Как узнать что у тебя есть фсбшник
За всеми переписками следят спецслужбы
В Интернете больше нет личного пространства.
Наверное, многие из вас задаются вопросом: «Могут ли спецслужбы прочитать мою переписку в Интернете?». Пиковым моментом стала ситуация с разоблачителем американских спецслужб Эдвардом Сноуденом, который на своем примере открыл глаза всему миру на то, что личные данные, переписки и звонки могут просматривать и прослушивать спецслужбы без каких-либо разрешений и постановлений суда.
Давайте разберемся во всем по порядку.
Мобильный телефон
Сноуден показал всем, что телефон – это «лакомый кусочек» для спецслужб многих стран. Они с легкостью могут получить доступ к телефону, отправив на него зашифрованное текстовое сообщение, которое, естественно, не заметит пользователь. После чего на вашем телефоне будет работать «комплект смурфов» (Smurf suite) – набор секретных методов перехвата. Каждый «смурф» выполняет свои функции, в итоге спецслужбы могут отслеживать, кому вы звонили, что вы написали в текстовом сообщении, какие сайты вы посещали, кто у вас в списке контактов, в каких местах вы находились, к каким сетям беспроводной связи подключался ваш телефон. И самое интересное – спецслужбы могут сделать фото с вашего телефона и включить микрофон для прослушивания окружающей обстановки в любое время, независимо от вашего желания.
Стоит сказать, что эти самые «смурфы» – совместная разработка спецслужб нескольких ведущих стран. Конечно, не все страны используют именно «комплект смурфов», но спецслужбы абсолютно в каждой стране имеют свои способы для прослушивания телефонов и в любой момент могут их применить. Вообще говоря, получается, что, получив доступ к вашему телефону, спецслужбы получают доступ ко всей вашей личной жизни.
Конечно, все государства в один голос утверждают: «Деятельность по слежке проходит в рамках строгого правового режима и принципов, гарантирующих, что эта деятельность санкционирована, необходима и пропорциональна». И, скорее всего, они действительно применяют эту технологию только в отношении определенных лиц, и именно ваш телефон сейчас не прослушивается. Но уверяю вас, если ваш телефон начнут прослушивать, вы об этом даже не будете подозревать.
Статьи по теме:
Социальные сети
Что касается переписок в социальных сетях, то, конечно, далеко не все спецслужбы могут их открыто читать, но у них точно есть доступ к публикациям, не скрытых в личных сообщениях, а также к информации о том, кто, кому и во сколько отправил сообщение. А в Великобритании, например, переписки в социальных сетях официально признали «внешними коммуникациями», что дало возможность спецслужбам этой страны в прямом смысле читать все сообщения. Этому примеру могут последовать и другие страны.
Однако не стоит забывать, что доступ ко всем перепискам в любой социальной сети есть у владельцев и администраторов самого ресурса. И они уже могут предоставить вашу личную переписку правоохранительным органам по постановлению суда, в котором сказано, что передача такой информации является необходимой для проведения расследования. При этом именно социальная сеть принимает окончательное решение о том, какие конфиденциальные данные могут быть раскрыты в каждом отдельном случае.
Поэтому пока вы можете не беспокоиться за сохранность ваших личных переписок в социальных сетях, если вы не нарушаете закон и не попали «на карандаш» к спецслужбам. Как говорит один из пресс-секретарей Вконтакте:
Яркий пример того, что система слежки в социальных сетях налажена и работает – это постоянно удаление групп и аккаунтов, связанных с незаконной деятельностью. Недавно официальный представитель Facebook Моника Бикерт заявила:
Статьи по теме:
Мессенджеры
Похожая ситуация обстоит и с мессенджерами, такими как Viber, WhatsApp, ICQ, Telegram. Владельцы этих приложений предоставляют информацию спецслужбам по их запросу и постановлению суда. Также все переписки проходят через фильтр «нежелательных» слов, а собранные данные направляются прямиком спецслужбам.
В этом плане Telegram является самым защищенным мессенджером от прослушки и слежки, поскольку имеет дополнительную функцию приватного чата с end-to-end шифрованием.
Как заявил создатель Павел Дуров:
Telegram не хранит незашифрованных сообщений, а в случае их удаления с телефонов они пропадают навсегда.
В связи с тем, что власти не могут полностью контролировать переписку в Telegram, он уже был заблокирован в Иране и некоторых регионах Китая.
Вот с программой Skype ситуация обстоит кардинально иначе: компания Microsoft, которая купила Skype в мае 2011 года, снабдила сервис технологией законного прослушивания. И с того момента любого абонента можно переключить на особый режим, в котором ключи шифрования генерируются не на устройстве пользователя, а на сервере. А тот, кто имеет доступ к серверу, может, соответственно, прослушать ваш разговор или прочитать переписку. Такую услугу Microsoft предоставляет не только по постановлению суда, но и просто по запросу спецслужбам многих стран, а не только России.
Также в дистрибутив Skype входит «клавиатурный шпион», который отслеживает наличие «нежелательных» слов в сообщениях, а собранные данные пересылает спецслужбам. Поистине, общение с помощью Skype можно назвать самым доступным для спецслужб каждой страны.
Статьи по теме:
Почта
Что касается электронной почты, то с уверенностью можно сказать, что сканированием почты в том или ином виде занимаются изначально все почтовые сервисы, сортируя письма от спама или подбирая для вас контекстную рекламу по интересам. Передача же информации спецслужбам происходит так же, как и в социальных сетях, по запросу и с обязательным постановлением суда. Однако пользователь все равно об этом не предупреждается и не узнает, когда правоохранительные органы начнут за ним слежку.
