жуаньжуаны в легенде о манкурте кто такие

Помните! Легенда о манкурте. Чингиз Айтматов

Из книги Чингиза Айтматова «И дольше века длится день»

. Едигей настоял на том, чтобы хоронили покойного на далёком родовом кладбище Ана-Бейит. У кладбища была своя история. Предание гласило, что жуаньжуаны, захватившие Сары-Озеки в прошлые века, уничтожали память пленных страшной пыткой: надеванием на голову шири — куска сыромятной верблюжьей кожи. Высыхая под солнцем, шири стискивал голову раба подобно стальному обручу, и несчастный лишался рассудка, становился манкуртом. Манкурт не знал, кто он, откуда, не помнил отца и матери, — словом, не осознавал себя человеком. Он не помышлял о бегстве, выполнял наиболее грязную, тяжёлую работу и, как собака, признавал лишь хозяина.

Одна женщина по имени Найман-Ана нашла своего сына, превращённого в манкурта. Он пас хозяйский скот. Не узнал её, не помнил своего имени, имени своего отца. «Вспомни, как тебя зовут, — умоляла мать. — Твоё имя Жоламан».

Пока они разговаривали, женщину заметили жуаньжуаны. Она успела скрыться, но пастуху они сказали, что эта женщина приехала, чтобы отпарить ему голову (при этих словах раб побледнел — для манкурта не бывает угрозы страшнее). Парню оставили лук и стрелы.

Найман-Ана возвращалась к сыну с мыслью убедить его бежать. Озираясь, искала.

Удар стрелы был смертельным. Но когда мать стала падать с верблюдицы, прежде упал её белый платок, превратился в птицу и полетел с криком: «Вспомни, чей ты? Твой отец Доненбай!» То место, где была похоронена Найман-Ана, стало называться кладбищем Ана-Бейит — Материнским упокоем.

НЕ ДАЙТЕ СЕБЕ И ВАШИМ ДЕТЯМ ПРЕВРАТИТЬСЯ В ЗЛОБНОГО МАНКУРТА.

Размножаются манкурты, словно тараканы.
Через рвы, границы лезут, заражая страны.
Добровольно избавляясь от своих извилин,
Отрекаются от дома, от имён, фамилий.

Полыхнёт однажды в небе Крест Святой созвездья,
И прольётся на манкуртов Божие возмездье.

Источник

Чингиз Айтматов — Легенда о манкурте:
Краткое содержание

В одной сарозекской легенде рассказывается о Найман-Ане, матери манкурта. Местное кладбище названо в ее честь Ана-Бейит («Материнский упокой»). В давние времена жуаньжуаны захватили земли найманов. В одном бою к ним попал раненый Жоламан. Они сделали из него послушного беспамятного манкурта, раба. Для чего обрили ему голову, надели на нее обруч из верблюжьей кожи, бросили в пустыне на солнцепеке. От мук врастающей в голову сохнущей верблюжьей кожи, пленник проклинал день своего рождения, мать и Бога. В себя выживший приходил уже не человеком, а «чучелом» без собственного «я», без памяти о Родине, семье, детстве. Он служил хозяину, как собака, пас стада верблюдов за еду. И не снимал шапку с изувеченной головы.

И тогда манкурт выстрелил матери в сердце из лука. Слетел с ее головы белый платок, стал птицей Доненбай, повторявшей: «Вспомни, чей ты? Твой отец Доненбай!» Место ее погребения люди назвали Материнским упокоем…

Читательский дневник «Легенда о манкурте» Айтматова

Сюжет

Отзыв

Легенда о материнской любви, о том, что беспамятство – худшее зло. Только тот, кто всем сердцем любит родную землю и народ, семью может называться человеком. Манкурт – раб, забывший имя, мать, Родину. Как пес, он служит за кусок хлеба хозяину, и боится только одного: физической боли.
Легенда учит не быть манкуртом, беспамятным предателем. Учит защищать родной край и народ, быть мужественным и благодарным, напоминает о силе материнской любви, самопожертвовании.

Источник

Легенда о Манкурте

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 12 Декабря 2012 в 17:41, лекция

Описание

Работа состоит из 1 файл

Легенда о Манкурте.docx

Легенда о Манкурте

Брошенные в поле на мучительную пытку в большинстве своем погибали под сарозекским солнцем. В живых оставались один или два манкурта из пяти-шести. Погибали они не от голода и даже не от жажды, а от невыносимых, нечеловеческих мук, причиняемых усыхающей, сжимающейся на голове сыромятной верблюжьей кожей. Неумолимо сокращаясь под лучами палящего солнца, шири стискивало, сжимало бритую голову раба подобно железному обручу. Уже на вторые сутки начинали прорастать обритые волосы мучеников. Жесткие и прямые азиатские волосы иной раз врастали в сыромятную кожу, в большинстве случаев, не находя выхода, волосы загибались и снова уходили концами в кожу головы, причиняя еще большие страдания. Последние испытания сопровождались полным помутнением рассудка. Лишь на пятые сутки жуаньжуаны приходили проверить, выжил ли кто из пленных. Если заставали в живых хотя бы одного из замученных, то считалось, что цель достигнута. Такого поили водой, освобождали от оков и со временем возвращали ему силу, поднимали на ноги.

Куда легче снять пленному голову или причинить любой другой вред для устрашения духа, нежели отбить человеку память, разрушить в нем разум, вырвать корни того, что пребывает с человеком до последнего вздоха, оставаясь его единственным обретением, уходящим вместе с ним и недоступным для других. Но кочевые жуаньжуаны, вынесшие из своей кромешной истории самый жестокий вид варварства, посягнули и на эту сокровенную суть человека. Они нашли способ отнимать у рабов их живую память, нанося тем самым человеческой натуре самое тяжкое из всех мыслимых и немыслимых злодеяний. Не случайно ведь, причитая по сыну, превращенному в манкурта, Найман-Ана сказала в исступленном горе и отчаянии:

Алиса. «Когда память твою отторгли, когда голову твою, дитя мое, ужимали, как орех клещами, стягивая череп медленным воротом усыхающей кожи верблюжьей, когда обруч невидимый на голову насадили так, что глаза твои из глазниц выпирали, налитые сукровицей страха, когда на бездымном костре сарозеков предсмертная жажда тебя истязала и не было капли, чтобы с неба на губы упала,- стало ли солнце, всем дарующее жизнь, для тебя ненавистным, ослепшим светилом, самым черным среди всех светил в мире?

