза портить. Окно двухстворчатое (размером полтора метра на метр двадцать). Можно открывать. За ним две решётки и стальные жалюзи. На просвет свободно приблизительно 10–15% площади окна. Батарея вдоль окна в виде двух толстых труб – чуть тёпленькая. Температура в камере нормальная, около +21° С, не жарко и не холодно.
Выдали эмалированную кружку (0,4 л), матрац ватный, наволочку, две простыни, полотенце. Мне повезло. Временно закончилось нормальное белье, включая полотенца, и мне выдали всё бельё из нетканого материала, одноразовое, на просвет, как калька, которым огородники укрывают грядки вместо полиэтиленовой плёнки.
Ужин уже прошёл, и я поинтересовался, будут ли меня кормить. Предложили холодный несладкий чай и большой кусок белого хлеба. Не отказался, однако.
Режим дня. В 6:00 – подъём, включают гимн. С 8 – завтрак, в 10 – обход (пересменка охранников), с 13 – обед, с 18 – ужин.
В районе 11 может быть прогулка. Все обычно пишут расписку об отказе, т.к. прогулка проводится в помещении размером четыре на шесть метров без окон. Из мебели – прикрепленная к полу скамейка. Крыша приподнята над стенами, всё продувается ветром, и температура, как на улице. Неба за крышей не видно вообще. Я ходил два раза – делал зарядку, отжимался от скамейки и пр. Потом похолодало и я решил, что один час там находиться без зимней куртки я не выдержу.
Несколько раз в день по два часа работает радио. Только «Радио России». Примерно в 12 часов приносят 2–3 газеты: «МК», «Московская правда», «Тверская, 13». Можно взять почитать книги – сплошь наши самые дешёвые и примитивные детективы и очень плохая фантастика. Читать всё это невозможно.
В 22.00 отрубается радио и верхний свет. Освещённость уменьшается в два раза, и спать приходится при приличном освещении. Сделал повязку из «полотенца», чтобы завязывать глаза.
Круглосуточно, примерно раз в 5 минут (!), открывается глазок и надзиратель осматривает помещение. Днём можно лежать только поверх одеяла, ночью – как хочешь.
После ужина – обход врача: спрашивают, нет ли жалоб, и дают таблетки (кому надо).
В первый день предлагают душ. Отказался, следующий – через неделю.
По воскресеньям «шмон» – тщательный обыск всей камеры. Неожиданно был обыск во вторник, сказали – внеплановый. Тоже дело!
Питание. Завтрак: каша (перловая, кукурузная, ячневая или овсяная), чай. Хлеб и чай выдают с утра на весь день: половину буханки «Дарницкого» (700 г) в нарезке и треть от батона белого подового хлеба (0,5 кг), сахарного песка насыпают мерным стаканчиком – приблизительно 50 мл.
Обед: суп без мяса (бульон иногда ощущается), на второе – немного мяса, курицы или рыбы с гарниром, чай. Обед – половина дневного рациона.
Ужин – как второе в обед, чай. На ужин часто бывают макароны или гречка с тушёнкой. Тушёнки, естественно, немного, и она дешёвая (с соей и пр.).
Чёрный хлеб частично остаётся, всё остальное съедается. Калорий хватает, но лишнее не полезет. А мне как раз 15 кг надо сбросить. Удачно я попал!
Сокамерники. Народ в камере меняется быстро, раз в один-два дня. Одному оставаться не положено. Остаёшься один – или тебя, или к тебе кого-то переводят. На шестой день пребывания сижу уже в третьей по счёту камере. Народ за это время подбирался отзывчивый, можно сказать, душевный:
Дима (1969 г.р.), взяли за кражу, плюс 2 года в розыске за другую кражу в Рязани;
Никита (1989 г.р.) – разбой, в Северном Бутово «отжал» мобильник;
Фёдор (1967 г.р.), в розыске за разбой, подробностей не рассказывал;
Алексей (1989 г.р.), белорус, вскрыли и обчистили машину;
Александр (1970 г.р.), ношение ствола; наколки – свастики, купола на пальцах и пр.
Отношения со всеми уважительные, приветливые и доброжелательные. Ни намёка на конфликт. Бросилось в глаза, что люди в 40–45 лет выглядят заметно старше меня. Может, я себя со стороны не вижу и оцениваю неадекватно?
Некоторый недостаток (мой) – не курю и поэтому, если курят много, то чувствую себя немного некомфортно.
Ну так ведь, чай, курорт и не обещали!
В СИЗО, говорят, будет свободнее и ещё лучше. Хотя куда уж лучше! Так ведь может понравиться, что на вторую ходку пойдешь…
Балуют, балуют нас власти.
На сем изложение о ИВС заканчиваю до следующей точки моего назначения — СИЗО.
В течение нескольких дней должны перевести.