Кстати, владельцы почтовых сервисов в разных странах по-разному рассматривают запросы от спецслужб. Например, в 2013 году была опубликована интересная статистика: за полгода Google получила от российских спецслужб 97 запросов данных о пользователях, но частично удовлетворила лишь один! Для сравнения: за то же время было удовлетворено 7,5 тысяч запросов американских служб, а это 88% обращений.
P.S. Стоит заметить, что если ваш трафик проходит по территории какого-либо государства, то в целях безопасности спецслужбы этого государства могут получить доступ к вашей личной информации без каких-либо запросов и постановлений суда.
Вот такой мир свободы. Добро пожаловать в 21 век.
Статьи по теме:
Юрий Андреев
Люблю Apple, рассказываю о гаджетах, кино и полезных вещах из мира IT.
Советский Союз распался 30 лет назад, но любой российский ученый по-прежнему обязан знать, что такое «куратор от ФСБ», «осведомитель», «первый отдел», «режим секретности», «форма допуска», «справка об отсутствии в публикации сведений, составляющих гостайну», «уведомление» и «отчет о встрече с иностранцами».
Система охранения вновь вполне успешно воспроизвела саму себя. А вал уголовных дел против ученых и преподавателей показывает, что они — легкая добыча для спецслужб. Вся эта интеллигенция сейчас помогает контрразведке — «новому дворянству» по терминологии секретаря Совбеза Николая Патрушева — оправдывать свое существование и растущие траты на нее из госбюджета. Znak.com решил разобраться, как устроена система слежки за интеллигенцией в России.
«Четыре часа читал диссертацию, ничего не понял, поставил — „секретно“»
Сам он, к слову, кандидат технических наук и в советское время 12 лет отработал в закрытом научно-производственном объединении «Ленинец», занимаясь математическими алгоритмами обработки информации для самолетов. Вишневский до сих пор не самого высокого мнения о «чекистах», следящих за учеными. «Для кандидатской мне надо было получить в первом отделе института заключение о секретности. Его начальник часа четыре примерно читал мою работу. По нему было видно, что он ничего там не понимал — это была просто зубодробительная математика. Но в конце поставил гриф „секретно“», — вспомнил Вишневский эпизод из своего прошлого в разговоре с корреспондентом Znak.com.
«Свой куратор есть даже в Академии балета»
Из студента в контрразведчики
По словам историка, предложение было озвучено в деканате Дмитрием Бугровым (с 1994 по 2004 год Бугров возглавлял исторический факультет УрГУ, сейчас занимает пост первого проректора УрФУ).
«Сначала был короткий разговор о планах после окончания вуза. Затем перешли к главному. В общих выражениях мне напомнили о людях, которые следят за государственной безопасностью.
Сообщили, что эта служба регулярно приглашает работать к ним приглянувшихся выпускников факультета, и спросили, нет ли у меня самого желания пойти на службу. Я, насколько мог, корректно ответил, что у меня другие планы на жизнь, и откланялся», — вспоминает выпускник исторического факультета.
Из члена-корреспондента РАН в уголовники
В 2016 году по приговору Свердловского областного суда Мартышко признали виновным, он получил 3 года лишения свободы условно. Сейчас он не очень любит вспоминать об этой странице своего прошлого.
«Трудно говорить о каком-то конфликте. [Емельянов] это бывший студент университета, в котором я преподаю, может, у него математика плохо шла и он затаил что-то, может, для карьеры ему это все надо было. Ну и его начальники, видимо, тоже любили получать звездочки на погоны», — сказал ученый в разговоре с корреспондентом Znak.com.
Сам Мартышко сейчас продолжает трудиться в Институте геофизики, но уже не на посту директора, а возглавляя всего лишь кафедру математической геофизики. Емельянов, по его словам, после судебного разбирательства получил повышение, но потом перешел в частное охранное предприятие. Домницкий, который позже курировал управление «Т» (сферу транспорта. — Прим. Znak.com) в УФСБ по Свердловской области, в 2020 году получил пост заместителя начальника Свердловской железной дороги по безопасности и режиму.
«Количества писанины стало больше, чем самой науки»
Коллега Мартышко по научной сфере вспоминает, что его пытались завербовать еще в начале 1990-х годов. «Тогда только начались первые зарубежные командировки. Меня вызывает наш куратор и фактически пытается завербовать в стукачи. Было немного не по себе, но я отказался», — рассказал геолог. По его словам, аналогичное предложение тогда сделали другому сотруднику института и тот, напротив, согласился.
«Вся его служба родине свелась к тому, чтобы во время командировки купить по дешевке за границей компьютеры, привезти их, перепродать за две цены и поделить с куратором барыши», — добавил собеседник.
Он вспоминает, что к концу президентства Бориса Ельцина контроль со стороны КГБ/ФСБ практически прекратился или по меньше мере стал незаметным. Но, с началом 2000-х годов вновь стал нарастать и к моменту создания Федерального агентства научных организаций (работало с 2013 по 2018 год) опять начал мешать научной работе. «Уже замучили этими бумажками. Мы все время пишем какие-то отчеты, их просто миллион сейчас. Кажется, даже в советское время такого не было. Количества этой писанины стало больше, чем самой науки», — отметил собеседник.
«Если планируется поездка за рубеж, пишем уведомление о том, куда, зачем и в какие сроки планируем поехать, что планируем там делать и с кем встречаться. Потом пишем отчет о поездке: с кем встречались, кто эти люди, какие разговоры велись. Если был на конференции, то какой доклад делал и какие вопросы звучали», — привел пример сотрудник УрО РАН.