Когда сумрак затмения застилал навсегда изувеченный пытками разум, когда память твоя, разъятая силой, неотвратимо теряла сцепления прошлого, когда забывал ты в диких метаниях взгляд матери, шум речки подле горы, где играл ты летними днями, когда имя свое и имя отца ты утратил в сокрушенном сознании, когда лики людей, среди которых ты вырос, померкли и имя девицы померкло, что тебе улыбалась стыдливо,- разве не проклял ты, падая в бездну беспамятства, мать свою страшным проклятьем за то, что посмела зачать тебя в чреве и родить на свет божий для этого дня. «

История эта относилась к тем временам, когда, вытесненные из южных пределов кочевой Азии, жуаньжуаны хлынули на север и, надолго завладев сарозеками, вели непрерывные войны с целью расширения владений и захвата рабов. На первых порах, пользуясь внезапностью нашествия, в прилегающих к сарозекам землях они взяли много пленных, в том числе женщин и детей. Всех их погнали в рабство. Но сопротивление чужеземному нашествию возросло. Начались ожесточенные столкновения. Жуаньжуаны не собирались уходить из сарозеков, а, напротив, стремились прочно утвердиться в этих обширных для степного скотоводства краях. Местные же племена не примирялись с такой утратой и считали своим правом и долгом рано или поздно изгнать захватчиков.

Как бы то ни было, большие и малые сражения шли с переменным успехом. Но и в этих изнурительных войнах были моменты затишья.

Манкурт долго молчал, глядя на погонщика, а потом проронил:

Артур манкурт.- Я каждый день смотрю на луну, а она на меня. Но мы не слышим друг друга. Там кто-то сидит.

При том разговоре присутствовала в юрте женщина, разливавшая чай купцам. То была Найман-Ана. Под этим именем осталась она в сарозекской легенде.

Караван торговцев вскоре ушел своей дорогой. И в ту бессонную ночь Найман-Ана поняла, что не будет ей покоя, пока не разыщет в сарозеках того пастуха-манкурта и не убедится, что то не ее сын. Тягостная, страшная мысль эта вновь оживила в материнском сердце давно уже затаившееся в смутном предчувствии сомнение, что сын лег на поле брани. И лучше, конечно, было дважды похоронить его, чем так терзаться, испытывая неотступный страх, неотступную боль, неотступное сомнение.

Источник

Занятие по художественной литературе «Белая птица памяти в казахской легенде о манкурте»

Цель занятия: сформировать понятие о нравственной памяти человека.

Ход занятия

Я расскажу вам одну казахскую легенду.

Когда-то давно пришли в степи жуаньжуаны. Страшная участь ждала тех, кого жуаньжуаны брали в плен и оставляли у себя в рабстве. Чтобы раб не вспомнил своих близких и не пытался убежать, они уничтожали память.

В ваших глазах я вижу вопрос: разве можно сделать так, чтобы человек ничего о себе не помнил.

Жуаньжуаны для этого надевали на пленных шири – такие шапочки из верблюжьей кожи, потом отвозили их подальше от людных мест и бросали в открытом поле со связанными руками и ногами, без воды и без пищи. Надо сказать, что верблюжья кожа на солнцепеке усыхала и сжимала голову, причиняя невыносимую боль. От этой боли, а не от голода и жажды погибали брошенные на мучительную пытку. Оставался один. Но это был уже человек, насильно лишенный памяти. Называли его манкуртом, т.е. беспамятным. Он забывал, откуда родом-племенем, не помнил отца и матери, не ведал имени своего, зато он мог работать и выполнять все приказы хозяина.

Говорят, летает с тех пор над казахской степью белая птица, а, встретив путника, спрашивает его: “Чей ты? Как твое имя?”

Давайте вместе поразмышляем, что это значит: отнять у человека память? Помните, когда мать нашла сына, то бросилась к нему, окликнула. Представьте, что вы давно не видели маму, и вот теперь она нашла вас, что вы сделаете?

— Будем прыгать от радости…

Какие слова скажите?

Как ваше лицо покажет радость встречи?

А манкурт поступил также?

— Нет, даже глаза у него были пустые, и ни одна мысль не промелькнула в голове юноши. А потом он взял лук и выстрелил в мать. Так говорится в легенде.

Подумаем, можем ли мы обвинять его в убийстве матери? Кто хочет поделиться своим мнением?

— Не можем, потому что

— не помнил её
— его насильно лишили памяти
— выполнял приказы хозяина

Внешне манкурт был такой же, не случайно мать его сразу узнала, но что-то в нем изменилось. Что? Я знаю, что кроме внешности есть что-то внутри, что нельзя увидеть, но можно объяснить словами.

— Изменилась душа, изменились мысли, чувства, эмоции, изменилось сердце.

Механическая память у таких людей есть: они могут работать, выполнять приказы, а вот нравственная память, память культуры убита. Я бы сравнила манкурта с заводной игрушкой. А вы?

— С машиной, с роботом, с терминатором

Со всем тем, что может работать, но не имеет своих чувств и эмоций? Я вас правильно поняла? Получается, что отнять память – это, значит, лишить человека умения думать и чувствовать.

В легенде сказано: “Когда-то давно…” Так зачем же мы вспоминаем о манкурте сегодня? У меня возник вопрос: есть ли в наше время люди, лишенные нравственной памяти? Можете ли вы привести примеры из жизни?