Не лучше обстоят дела, когда прибываешь в зону на машине из следственного изолятора. В СИЗО поднимают часов в пять утра. Спускают в камеру-накопитель, или «стакан». Шмонают сначала сотрудники тюрьмы, потом принимающий конвои. Нормально вещи не сложить. Сухой паек не дают, объясняя это тем, что в СИЗО ты больше на довольствии не стоишь, а ехать недалеко. В зоне ты тоже еще не числишься. Так что сутки или больше вообще не кормят. Автозак набивают под завязку. В клетках спецмашины на базе «ГАЗа» или «КамАЗа» не за что держаться.
Потом идет приемка по личным делам. Дежурный или его помощник называет фамилию арестанта. Надо выйти из строя, подбежать к дежурному и еще раз назвать свою фамилию имя, отчество, год рождения, статью, срок, начало срока, конец срока. Все это разъясняет принимающий сотрудник. Ладно когда ошибаются те, кого выкликнули вначале. Их поправляют с матюгами и издевками. Но до конца переклички каждый третий забывает назвать свою фамилию. Люди путают год рождения и свои статьи. Даже рецидивисты сбиваются.
К запрещенным вещам тоже разные требования. Никогда не забуду, как на Севере вся дежурная смена рассматривала и откладывала в сторону мою дорогую кожаную куртку, ботинки, кроссовки, пиджаки, свитера, светлые джинсы, рубашки. Одичавшие вдали от цивилизации менты искренне восхищались дизайном и расцветкой шмоток. Я думал, что вещи придется сдать на склад, и очень удивился, когда мне велели их сложить в сумку и взять с собой. Хотя ношение вольного прикида там не поощрялось.
Обыскивают тоже везде по разному. Где то бегло посмотрят сумки и все. Но бывает, что весь этап раздевают догола. Заставляют приседать просто и над зеркалом, раздвигать ягодицы, показывать рот. В общем, морока.
Карантин и сортировка
Первые сутки вновь прибывших постоянно дергают. Порой одновременно в несколько мест сразу. Не успеешь получить матрас, простыню, наволочку, подушку, одеяло, отстояв очередь и переругавшись с каптером, норовящим всучить тебе все старое и рваное, с вылезшей ватой, надо идти в другую каптерку за робой и биркой. Эту бирку полагается сразу подписать и пришить на робу, для чего у дневального карантина есть хлорка или краска. В отдельных колониях у карантина белые бирки, тогда на них арестант пишет ручкой свою фамилию, инициалы и слово «карантин». Обязательно найдется «пассажир» заявляющий, что ему бирку носить в падлу. Типа он блатной. Такому бесполезно доказывать, что это требование Уголовно-исполнительного кодекса. Бирки носят даже «смотрящие» за зоной и отрядами. «Пассажир» «включает быка» и стоит на своем, пока не получит по хребту от сотрудников или, если зона «красная», от «активистов».
Следом дергают на беседу к операм. «Кумовья» вызывают в кабинет по одному. Пробивают, все ли у тебя нормально по жизни. Прямо в лоб предлагают работать на них. При этом вторую дверь не закрывают, и в коридоре всю беседу слышат стоящие в очереди зеки.
Может дернуть и сам начальник. Он разговаривает сразу со всеми. Разъясняет, какие требования предъявляет, просит задавать вопросы.
Пока стоишь в очередях, всех еще переписывает нарядчик на предмет профпригодности. В зоне ценятся электрики, станочники, ширпотребщики (художники, резчики по дереву, лепщики из хлеба и прочие). Всех могут сводить в баню. В «красной» колонии могут сразу предложить написать заявление в «актив», стать членом секций: дисциплины и порядка, досуга, санитарной. Для порядочного арестанта это в падлу. Не желающих писать заяву бьют сотрудники или сами «активисты».
И в рот, и в задницу
В колониях, где процветает воровской ход, все наоборот. «Активисты» не хамят и боятся блатных. «Смотрящие» передают в карантин «подгоны» с «общака»: курево, чай, еду. Дают позвонить родным по запрещенному в зоне сотовому телефону. «Смотрящие» заходят в отряд. Спрашивают у братвы, кто в чем нуждается.
Наконец тусовка кончается, и усталые осужденные могут заняться личными делами. Можно наконец сложить в сумках вещи, перетрясенные во время многочисленных шмонов, расположиться на спальных местах, сдружиться с новыми соседями, узнать у старожилов про порядки в колонии, выяснить, нет ли в отрядах земляков или знакомых, постирать грязные вещи, в общем, привести себя в порядок.
За время нахождения в карантине осужденных распределят по отрядам. В зависимости от масти или просто наобум. Меня раз кинули к работягам. Как уже говорилось, я страшно ленив. Когда дневальный предложил мне выйти на работу, я пояснил ему, что если он еще раз подойдет с таким заездом, то я разобью ему голову табуреткой. Через час меня перевели в отряд тунеядцев.
Это я усредненно описал прибытие в колонию и нахождение в карантине. Крайности заслуживают отдельного рассказа.
Край непуганых беспредельщиков
На юге России есть область, где в местах лишения свободы законы не действуют. Там все решает начальник, который обладает извращенной фан