Речь идет об исполнении приказа, вышедшего в феврале 2019 года за подписью министра высшего образования и науки РФ Михаила Котюкова (ранее возглавлял ФАНО) «Об утверждении рекомендаций по взаимодействию с государственными органами иностранных государств, международными и иностранными организациями и приему иностранных граждан в территориальных органах и организациях, подведомственных Министерству науки и высшего образования РФ». Документ прописывает формы отчетности при контакте с иностранными коллегами. Он был разослан по исследовательским институтам и вузам страны, вызвав в научно-преподавательской среде негодование.
«Карты секретили десятки лет назад во времена разработки крылатых ракет, закрывая доступ к системе координат и к данным о рельефе. Кому это все надо в XXI веке, когда эти данные лежат открыто в интернете, одному богу известно», — удивляется ученый.
Как еще один пример «творящегося вокруг маразма», уральский геолог упоминает о «справках об отсутствии в публикациях составляющих государственную тайну сведений». «В каждом институте определен эксперт, который должен проверить работу на предмет этого. Самое поразительное, что справки требуют перед публикацией только в российских изданиях. В зарубежных журналах, естественно, никто ничего такого не требует, а мы, соответственно, и не делаем», — пояснил он причину своего недоумения.
Как фонды РГБ имени Ленина спасли братьев Мининых от срока
Согласно официальной биографии Старицына, он был призван в КГБ в 1987 году после окончания Новосибирского электротехнического института и трех лет работы в конструкторском бюро. До 2005 года Старицын служил в УФСБ по Новосибирской области, возглавляя управление спецслужбы, курировавшее как раз деятельность СО РАН. После этого он работал замначальника УФСБ Свердловской области, возглавлял управления в Иркутской, Челябинской, Нижегородской областях. Потом вернулся в Новосибирск.
В качестве еще одного примера происходящего представитель СО РАН напомнил историю уголовного дела братьев Мининых. В 2007 году УФСБ по Новосибирской области возбудило уголовное дело по статье 283 УК РФ («Разглашение государственной тайны») в отношении сотрудников кафедры автономных информационных и управляющих систем в Новосибирском техническом университете, докторов физико-математических наук Олега и Игоря Мининых.
«Первый отдел проработал эту маленькую книжку и настучал, но сразу было понятно, что все обвинения — это бред.
Я тогда сразу отправился в „Ленинку“ и потратил всего лишь полдня, чтобы это подтвердить. Нашел материалы конференции, на которой все это докладывалось и даже публиковалась картинка заряда», — рассказал бывший ответственный секретарь общественной организации «Комитет защиты ученых» Эрнст Черный.
Дело братьев Мининых — не единственное расследование в отношении российских ученых. Точной статистики не существует. Но, по данным проекта «Команда 29», с 2009 по 2020 год в России было заведено и доведено до суда 76 уголовных дел по статье 275 УК РФ («Государственная измена») и 17 дел по статье 276 УК РФ («Шпионаж»).
Из них по меньшей мере 17 материалов касались ученых. «Новая газета» в ноябре 2020 года упоминала о трех десятках ученых, подвергавшихся за последние двадцать лет уголовному преследованию по статье 275 УК РФ («Государственная измена»), статье 283 УК РФ («Разглашение гостайны»), статье 283.1 УК РФ («Получение незаконного доступа к гостайне»), реже по статье 226.1 УК РФ («Контрабанда») и статье 160 УК РФ («Присвоение или растрата»).
«Проблема в том, что сама гостайна стала ведомственной»
«Никакого специального регулирования для ученых нет. Есть нормы Уголовного кодекса РФ, которые по идее должны действовать одинаково для всех, но по факту они действуют абсолютно избирательно. Прежде всего, в силу того что у нас по недоброй традиции в очередной раз идет обострение шпиономании, поиска всяческих внешних, внутренних врагов и вредителей. Поэтому сейчас действительно наблюдается резкий рост категории дел, связанных с такого рода обвинениями», — констатирует адвокат Вадим Клювгант, который сам имеет степень кандидата исторических наук.
Он напомнил, что правительством РФ опубликован перечень сведений, составляющих гостайну, но в нем не хватает конкретики. «В каждом конкретном случае там есть простор для оценок. Эта оценка должна даваться, во-первых, с учетом презумпции невиновности и, во-вторых, на основании компетентной и добросовестной экспертизы. Ни то ни другое у нас сегодня не соблюдается сплошь и рядом», — отмечает Клювгант одну из проблем сложившейся правоприменительной практики.
Вторая проблема, с его точки зрения, заложена во второй части статьи 275 УК РФ, где под государственной изменой прописано «оказание финансовой, материально-технической, консультационной или иной помощи иностранному государству, международной либо иностранной организации или их представителям в деятельности, направленной против безопасности РФ». «Это вообще сплошь оценочные суждения. Что такое „деятельность“? Что такое „помощь“? Кто такие „представители“? Это новое изобретение, и что это вообще такое знают только те, кто такие дела инициирует. Оно создает основания для произвола и избирательности правоприменения», — считает Клювгант.
Организатор «Команды 29», адвокат Иван Павлов также полагает, что закон о гостайне имеет серьезные изъяны. «Ничего толком он не расписывает! Это закон, который принимался до [принятия в 1993 году] Конституции. Он старый и дряхлый. Сама попытка регулировать такую тонкую сферу, как гостайна, в нем предпринята очень простыми, еще советскими методами», — пояснил адвокат.