У некоторых людей душа слепая и глухая. И тогда происходят такие вещи: кто-то забыл о своих старых родителях, кто-то забыл про ребенка, кто-то забыл добрые дела, а кто-то просто не поздравил маму.

А вот о маме манкурта хочется сказать особо. Она не забыла своего сына, и делала все, чтобы спасти его, вернуть память. А когда это не получилось, она сама стала символом памяти. Ведь это не просто платок превратился в птицу, а душа матери стала птицей. Это она напоминает путникам: “Помни, кто ты?!”

А что человек должен помнить: плохое или хорошее, добро или зло, светлое или темное? Я вспомнила, что птица в легенде была белая.

(Педагог из белого платка мастерит птицу и крепит ее на стенде.)

Она как память обо всем хорошем и светлом. Птица просит путников помнить имя своё. А о чем мы должны помнить? Как вы думаете?

О том, что мы не манкурты, а люди, у которых есть память. Вот что нам помогла понять казахская легенда.

Источник

Легенда о манкурте — краткое содержание рассказа Айтматова

Основным персонажем произведения является пожилой стрелочник Едигей, работающий после войны на степном железнодорожном разъезде.

До Едигея доходит новость о смерти давнего друга его семьи Казангапа, рядом с которым они прожили более тридцати лет, вместе растили детей и помогали друг другу во всем.

Возвращаясь с работы домой и обдумывая предстоящие похороны друга, Едигей видит вспышку яркого огненного света с находящегося вблизи космодрома, с которого стремительно взлетает ракета.

Согласно легенде на месте кладбища погибла мать одного из манкуртов, которая разыскивала пропавшего сына. Поскольку манкурт не помнил свое прошлое, хозяин вручил ему лук со стрелами, которыми сын пронзил свою родную мать, пытавшуюся вернуть любимого ребенка. Перед смертью с матери слетел белый платок, который превратился в летящую и кричащую птицу. С того момента кладбище стало именоваться Материнским упокоем.

Когда похоронная процессия подходит к кладбищу, люди обнаруживают выставленную охрану, которая сообщает им о принятии решения о ликвидации древнего кладбища. Едигей организовывает могилу для друга невдалеке от Материнского упокоя, а затем начинает обращаться в различные инстанции, а в первую очередь к начальству космодрома, с требованием о запрете уничтожения ритуального места, на котором покоятся их далекие предки.

Повествуя о событиях, происходящих в романе, писатель раскрывает понятие высоконравственных человеческих ценностей, выражающихся в порядочности, доброте, отзывчивости, объединяя в своем произведении реальностью и глубокий философский смысл.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Айтматов. Все произведения

Исфандияр. Легенда о Манкурте (драма в двух действиях)

Категория: Драматургия Опубликовано: 04.03.2019

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Доненбай – отец Жоламана, глава рода найманов Найман-Ана – мать Жоламана Жоламан – их сын Рани – жена Жоламана Жуаньжуан – глава рода жуаньжуанов Друг Жоламана – из рода найманов Норматов Фархад Норматова Мехринисо Холматовна – мать Фархада Норматов Нормат – отец Фархада Разикахон Норматова – жена Фархада Судья, секретарь суда, палач, воины

I ДЕЙСТВИЕ

Картина 1

Степная юрта. Найман-Ана тревожно прислушивается, прижимает к себе спящего сына, тихонько напевает песню об отце, который ушел воевать, защищая свой род, свою семью. Отец: (cнимает доспехи, подходит к жене.) Спит? Найман-Ана: Спит. Все рвался вслед за вами. Я с отцом должен быть, говорит, чтобы к нему сзади никто не подкрался. Доненбай: Батыра родила, голубка моя. Хороший старшина рода будет, мать. Защитник наш. Найман-Ана: Вы чем-то расстроены? Доненбай: Ты не видела наших соплеменников, которых мы освободили из плена. Найман-Ана: Их превратили в манкуртов? Доненбай: Почему мы не такие? Почему мы не превращаем жуанов в манкуртов, как они нас? Найман-Ана: Вы все понимаете, мой господин. К ишаку нельзя относиться как к благородному коню. Так и шакала нельзя равнять с волком. Доненбай: Ты права, рожденная душистой травинкой нашей бескрайней степи. Твоя душа создана укрывать степь зеленным ковром, удел мужчин моего рода – очищать степь от шакальего племени жуанов. Жоламан: (поднимает голову, бьет себя кулачком в грудь.) Папочка, сделай меня своим воином. Я должен стать таким, как ты. Я помогу тебе очистить степь от наших врагов, клянусь памятью наших предков.

Картина 2

Кабинет судьи по гражданским делам. Судья, моложавый самодовольный мужчина, улыбается Разике, ухоженной, красивой, кокетливой женщине.