Отдельный блок претензий у него к статье 5 закона «О гостайне», в которой приводится перечень сведений, составляющих гостайну. «Это лишь перечень категорий сведений, которые могут составлять гостайну. Причем очень емких, я бы сказал, огромных категорий, в которые помещается все что угодно. Например, сведения о достижениях науки и техники. Вот и думай теперь, когда ты выступаешь на какой-то конференции и говоришь о достижениях, ты уже предатель или еще нет?» — пояснил собеседник.
Проблема, с его точки зрения, и в том, что указом президента РФ Бориса Ельцина № 1203 от 1995 года был зафиксирован перечень ведомств, ответственных за контроль по каждой категории сведений, составляющих гостайну, и затем каждое из этих ведомств выпускает свой перечень сведений, подлежащих засекречиванию.
«Они как раз определяют ту красную линию, за которую переходить нельзя. Но, дело в том, что эти перечни выходят под грифом „секретно“. Как результат их формулировки страдают пороком нормативной неопределенности. Проще говоря, они очень корявые. Поскольку перечни секретные и скрыты от общественности, их никто не экспертирует, никто не может грамотно поправить эти формулировки или оспорить их в суде», — пояснил Павлов.
Это, подчеркивает он, противоречит Конституции РФ, которая прописывает, что нормативные акты, затрагивающие права и свободы, подлежат публикации. От этого «страдает сама гостайна», которая «стала ведомственной» и блокирует возможность создания единого сквозного перечня сведений, составляющих гостайну. И все это, перетекая в сферу уголовных разбирательств, «порождает правовой беспредел».
По его мнению, число таких уголовных дел в России будет сейчас только увеличиваться. «После Украины и Крыма страна окончательно перешла на военные рельсы. А что такое война? Это враги! Соответственно, есть ведомства, которые отвечают за поиск этих врагов, в том числе внутренних. И дальше все просто: есть палочная система и выполнение плана, за что предусмотрены звания и ордена», — считает организатор «Команды 29».
Ученые как «доступная жертва»
«Противопоставить этому хоть что-то научное сообщество может только самоорганизовавшись. Но, оно сейчас слишком разрознено и поставлено в зависимые от государства условия, соответственно боится даже принимать меры к своей защите», — подтверждает Борис Вишневский.
Общественный Комитет защиты ученых, который был образован в начале 2000-х годов нобелевским лауреатом, академиком РАН Виталием Гинзбургом, еще одним академиком РАН Юрием Рыжовым, доктором физико-математических наук Сергеем Капицей и географом Эрнстом Черным, несколько лет назад фактически прекратил свое существование, после того как трое из четырех его основателей ушли из жизни.
«Чтобы этим всерьез заниматься, надо бросать все остальное. Я имел такую возможность, поэтому работал ответственным секретарем комитета. Гинзбург имел такую возможность, Рыжов имел. Но вообще-то ученым надо выдавать научную продукцию, а не заниматься такого рода делами», — пояснил Черный.
Количество ученых в России, по данным Росстата, наоборот, сокращается — на 18,25% (с 425,9 тыс. до 348,2 тыс.) за последние 20 лет. На научные исследования и разработки гражданского назначения в проекте бюджета на 2021 год были прописаны траты в 486,1 млрд рублей. Это на 6,3% (или 32,8 млрд руб.) меньше, чем планировалось еще в конце 2019 года.
Сам он, к примеру, во времена КГБ некоторое время работал под видом сотрудника министерства образования, собирая агентурные сведения. При этом отмечает, что сотрудники, записанные в кадровый резерв, имеют, как правило, привилегированное положение — «так как получают зарплату и там и там».
«Понятно, что никакая наука их не интересует сейчас и сохранение гостайны тоже не главный приоритет. Раскидывается сетка людей, которым поставлена задача следить за политической благонадежностью и стругать людей. Чтобы они боялись заводить разговоры об отношении к органам власти, встречаться с иностранцами. Это такая форма устрашения технической и гуманитарной науки», — вторит ему Борис Вишневский.
Как узнать что у тебя есть фсбшник
Оба собеседника попросили «Медиазону» изменить их имена. Один из сотрудников, Анатолий, после пяти лет работы в регионе перевелся в Москву, где, по его мнению, условия службы оказались значительно хуже. Второй, Константин, сразу попал в Москву — в своем регионе он получил высшее техническое образование, отслужил в армии и до поступления в спецслужбу некоторое время работал по специальности.
Начало службы в ФСБ
Анатолий
Профессию я выбрал еще в школе, ведомственный пограничный вуз, распределение в Москву, в одном управлении данной структуры проходил службу в районе четырех лет.
Когда к нам приходит, скажем так, товарищ потенциальный, который хочет у нас послужить, ему в уши вливается информация. Рассказывают о прекрасных условиях карьерного роста, о денежном довольстве, которого у нас нет. Там тысяч 20-30 тысяч докинуть сверху [могут] — сказать, что у тебя будет не 40, а 70 тысяч, не 50, а 80 [тысяч рублей зарплата].
Я подразумевал, что у нас будут определенные тяготы [по роду службы]. Но суть не столько в этих тяготах, а в общем положении дел в системе, отношении руководства к сотрудникам и вообще в том, что мы занимаемся ненужной работой.
К примеру, я приехал в Москву, год я прожил в служебной квартире, где всегда сыро, на хлебе черная плесень буквально за два-три часа появлялась. Мне нужна временная регистрация и жене, чтобы ей на работу ходить, в детский сад ребенка записать — в жилищном управлении дают список документов, ты их приносишь, а [сотрудник управления попросту] забывает про них. Потом, разумеется, у каких-то документов сроки проходят, и все по новой, по новой, по новой. Раза со второго-третьего они тебе регистрацию сделают.
Есть определенный фонд жилья, который предусматривает его получение теми сотрудниками, государственными служащими, которые не будут жить в варианте хуже — они будут возмущаться. А нам можно что угодно дать, нас можно и втроем поселить в одну квартиру, и вдвоем, у кого нет семьи.
Константин
У меня высшее образование техническое — институт закончил и отдал долг родине: полгода учебки и в войсках. Служба очень понравилась, я думал, что везде так, но оказалось, что это только в моей части все хорошо. По окончании службы в армии я устроился сначала на предприятие, где работал до этого.
Я неоднократно поднимал разговор, что когда меня устраивали [в ФСБ], вербовка была хорошая — мол, здесь сахар и шоколад, люди служат и всем нравится, при этом [меня тогда] старались оградить от личного состава — видимо, чтобы я не смог с кем-то побеседовать. В дальнейшем меня, конечно, направили переночевать к сотруднику, потому что не было жилья здесь, и, я так понял, его настроили так: «Если ты нам поможешь его переубедить, дальше перейдешь в другой отдел, в который захочешь или будет возможность» — это я предполагаю.
У меня нет к нему претензий, я ему говорил — ну вот я сейчас подпишу контракт на пять лет, а вдруг меня что-то устраивать не будет, что-то не очень хорошее будет? Он говорит — да нет, тут всегда уволиться можно, а оказалось, что здесь даже испытательного срока не было. Причем когда я устраивался, [Анатолий] уже пытался уволиться, тот человек был с ним в одном отделении — не уверен, что он об этом не знал. Все карты складываются.
Может, ему как-то сказали, да и он меня не знал, думал, что я приду и скажу — а я вот после разговора с этим сотрудником устраиваться не буду. У него бы тоже ничего не получилось, он бы сидел так же, скорее всего, боялся лишнего сказать и пытался сделать так, что я как бы благодаря ему и завербовался.
Иллюстрация: Виктория Ким / Медиазона
«У нас очень рабские условия службы»
Константин
На срочной службе я видел, какое отношение между военнослужащими-срочниками и контрактниками: равные права, друг с другом общаются по имени-отчеству, у многих даже дружба. А здесь как-то стараются разделять на касты вообще людей, есть люди, которые работают, скажем так, на начальство: я с кем-то поговорил о своих будущих планах, мечтах, где-то с кем-то даже посидел, грубо говоря, пивка попил, и на следующий день мне говорят — а почему ты вот этим занимаешься? Постоянный контроль, этого не скрывают даже, просто не говорят, кто это делает, но когда информация проходит, то начинают с ней работать.
Я приехал с региона, у нас не принято что-то за спиной показывать, если с кем-то за столом сидишь, оно за столом и остается. С одним товарищем тут сидели, он меня спрашивал, начал наводящие вопросы задавать, я без задней мысли ему рассказываю: вот сейчас годик-два, обещали перевод на должность по специальности, условия. Человек является непосредственным доносчиком, я его по-другому не назову, проходит пара дней, и начальник, не уточняя, искоса на меня смотрит и говорит: ребята, не нужно никуда рваться, не нужно ничего делать, служите — и вас заметят.
Здесь колоссальные переработки, бывает за год и 400, и 500 часов, я даже не знаю всех сумм переработок, и попыток их как-то возместить вообще никаких, ссылаются на то, что кто-то в отпуске, кто-то заболел — ну что поделать, мы люди военные, нам нужно выполнять свою работу. При малейшем намеке, что было бы хорошо как-то возместить это, они говорят — ну нет возможности, извините, служите.
То есть, вот на 23 февраля кто-нибудь в выходной поехал посидеть в кальянной до двух-трех часов ночи, и у начальства сразу появляются вопросы — ты же военнослужащий, ты всегда должен быть готовый, вдруг тревога, вдруг еще что-нибудь? А мы, хоть и военнослужащие, мы честь и погоны никоим образом не пачкаем, не дебоширим, это особенно у нас все прописано.
Анатолий
У нас очень рабские условия службы, очень рабские условия. Сам оклад — по званию, но есть всякие надбавки, получается тысяч 50-55 [рублей]. Но есть люди, которые ничего не делают, и получают тысяч по 80 — примерно в таком же звании. Рабочая неделя — это минимум 60 часов, никаких поблажек, если раньше с работы уходить — будет финансовое воздействие, надбавки снизят и будешь получать 35 тысяч.
Можем плавно подойти к дедовщине, наверное. Тут постоянно хотят на это ссылаться: «А, да ты, может, мало послужил, а я вот служил, было вообще жестко». Да, но рыба, где глубже, а человек — где лучше. Мне бы хотелось иметь достойные условия труда, чтобы я не жил на работе. У нас нет уверенности в следующем дне. Грубо говоря, я не знаю, что будет [необходимо на службе] — не могу распланировать время, чтобы, допустим, сходить в кинотеатр или в бассейн, или в аквапарк в выходной. У меня обычно выходные проходят так, что я просто сплю. Просто вот сплю день, проспал выходной и все.
И на работе мы не сидим в кабинетах, потому что там определенные люди сидят, наверное, более вышестоящие. Ты к восьми утра обязан прибыть в управление, инструктаж, еще один инструктаж, дают цели и установку, можно попасть на суточное дежурство — нельзя строить планов никаких, грубо говоря, пойти купить себе телевизор или телефон.