Разика: Откуда у вас такие конфеты? Просто оторваться невозможно. Я возьму еще одну, можно? Судья: Для вас, прекрасная Разикахон, лучшие, самые дефицитные конфеты! Только приходите, все для вас и только для вас. Разика: Ловлю на слове, я люблю шоколадные конфеты. Судья: Я тоже. Разика: Я люблю очень хорошие конфеты. Судья: Я тоже люблю очень хорошие конфеты. И поверьте, несравненная Рази­кахон, я буду всегда угощать вас такими конфетами. Разика: Вы очень опасный человек, и потому я посмею поинтересоваться, что вы скажете о моем деле, из-за которого я здесь, в вашем кабинете. Судья: Деточка моя, о чем вы беспокоитесь? Неужели я мог дать повод подумать, что ваше обращение ко мне может остаться без положительного разрешения вопроса? Разика: И все же я хочу знать, не будет ли каких препятствий? Судья: Секретарь доложил о вашем деле. Ни о чем не беспокойтесь, все будет решено наилучшим для вас образом. Разика: Как же не беспокоиться, господин судья? У меня семья может разрушиться, если вы не вынесете положительного решения. А кому я потом буду нужна, да еще с двумя несовершеннолетними детьми? Судья: Неужели мать вашего мужа такой изверг? Разика: Хуже! Никогда не знаешь, что она сделает через минуту, понимаете? Судья: Нет. Разика: О боже! Недавно мы купили стиральную машину. За полторы тысячи долларов. И что вы думаете она сделала? Судья: Подарила соседям? Разика: Вы как в воду глядели. Вот вы смеетесь, а мне остается только валерьянку пить. Представляете, я прихожу с работы, а моя дражайшая свекровь отнесла нашу новенькую немецкую машинку к соседке, которой захотелось устроить постирушку! Судья: Постирала? Разика: Спалила мотор. Мы, конечно, поменяли ее на другую, но это нервы, время. А до этого ей захотелось погладить моему мужу костюм, и она спалила рукав. А костюм этот две с половиной тысячи долларов стоит! И таких случаев… вы себе не представляете, очень много. Можно сказать, вся моя супружеская жизнь из таких вот… неприятностей. Если вы не поможете, мне хоть в петлю лезь. Судья: Милая моя, вам ли с вашей красотой беспокоиться о таком пустяке. Будь у вас даже вдвое больше детей, только подайте знак – и к вам очередь выстроится с предложением руки и сердца! Разика: И вы тоже? Судья: Я первым буду стоять, лапочка вы моя. Разика: Это вы с вашей чуткой душой так думаете, а другие… (Машет рукой.) Вы должны, понимаете, обязаны нам помочь, а я для вас… я все сделаю, вы меня понимаете? Судья: Я же пообещал, душа моя. И знаете что… чтобы я был уверен в ваших словах… Разика: (томно кладет свою ладонь на его руку.) Я вас поняла, а вы? Судья: Я тоже… и потому предлагаю закрепить взаимопонимание сегодняшним ужином! Разика: Надеюсь, это будет приличное место. Красивая жизнь требует соответствующих расходов… Судья: (радушно разводит руками.) Для вас, прелестная Разикахон, все, что пожелает ваша сиятельнейшая особа…

Картина 3

Степная юрта. Сбоку висит боевое снаряжение: щит, сабля, лук, колчан со стрелами. Пожилая женщина Найман-Ана вешает колчан на крюк, окликает невестку.

Найман-Ана: Рани, скоро Жоламан вернется с охоты, а у нас еда не готова еще. Рани: (входит в юрту с недовольным видом.) Мясо еще вчера закончилось, из чего мне готовить? Найман-Ана: Как закончилось? Надо было бросить в котел вяленую оленину, вот и обед. Рани: Вашу оленину сколько ни вари, зубы сломать можно. Принесет ваш сын свежатину, тогда и приготовлю что-нибудь. Найман-Ана: Это ты о муже так говоришь, доченька? Рани: Нет, о вашем сыне. Найман-Ана: Ты, наверное, плохой сон видела, доченька? Или болит у тебя что-то. (Пристально смотрит на нее и радостно восклицает) Какая же я непонятливая! Конечно, я поняла твое состояние. Ты ждешь ребенка? Признайся, милая. Вот радость для Жоламана, когда он придет и узнает причину твоего состояния! Рани замирает, услышав слова свекрови, зажимает рот и выбегает из юрты. Жуаньжуан: (выглядывает из темноты.) Рани, козочка моя ненаглядная. Ты чем-то расстроена? Рани: (испугано оглядывается.) Ты зачем здесь? Меня погубить хочешь? Жуаньжуан: Душа горит, когда не вижу тебя. Рани: Душа у него горит, раньше надо было думать. Теперь поздно, я замужем, у меня муж есть. И он меня очень любит. Все. Оставь меня в покое, слышишь? Жуаньжуан: Слышу, родная. Очень хорошо слышу, но чувствую, будто солнце сжигает мое тело и душу. Рани: Уходи, оставь меня в покое. О небо! Как мне плохо! (Стонет от тошноты.) Жуаньжуан: Тебе плохо? Ты заболела? Рани: Уйди вон! Жуаньжуан: Ты это мне, женщина? Рани: Тебе, тебе! Оставь меня в покое, понял? Жуаньжуан: Я уйду, но запомни, ты очень скоро пожалеешь о своих словах. Я уничтожу всех людей твоего мужа, а самого его превращу в раба, в манкурта, который по одному моему слову матери родной перережет горло. Рани: Пошел вон, паршивый пес! Голос Жоламана: Рани, встречай любимая. Хорошая охота была. Жуаньжуан: Ты услышала меня, женщина. (Исчезает в темноте.) Рани: Ау! Я здесь… мой муж…

Картина 4

Дом Матери. Она безучастно смотрит в окно. Появляется дух умершего мужа.

Дух: О чем грустит душа моя? Мать: Меня в суд вызвали. Дух: В суд? Опять какая-то проблема с невесткой, любимая? Мать: Заявление подписал наш мальчик. Дух: (вздыхает горько.) Ты веришь в то, что это возможно? Мать: Солнце мое, будь вы рядом, такое бы не случилось, я знаю. Дух: Моя умница, ты все прекрасно понимаешь. Ведь, если случится, что на улице тебя укусит бездомная собака, тебе и в голову не придет вызывать милицию и жаловаться на нее. Мать: Это так, ненаглядный мой. Но не могу я уйти из нашего дома, в котором живет ваша душа! В этом доме мы создали семью, развели сад, родили сына. И как мы радовались, когда он впервые встал на ноги и пошел. Я помню тот день, когда он сказал свое первое слово «папа». Я до сих пор помню, как светились ваши глаза, когда вы подняли его на руки и, прижав к себе, просили: сынок, скажи еще раз – папа. И он повторил – папа, папа, папа…

Картина 5

Отец наполняет глиной форму, поднимает, несет на солнцепек и переворачивает. Смотрит на сына шести-семи лет, который с серьезным видом переворачивает подсохшие кирпичи. Вытирая пот, поглядывает на отца.