Мы работаем непосредственно на улице с населением. Разумеется, постоянно контактируем с людьми — ну, оперативная служба. Можно сказать, идете вы по улице, видите: стоят два человека, общаются, а на самом деле там оперативник собирает какую-либо информацию.
К примеру, в последнее время ставят задачи такие: мы обходим общественные места, проверяем камеры, проверяем сотрудников полиции, слушаем, что обсуждают простые люди в общественных местах, покупатели в магазинах, обыватели. Задача обычно… просто по выявлению чего-либо, по предотвращению чего-либо. То есть ты должен сам что-то выявить, там что-то предотвратить. Грубо говоря, это в основном сбор информации определенной, и просто ты тратишь всю свою, грубо говоря, физическую активность на ненужное движение, действие. Конечно, требуется какая-то подготовка, особенно, правовая.
Вот Чемпионат мира по футболу понравился, наверное, зрителям. А мы проводили, грубо говоря, по 16-18 часов на дню на всяких объектах спортивных без смен, без обеда, без питья. И когда, допустим, привлекали тех же сотрудников Росгвардии или срочников, их и покормят, и дадут попить, и все у них более-менее обеспечено. А нам говорят: «Ну, ребята, вы самостоятельные, зарплату получаете, занимайтесь работой».
Я вам ответственно заявляю, это было все очень глупо организованно. Просто в кучку всех силовиков накидали и [нас поставили как] старших сотрудников. Разумеется, никто никакую переработку нам не оплатил. Премию обещали, разумеется. Сотрудники полиции, сотрудники Росгвардии — все пополучали премии годовые. Нам, разумеется, по пять-шесть тысяч в конце года перечислили, а в январской зарплате эти пять-шесть тысяч как бы вычли. А руководители управления отделов получили очень хорошие премии.
Иллюстрация: Виктория Ким / Медиазона
«У меня появилось сомнение в желании проходить службу»
Константин
Я вижу, как со стороны все проходит, как хорошие парни, которые по девять-десять лет служат, один контракт заканчивается — и начинаются разговоры: «Давай, подписывай новый, и мы тебя переведем [в другой отдел или на новую должность]». Завтраками-завтраками [кормят], люди все равно теряют интерес к службе, на восьмой-девятый год переводят их на другие специальности, и опять же предоставляют не то, что обещают.
Все понимают, что бывают разные отделения, и в некоторые отделения легче найти людей, а в наше — проблематично. Вообще в эту сферу тяжеловато попасть, значительные проверки, комиссии врачебные, слишком высокие требования, но бывает разное. А я не по специальности нужен там, а закрыть кадровую дырку, не хватает штата. Единственное достоинство, получается — то, что я прошел проверки.
Анатолий
Я вообще уже задумывался, хорошая ли у меня служба, перед выборами президента [в марте 2018 года], когда я наблюдал бредовые ситуации, где всех обязывают идти голосовать за определенное лицо. В управлениях ставили кабинки для голосования. Приходишь на службу, говорят: «Ну все, родной, иди голосуй». Поднимаешься. Проголосовал здесь. Потом тебя могут отправить еще на школу, ну, просто контролировать мероприятия, поприсутствовать, координировать работу правоохранительных органов, а ты еще и там проголосуешь. То есть, грубо говоря, по два-три раза некоторые товарищи проголосовали.
Пенсионную [реформу] под шумок провели — я из региона, там родители. Здесь у меня начальник отдела получает зарплату 140 тысяч, а там, допустим, папа за 16-20 тысяч трудится сутками. И вот такое неравенство… у меня постепенно зародилось сомнение вообще в правильности выбора профессии. Или митинги, когда определенное количество оперативной службы за тобой закрепляют: наблюдать, лазить там, туда-сюда. Ну глупости, вплоть до того, что выводят на кордон и мы какие-то сумки досматриваем.
Думаю, до [попытки] увольнения ко мне нормально относились, нареканий по службе не было, у меня есть награды, поощрения от руководства самого высокого, письма благодарственные от командования — их не дают под копирку — в части меня считали хорошим, в список включали за достижения и безупречную службу.
Я пытался придумать, чем заняться в будущем, после увольнения. Складывалась такая иллюзия, что я ничего не умею, наверное. Я закончил военный институт ведомственный, я, по сути, послужил… а что я умею, что мне может пригодиться на гражданке? Но потом я переборол эти сомнения, думаю, поеду к родителям, буду помогать. Если не понравится в регионе, я всегда могу приехать обратно в Москву, найти на гражданке себе какую-нибудь работу со средним заработком.
И буду знать, что мне никто ночью не позвонит, что никто с меня не будет требовать, никто меня не будет унижать, никто не будет утыкать меня. И то, что я там себе хозяин. Я могу решить, что, вот, завтра я хочу отдохнуть, я возьму себе выходной, да, и отпуск я спланирую. А вы думаете, это прикольно, ездить, там, в Крым или в Сочи? Но это же вообще не круто. У нас нет такого уровня информации, к которой нужно ограничить доступ. Пусть бредово, но вот полиция — они всегда могли слетать в Кубу, Вьетнам, или Турцию им открыли в том году. Я вообще не был за границей. И я очень много хочу посмотреть, и я бы начал с ближайших, с какой-нибудь Латвии, Риги. Абхазия, хотя бы в Абхазию съездить.