Сын: Папочка, чай принести? Отец: Спасибо, сыночек мой! (Видит жену.) Нет, остановись. Вот и мамочка наша с подносом идет. А это значит, что время пообедать и перевести дух. Мать: А как иначе, папулечка? Малюточка наш взрослую работу делает, по глазенкам вижу, устал очень. Я вам пельмени сделала, как вы любите. Умывайтесь – и к дастархану, а я за вами поухаживаю. Сын: Я совсем не устал, мамочка. Ведь мы с папой наш дом строим. Отец: Правильно, сынок. Дом только тогда держит тепло и удачу, когда его стены подняты руками всей семьи. Мать: Строители мои, ненаглядные. Гнездышко возводят, в котором наши души будут жить… Сын: Как же так, мамуся? А разве мои дети не будут жить с нами в нашем доме? Отец: Ты правильно, сынок, поправил мамочку. Только ты не очень вдумался в ее слова, о семье и душах нашего дома. А семья наша подразумевает будущее, в котором она будет состоять из нас – тебя, меня, нашей мамочки, а потом обязательно, когда ты станешь совсем взрослым, из твоей жены, детей ваших, которые будут зваться нашими внуками. Ты это имела в виду, сероглазая моя голубка? Мать: Конечно, конечно, свет души моей! Я именно это хотела сказать. Не успела только.

Картина 6

Зал судебного заседания.

Судья: Истцы здесь? Ответчица здесь? Тогда начнем судебное разбирательство по заявлению Норматова Фархада Норматовича в отношении своей матери Норматовой Мехринисо Холматовны о признании ее недееспособной и водворении ее в интернат для престарелых людей под наблюдение опытных врачей… Заканчивает читать заявление, смотрит на Фархада Норматова, который сидит, опустив голову, с отрешенным видом. Разика: Подними голову, к тебе судья обращается. Фархад: Да, да. Я здесь. Судья: Вы подтверждаете свое заявление? Это вы писали его? Ответчица ваша родная мать? Фархад: Да, да. Это я писал. Это моя родная мама. Судья: Норматова, вы слышали, что я читал? Это ваш родной сын написал в суд просьбу помочь определить вас в интернат. Вы можете пояснить свое отношение по поводу услышанного? Мать не понимает, что ей говорит судья, но поспешно кивает головой. Мать: Да, да. Все так и есть. Судья: Норматов, я вас слушаю. (Разика резко толкает мужа в бок. Тот поспешно поднимает голову, смотрит на судью.) Фархад: Я здесь. Я вас слушаю. Судья: Это я вас слушаю. Поясните суду, почему вы написали свое заявление? Почему просите у суда отправить вашу маму в интернат, признав ее недееспособной? Фархад: Господин судья, мне плохо. Голова кружится, разрешите мне выйти на воздух… Судья: Если вам плохо, мы можем перенести заседание суда на другой день. Разика: (решительно встает.) Господин судья, прошу вас! Не надо ничего переносить. Зачем затягивать дело, если и так все ясно. Вы же не против, мама? Мать: Да, да. Я со всем согласна, дочка. Я не против. Разика: Вы слышали, господин судья, мама со всем согласна. Так ведь, мама? Мать: Так, доченька.

Картина 7

Юрта Жоламана. Тревожный звук боевого рога и крики: «Найманы, война!» Жоламан вскакивает с постели, кидается к своему оружию.

Рани: Мой муж, что нам делать? Мать: (входит в юрту, в руках у нее тяжелый меч.) Сынок. (Жоламан секунду смотрит на мать, на жену, опускается на колени перед ними.) Жоламан: Мама, благословите меня. Мать: Твой отец погиб, защищая своих людей. Возьми его меч, пришло твое время. Пусть духи наших предков будут с вами в вашем правом деле. Пусть дух отца твоего направляет мечи твоих воинов прямо в сердца врагов наших. Иди с легкой душой, сын мой. Не думай о нас, я и твоя жена, как и все жены наших воинов, будем молиться за вас, за вашу победу. Шум битвы. Крики воинов.

Картина 8

Зал судебного заседания. Судья смотрит на Разику, которая, жестикулируя, обращается то к судье, то к прокурору, то к заседателям…

Разика: Поверьте, господин судья… мама сама предложила нам решить этот вопрос, и мы, и она остались довольны. Только после разговора мы с мужем начали искать подходящие варианты. Голос из зала: И нашли – упрятать ее в дом престарелых. Разика: (резко обернувшись.) Во-первых, это не какой-то там замызганный дом престарелых, а элитный интернат для пожилых заслуженных людей. А во-вторых, и нам, и маме там очень понравилось. Она познакомилась там со всеми, даже знакомых своих встретила. И соседка по комнате у нее очень хорошая старушка будет. Они вместе даже чай попили… с пирожным… Судья: Попрошу не мешать судебному разбирательству. В следующий раз нарушители покинут зал заседания. Норматов, что вы можете рассказать суду? Фархад: Я не могу. Мне плохо. Разрешите мне выйти? Разика: Господин судья, прошу вас… Мой муж плохо себя чувствует. Если можно, я сама расскажу суду все, что надо. У меня даже письменные показания наших соседей по делу. (Достает из сумки стопку бумаг и подает судье.) Прошу Вас приобщить это к материалам дела. Судья: Норматов, вы согласны с заявлением вашей жены? Фархад: Да, да, я согласен. Судья: Гражданка Норматова, вы согласны с заявлением вашей невестки и вашего сына? Мать: Да, да. Я согласна. Это мой сыночек… Он так решил, значит, так нужно.

Картина 9

Шум битвы. Крики сражающихся.

Картина 10

Юрта. Найман-Ана воет, причитает, раскачивается из стороны в сторону. Неслышно входит друг ее сына, замирает у входа, смотрит на нее. Найман-Ана поднимает голову, всматривается в полумрак.

Найман-Ана: Кто здесь? Найман: Это я, друг твоего сына, мать. Найман-Ана: Слезы иссушили мои глаза. Подойди ближе, чтобы я могла рассмотреть тебя… Да, теперь вижу… Что скажешь старой матери, которая просила найти ей сына: живого, чтоб могла порадоваться его возвращению, раненого, чтобы обмыла и излечила его раны или мертвого, чтобы оплакала его останки и похоронила рядом с могилой отца его? Найман: (качает головой.) Мы обыскали всю степь, но не можем утешить тебя даже надеждой, Найман-Ана. Нет его нигде. И следов его мы не нашли, как ни больно признаться в своем бессилии. Утром мы снова уйдем в степь и, мое слово тебе, мать Найманов, не вернемся, пока не отыщем его. Найман-Ана: Сердце мне говорит: жив мой сын. Может, схоронился где, стрелой коварной пронзенный? Искать надо. И жена его Рани пропала. Мужа кинулась искать и не вернулась. Ищите Рани, она должна быть рядом с мужем своим.

Картина 11

Больничная палата. На кровати лежит Отец. Смотрит на жену с улыбкой, нежно поглаживая ее руки.

Мать: Золотой мой, зачем, зачем вы это сделали? Зачем отдали свою почку? Отец: Ласточка моя, успокойся. Возьми себя в руки, все позади. Я сделал то, что было нужно для меня, для нашего сыночка. И для тебя… Ну, никто же не ожидал, что сердце мое не выдержит. Мать: Мы же с вами решили. Можно было все сделать по-другому. Дом бы продали, чтобы найти сыну донора… А теперь… как мне жить без вас? Отец: Голубка моя. Любимая. Ты была у Фархадика? Видела его? Мать: (вытирает глаза платком, кивает.) Видела. Отец: А что врач говорит? Мать: Все хорошо у него, никаких осложнений. Отец: Вот видишь, все не зря. Не мучай себя, милая. Думай о сыне. О его будущем… Ты должна верить. Он обязательно станет большим человеком. Ты будешь гордиться им, а я буду гордиться тобой, моей маленькой героиней. Мать: Будете гордиться? Отец: Конечно. И не смей сомневаться в моих словах. Я всегда буду рядом. И ты будешь меня чувствовать. И даже видеть, когда очень и очень захочешь. Мать: Говорите, рядом будете, а цветы и деревья, которые вы посадили в саду, начинают болеть. Листья пожелтели. Они тоже… умирают, наверное, потому, что нет в живых вас. Даже растения… а я человек. Ваша жена. Отец: Ты моя плоть. Был, есть и буду душой с тобой на этом и другом свете. А что наш сад болеет, так это ничего. Просто, деревья привыкли к тому, что я разговаривал с ними каждый день. Они, как люди. Живые. Только разговаривать с тобой не могут. Но слушают, понимают. Если ты болеешь, они тоже болеют. Если тебе хорошо, они радуются за тебя. Разговаривай с ними, как будто разговариваешь со мной. И они поймут, услышат тебя и будут всегда ждать тебя, твоего прихода, говори им все, что с тобой за день произошло, как растет наш мальчик, что у тебя на душе, на сердце. Как это ты делала с сыночком, когда он не засыпал, пока ты ему сказку не расскажешь. Ведь то, что растет вокруг нас, все живое: вода, трава, деревья. Они всегда рядом, это самые близкие к людям существа, которые думают, переживают и болеют за нас, людей. И очень скоро тебе станет легче. Ты научишься слышать их, чувствовать, понимать…

Картина 12

Степная юрта. Жуаньжуан и его воины празднуют победу.

1 Воин: За победу! Хор голосов: За Жуаньжуана! 2 Воин: С нашим князем мы скоро всю степь завоюем. Все кланы и семьи. 1 Воин: Сами к нам придут – почувствовав нашу силу. Уже несколько старшин своих парламентеров к нам прислали, просят покровительства. Жуаньжуан: Сами не придут – уничтожим. Как жоламановское отродье. Эй, кто там есть? Почему до сих пор не привели ко мне Рани, жену раба Жоламана? 2 Воин: Уже давно привели. Ждет, когда позовешь. Жуаньжуан: Ко мне ее. Быстро. Вводят Рани. Ставят ее на колени перед Жуаньжуанем. Жуаньжуан: Как тебе твое новое положение? Рани: Где мой муж? Что вы с ним сделали? Жуаньжуан: Какой муж? (Оборачивается к своим людям.) Вы видели ее мужа? Голоса: Не видели. Рани: Моего мужа, главу рода жоламанов. Жоламана. Я видела: вы тащили его связанного. Жуаньжуан: Нет больше рода Жоламана. Нет твоего мужа. Есть мой раб, бывший вожак непутевого рода, понятно тебе, бывшая жена бывшего хозяина клана? (Делает знак своим людям и тут же в юрту вводят окровавленного Жоламана. Голова его гладко выбрита.) Жоламан: Рани? И ты здесь! (Ревет как раненый зверь.) О Боги неба! За что мне такая участь? Рани, прости меня, любимая. Жуаньжуан: Смотри, смотри на нее последний раз. (Один из подручных силой ставит пленника на колени, привычным движением натягивает на его голову шапку из вымени только что освежеванной верблюдицы.) Жоламан: О Боги! Дайте мне сил, чтобы я смог насладиться кровью моих врагов! О Боги. Жуаньжуан: Привяжите его к столбу, чтобы солнце закончило вашу работу. Приведете ко мне, когда он будет готов. (Подходит к Рани, сжимает подбородок и поворачивает лицом к себе.) Жуаньжуан: Теперь это Манкурт. Очень скоро он превратится в бессловесное животное. В манкурта… Рани: Будь ты проклят! Проклинаю тебя, степной шакал, вместе с твоей сворой шакалов! Проклинаю! 1 Воин: (бьет ее нагайкой.) Молчи, мразь! Жуаньжуан: (с силой отбрасывает его в сторону, начинает избивать ногами, хлестать плеткой.) Здесь я хозяин. Я один могу делать со всеми, что хочу, убивать, кого хочу. Понял, пес паршивый? Уберите его отсюда! (Оборачивается к Рани.) Ты сама виновата в том, что я сделал… Не захотела стать моей женой, теперь твой удел быть моей наложницей. Будешь сопротивляться – тебе же хуже. Будешь ублажать пастухов в холодные дни…