Иллюстрация: Виктория Ким / Медиазона
«Просыпаюсь, иду на работу, как на каторгу»
Константин
Я уже демотивирован на службе и хочу реализовать себя в другом месте. Пять лет отдал учебе, были вложены деньги, силы и время. Возможно, в другие органы пойду, где я буду заниматься важными делами и чувствовать себя человеком, не ущемленным в правах. Не знаю, как жизнь покатится дальше, характеристику не хотелось бы портить. Наобещали всякого: карьерный рост, звания, соцпакет, работа не бей лежачего, все будет классно, и потом как-то — раз! — и все забывается. Вроде устроился человек, ладно, пускай там не вякает. У меня прям нет сильных пререканий с начальством, но я себя не чувствую нужным человеком.
Я могу сказать [начальству] про немотивированность, но они могут это по-другому расслышать, может быть, я сегодня это сказал, а завтра я уже сижу за решеткой. Я не знаю, как это может обернуться, мне моя жизнь дорога, и я иногда даже начинаю думать, что пять лет [контракта] — это не такой уж и большой срок.
Анатолий
В других структурах, там и должность предоставляют, и дают работать. Понятно, что и там есть определенные проблемы, и даже серьезные есть, но все равно там отношение человеческое. А у нас в управлении сложилась такая тенденция, что все свои, все родственники позанимали определенные должности. Простых ребят берут, грубо говоря, знаете, шушерой, и она должна делать все, пока остальные чаи гоняют.
Не знаю, возможно, много так где. Может быть, везде в каких-то ведомствах силовых. Я понимаю, ну хорошо, не хочешь ты работать, ну пусть вот этот глупый твой подчиненный, пусть он работает день и ночь, если он дорожит своим значком чекиста, еще чем-то. А если он, как я, человек размотивированный? Не хочу служить.
Я просыпаюсь, иду на работу, как на каторгу. Я не хочу работать. Просто я исполнительный, я стараюсь качественно выполнять задачи. Но вот смысл меня держать? Вот зачем я нужен такой? Я не хочу, не хочу — ну и иди нафиг отсюда. Зачем до этого доводить сотрудников? Тут благонадежность нужна максимальная, а когда люди пытаются и не могут уволиться — ну такая себе благонадежность.
Несколько товарищей ушли в МВД, Росгвардию или еще куда-то: кто-то по здоровью, кто-то дождался окончания контракта. Процентов 90, что принимают отрицательное решение [о досрочном расторжении контракта], вот как мне сказали — ну, если у тебя кто-то умрет, может быть, появится уважительная причина в наших глазах. И есть люди, которые по 10-12 лет отслужили на земле, вкалывали как собаки, а потом их просто переводят, можно сказать, на равнозначную должность. Просто они уже не вкалывают как собаки на земле, они вкалывают как собаки уже непосредственно только с документами: отвези туда, привези туда, забери то.
Иллюстрация: Виктория Ким / Медиазона
«Мы тебя не отпустим — служи дальше»
Анатолий
Главное с этой структурой не дружить, грубо говоря. Не служить, уйти и просто забыть как страшный сон вот эту дичь, которая тут происходит. И в месяц икс, это в конце мая или начале июня [2019 года], я пришел с рапортом к своему непосредственному руководителю: «Вот у меня рапорт. Я решил уволиться». Куча бесед сначала со стороны непосредственного руководства — то есть еще не кадры — одобрили. Ко второму подошел, там: «Ты куда, как, что?» — я объяснил, вроде одобрили.
Дело доходит до кадров, вызывает там определенный человек, заместитель начальника отдела кадров, и начинает проводить со мной беседу, мол: «Ну ты понимаешь, что мы тебя не можем уволить. Ты сотрудник. Ты служил. Что тебе не нравится? Вот квартира служебная у тебя есть, зарплата — якобы! — не самая плохая».
Я сказал: «Нет-нет, я ухожу на гражданку. Займусь чем-нибудь». И после этого уже начинается: «Ну знаешь, я думаю, мы тебя не отпустим — служи дальше». Отвечаю: «Вы понимаете, что у меня есть определенный материал, который я собирал, который доказывает, что в отношении меня руководство нарушает права. Начиная от графика несения службы, табели, заканчивая различными графиками, распределениями, приказами?». Это все собиралось мной на определенном промежутке времени, я смогу поднять что-то там, достать, говорю — буду обращаться в военную прокуратуру, и пусть они мои права пытаются как-то отстаивать.
На что он мне говорит: «Ну, друг, у тебя нет шансов обратиться в прокуратуру. То есть ты обратишься, сам понимаешь, мы все замнем. Тебе только хуже будет». В ту же прокуратуру если обратиться — мне начальник сказал: «Ты принесешь туда свою папочку, а я принесу на тебя папочку в два раза больше».
Прямо так, прямым текстом: «Понимаешь, у тебя проблемы по службе начнутся» — и так далее, и так далее. В таком контексте разговор был, что у меня будут проблемы на службе, если я куда-то обращусь и попытаюсь что-то сделать. Это был заместитель начальника. Ну, я все равно продолжал гнуть свою линию, мол, я не хочу больше служить.
Я где-то три рапорта по собственному желанию подавал — их рвали, официальный отказ давать никто не хочет. Потом я делаю как, наученный жизнью: пишу рапорт, формирую заказное письмо, отправляю на имя уже начальника управления. То есть это письмо приходит именно начальнику управления, и он с ним обязан ознакомиться. Как положено, чтобы я смог в суде доказать, что отправка этого письма мной была осуществлена, что там реально был рапорт на увольнение и с уведомлением о доставке. То есть когда наш секретариат получил это письмо — они там расписываются, что получили.