Картина 13

Зал судебного заседания. Говорит жена сына… Мать не смотрит на нее, сидит сгорбленная на скамье перед судьей и, глядя в пустоту перед собой, беззвучно шевелит губами, разговаривает с невидимым собеседником…

Мать: За что она меня так не любит, папулечка? Дух: Жемчужинка моя, что я могу тебе сказать? Если бы я знал ее раньше…

Картина 14

Юрта Жуаньжуана. Рани мечется, не находя места от стона, воя и крика Жоламана, который доносится снаружи.

II Действие

Картина 1

Мать: У нас сегодня радостный день, отец. Ваш сын, наконец, решил привести в дом жену. Дух: Вот видишь, родная, а ты переживала: когда сын женится, когда заведет семью? Мать: Да, это так. Душа болела. Говорила ему, что, если бы был жив папа, давно бы свадьбу сыграл. Внуки появились бы. Он в ответ: потерпи, мама. Институт окончу, получу диплом, потом о свадьбе можно поговорить. Дух: Если подумать хорошо, он прав, милая. Помнишь, как ты из положения выкручивалась, пока он рос, в школе учился, только чтобы он не чувствовал, что растет без отца? Мать: И сейчас по ночам руки ломит, спина не разгибается. Дух: Ласточка моя, неужто я не понимаю? Во всей школе полы перемыть… на такое не всякий мужчина способен. Мать: Рано утром я улицу мету, а он идет в школу: мамочка, увидишь, вырасту большой, у тебя десять служанок будет. Одна – стирать, другая – дом убирать, третья – на базар, по магазинам ходить, еду готовить. Как принцессу одевать буду, мамочка! Дух: Оттого, что у нас такой чуткий и умный мальчик вырос, и тебе хорошо, тепло в его тени, и мне здесь не так холодно. За тебя радостно, спокойно. Мать: Да, мой любимый, пусть ваша душа упокоится. Дух: А девочка эта, которую сын решил сделать своей женой, хорошая? Что я спрашиваю? Разве может наш сын выбрать другую девушку? Мать: Хорошая, красивая. Разикой зовут. Они вместе в школе учились, потом в университете. Дух: Разика? Красивое имя! Мать: И сама красавица и умница. Вы не против? Дух: Ну что ты, голубка моя! Разве я могу усомниться в выборе нашего сына? Внуки, значит, будут очень красивые. И умные.

Картина 2

Юрта Найман-Ана. Она невидяще смотрит в пустоту, не слышит, что ей говорит Найман, который вернулся из лагеря Жуаньжуана.

Найман: Мать Найманов, я нашел твоего сына. И невестку твою Рани, которая одевается в шелка и ублажает поработителя своего мужа. Найман-Ана: Ты нашел моего сына Жоламана? Видел Рани? Где же они? Найман: Я видел твоего сына, но это уже не Жоламан. Это манкурт. А твоя невестка Рани живет в шатре нашего злейшего врага Жуаньжуана. Найман-Ана: Мой сын манкурт? Найман: Это так, мать Найманов. Жуаны превратили его в безмозглого раба. У тебя больше нет сына. Ты потеряла сына, я потерял лучшего друга и брата. Он не признал своего имени. Он манкурт, мать Найманов. Манку-у-рт! Найман-Ана: Я не верю тебе, лже-найман. Я мать, Жоламан – моя плоть и кровь. И какой бы лед не сковал его разум, его сердце, мое дыхание растопит тот лед, заполнит пустоту, которая образовалась в его душе. Уходи, пока я не прокляла тебя! Уходи и забудь дорогу в мой дом… (Найман разворачивается и уходит.) …Нет, не может такое случиться с моим сыном. О, Владыка Неба, как ты позволил превратить моего единственного сына в бездумного раба? В тупого манкурта? (Плачет. Рвет волосы, посыпает пылью голову. Голосит.) Найман-Ана: О сын мой Жоламан! Какие мучения ты перенес, когда разума тебя лишали! Как выл ты от боли, глядя на Луну, когда руки мучителей твоих стянули голову капканом из вымени верблюдицы, чтобы уничтожить память о твоем происхождении! Почему небо не дало мне возможности хотя бы вытереть глаза твои, которые сочились кровавыми слезами, когда ты плакал в бреду, призывая меня на помощь?!

Картина 3

Юрта Жуаньжуана. Рани сидит спиной к выходу. Прислужница расчесывает гребнем ей волосы, смазывает голову благовониями. Появляется Найман-Ана. Видит Рани, осторожно переступает порог.