Тогда состоялся очень явный конфликт непосредственного руководства со мной, они были очень недовольны, начали меня пугать тем, что я нарушил порядок обращения. У военнослужащих любая проблема решается через непосредственного руководителя, то есть они считали, что я должен на начальника отдела подавать рапорт, и он пусть потихоньку вверх-вверх-вверх идет — а я так до этого и делал три раза. Меня хотели привлечь к дисциплинарной ответственности в связи с нарушением порядка обращения.
Просят предоставить кучу справок, они вообще мыльные, ничего не значат, фанера — нужно доказать, например, что брат находится у родителей на иждивении, или что супруга в другом регионе работает. То есть я должен еще как-то подкорректировать, чтобы эту справку получить, супругу, наверное, выгнать из дома, чтобы получить эту справку. Мне сказали, что кадровик, собрав эти документы, может меня так же начать разводить, и что никто не собирается меня увольнять — так и получилось. Я все собрал, ходил по всяким кабинетам, и мне начальник сказал, что их недостаточно, придумал еще какие-то глупые выписки из домовых книг, которые даже в личном деле есть.
Константин
Я совсем недавно написал рапорт на увольнение, сделал прямо обращение на командира части, предупредил, что сделал это, и меня сразу стали вызывать — что делаешь, зачем так? Я обратился, но это слишком быстро дошло до всех, командир, может, даже не узнал, пока письмо было в пути. Под давлением, различными предлогами, мне сказали — забери письмо, чтобы оно не дошло, решим все на местном уровне.
Постоянно вызывают в выходные дни, у меня перед работой отсыпной день, звонят и говорят — приходи, надо срочно поговорить, и беседы-беседы-беседы-беседы о том, что я хочу уволиться, пытаются говорить, что пострадает личный состав, и люди, которые писали рекомендательные письма, пострадают, и тебе взыскание будет… Не знаю, возможно, это все в рамках закона, но я не считаю, что должно быть так, должно быть: если ты написал письмо или рапорт, его должна комиссия рассмотреть, и она уже должна решать, имеются у тебя основания для увольнения или нет.
Как только начинается разговор об увольнении, есть кнут и пряник. Прямых угроз нет, они тоже люди должностные, понимают, что бывает всякое, поэтому как-то косвенно — личный состав, взыскания. Я в рапорте указывал, что не могу реализовать свой потенциал, свою практику в данной сфере, нет ли возможности сделать что-то? Слышу обещания, переносы дат, сроки увеличиваются…
Надеюсь, у нас есть законодательство, которое нам поможет с этим справиться, и что люди не закроют глаза в определенных сферах и скажут, а вот действительно, почему парни как-то уволиться хотят, а им не позволяют? У них высшее образование, им расти и расти, а они сидят и за такую зарплату, на которую людям тяжело прожить в Москве и области… думаю, есть места, где помогут нам с этим.
Не знаю пока, где, начнем с самого низшего и так постепенно — все по законодательству, мы же не пытаемся себе выпросить офигенную зарплату и квартиру в центре Москвы, никого не шантажируем, не занимаемся бандитской деятельностью, исправно выполняем свои обязанности, несем службу, как положено, ни пререканий, ни взысканий, ничего не было.
Иллюстрация: Виктория Ким / Медиазона
«Кадровики не хотят статистику портить»
Анатолий
Командир [части], может быть, и не знает, он бы сказал — ну, увольте вы его на хрен, чего он мозги колошматит всем. Но нет, по всем таким вопросам кадровики не хотят статистику портить: и так все не очень хорошо по кадрам, мошенническим путем сотрудников с гражданки заманивают, а если начнут еще и увольнять, начальник по репе получит, вот он и не хочет получать.
Хотя у нас были случаи, я еще тогда не проходил службу в данном подразделении, там перед этим выявили, по-моему, 12 сотрудников, которые завалили тесты [на употребление наркотиков], или их как-то выявили на месте — мутная история, но, чтобы наверх не ушло, все замялось, всех уволили очень хорошо, очень тихо и без происшествий. Я на такое не готов, вдруг меня не очень хорошо уволят?
Увольнение по отрицательным мотивам — не очень хорошо финансово. Увольнение из такой структуры, как у нас, перечеркивает всю возможность попасть куда-либо на государственную службу, в органы. Даже в армию могут не взять, если ушел по отрицательным мотивам. Это крест жирный, да и им меня уволить крайне тяжело, нужно меня наказывать, размалевать личное дело взысканиями, выговорами.
Можно просто уволиться по нарушению условий контракта, если какое-то серьезное ограничение нарушаешь, но на практике — не факт, что они тебя уволят из-за этого. Ну, я рассматриваю такие варианты, контракт второй заканчивается года через два. Просто перестать ходить на работу нельзя: у нас же военизированная организация, это можно подвести к статье о дезертирстве.
Некоторым товарищам удавалось уйти. Один увольнялся у нас по здоровью, у него был определенный дефект, военная травма. Он лег в госпиталь на «Щукинской», проходил определенное обследование, ему говорили — да, есть льготные основания для увольнения.
Наш начальник кадров как узнал, кипеш сильный поднял — товарища прямо на следующий день выписали, сказали, попробуй обратиться в гражданскую клинику, чтобы они тебе выдали заключение. А фишка в чем: у нас, как и у всех силовиков, отобрали медицинские полиса, и мы не можем обратиться в гражданскую больницу, чтобы нас как-то обследовали или еще что-то, только экстренная помощь, допустим, сломал руку. Но состоялась дисциплинарная комиссия, и его со слезами на глазах отпустили, даже выплатили какие-то денежные средства.
Редактор: Егор Сковорода
Оформите регулярное пожертвование Медиазоне!