Найман-Ана: Рани, доченька, это ты? Рани: Кто здесь? (Резко оборачивается, в замешательстве смотрит на старушку, потом обращается к служанке.) Как она сюда попала? Найман-Ана: Рани, это я, мама твоего мужа Жоламана! Ты меня не узнала? Слезы и солнце иссушили мое лицо, прости меня, дочка. Рани: (встает, смотрит за спину старухи) Уходите, сейчас сюда придет мой… господин. Он убьет тебя. Найман-Ана: Помоги мне, дочка. Я хочу увидеть моего Жоламана. (Служанка неслышно проскальзывает в дверной проем.) Рани: Говорю тебе, если хочешь остаться живой, уходи немедленно. Найман-Ана: Я принесла все, что у меня есть. (Разворачивает узелок и высыпает на ковер украшения.) Тебе они так нравились. Видишь, я все принесла! Только уговори своего… хозяина вернуть мне Жоламана. Рани: Неужели ты думаешь, он узнает тебя? Он – манкурт. Найман-Ана: Да, мне об этом сказал его друг Найман. Пусть так, я заберу его. Пройдет время, и небо вернет ему хоть капельку разума, чтобы он вспомнил меня, ту, которая подарила ему жизнь, Рани… (В юрту вбегает стражник, хватает женщину за волосы и замахивается мечом.) Стражник: Как ты пробралась сюда, старуха? Рани: Остановись, не убивай ее. Выведи ее отсюда, пусть уходит. Разум покинул ее. Так же, как и ее сына. Манкурта. Стражник: Куда? (показывает жестом на небо и по своему горлу) На небо? Рани: Я же сказала. Отгони ее подальше в степь и брось там. Служанка: Так эта старуха – мать нового манкурта? (Отворачивается, пряча улыбку на своем лице.) Рани: Еще одно слово – и я вырву твой поганый язык! Найман-Ана: Рани, верни мне моего мальчика! Рани… О Жоламан, я иду к тебе, мой сыночек…

Картина 4

Ржание лошадей. Ночная темнота. Жоламан какое-то время смотрит на луну, целится в нее луком.

Картина 5

Юрта Жуаньжуана. Входит Жуаньжуан, за ним слуги с двумя большими узлами в руках.

Картина 6

Картина 7

Мать: Дорогой мой, мне плохо без вас. Не оставляйте меня здесь, мне так одиноко с тех пор, как вы ушли. Дух: Ну что ты, милая! Разве я могу тебя оставить одну? Я всегда с тобой, ты же это всегда чувствовала, ведь так, голубка моя? Мать: Я больше не могу, не хочу оставаться здесь без вас. Умоляю, заберите меня с собой. Дух: Душа моя, только не плачь. Видишь, я рядом? Я пришел за тобой. Вставай, мы теперь всегда будем вместе. Идем, нас ждут наши друзья, с которыми ты так любила встречаться у нас дома, разговаривать, петь песни… (Обнимает ее за плечи, осторожно придерживая, уводит с собой…) Судья: Ответчица, у вас есть, что сказать суду? (Мать сидит неподвижно, уронив голову на грудь.) Ответчица, вы слышали вопрос? Если у вас нет никаких возражений, скажите, и мы закончим слушание дела! (Секретарь суда идет к Матери, трогает ее за плечи. Мать медленно валится на бок. Секретарь растерянно смотрит на судью.) Секретарь: Она… она не дышит… (Сын кидается к ней.) Сын: Ма-ма-а-а!

Добавить комментарий

Племя жуаньжуаней

Употребление слова

По данным журнала «Наука и жизнь» манкурт — это пример лексемы, введенной в русский язык недавно. В настоящее время значение этого слова сузилось до понятия о человеке, не помнящем родства, забывшем о своих предках. Информация о том, что эта утрата произошла в результате внешнего воздействия на психику и превращает испытуемого в раба своего хозяина, в значении существительного «манкурт» постепенно утрачивается.

Большую популярность термин приобрел в Азербайджане, Киргизии, Молдове, Татарстане, Башкортостане. В этих странах слово «манкурт» имеет отрицательное значение, им называют людей, забывающих национальный язык и культуру.

Этимология слова

Существует несколько версий происхождения слова. Предположительно Чингиз Айтматов, изобретая термин «манкурт», взял за основу древнетюркское прилагательное mungul, обозначающее «глупый, неразумный, лишенный рассудка». В киргизском современном языке для обозначения изувеченного человека употребляется слово munju. Принимая во внимание взаимовлияние монгольского языка и киргизского, можно предположить, что существительное «манкурт» происходит от «мангуу» — формы слова, имеющей значения: «тупой, глупый, слабоумный» и «идиот». Возможно, что лексема «манкурт» образована путем слияния древнетюркских корней gurut — «высушенный» и man — «опоясываться, надевать пояс».

Историческая достоверность

Описание пытки

Неслучайно в описанной Айтматовым легенде повествуется именно о жуаньжуанях. Только этот безродный, беспощадный, варварский народ был способен выдумать столь изощренную, нечеловеческую пытку. Особенно жестоко это племя обращалось с пленными. Для того чтобы превратить человека в идеального раба, не помышляющего о восстании и бегстве, ему отнимали память путем надевания на него шири. Для процедуры выбирались молодые и сильные воины. Сначала несчастным начисто обривали головы, буквально выскабливали каждую волосинку. Затем забивали верблюда и отделяли наиболее плотную, выйную часть шкуры. Поделив на части, ее нахлобучивали на головы пленных. Шкура, словно пластырь, прилипала к свежевыбритому черепу людей. Это и означало надеть шири. Затем будущим рабам надевали на шею колодки, чтобы они не могли коснуться головой земли, связывали руки и ноги, вывозили в голую степь и оставляли там на несколько дней. Под палящим солнцем, без воды и пищи, с постепенно высыхающей шкурой, стальным обручем сжимающей голову, пленники чаще всего погибали от невыносимых мучений. Уже через сутки жесткие прямые волосы невольников начинали прорастать, иногда они проникали в сыромятную шкуру, но чаще загибались и вонзались в кожу головы, причиняя жгучую боль. В этот момент пленники окончательно теряли рассудок. Только на пятые сутки за несчастными приходили жуаньжуани. Если хотя бы один из пленников оставался в живых, это считалось удачей. Порабощенного освобождали от пут, давали напиться, постепенно восстанавливали силы и физическое здоровье.

Источник