Пятиминутка в больнице что это
«„Пятиминутки“ в амбулаторных учреждениях — нонсенс» — вице-премьер
Собрания в амбулаторно-поликлинических учреждениях должны проводиться по вечерам, когда нет пациентов, заявил Адхам Икрамов.
Утренние «пятиминутки» в амбулаторных медицинских учреждениях не нужны, заявил заместитель премьер-министра, министр здравоохранения Адхам Икрамов на встрече со СМИ в среду.
Отвечая на вопрос о «пятиминутках» в поликлиниках, имеющих свойство затягиваться, вызывая появление очередей, глава Минздрава назвал такие утренние собрания «нонсенсом».
В поликлинике, по словам Адхама Икрамова, должно быть вечернее обсуждение патронажа и диспансеризации, которые в течение дня выполнил персонал, количества принятых пациентов. Подобные собрания не могут проводиться утром, поскольку в это время врачи и медсестры должны быть на своих рабочих местах или в патронаже.
В то же время вице-премьер добавил, что отказаться от собраний в больницах, называемых также больничными конференциями, нельзя, поскольку на них обсуждается состояние пациентов, которые находятся на лечении стационарно, и планируется следующий день.
Комментарии
А вот это хорошая идея, и ее не так уж и сложно воплотить
Мусаев Зафар
Очень правильное решение
Felix McDuncan
У нас все хорошее так извратят что будет только хуже. предлагаю вообще эти пятиминутки делать в пятницу и один раз в неделю а все остальное в рабочем порядке. сейчас мин здрав скажет вечером собрания так у Облздрав с 7 часов вечера начинает работать, а основной контингент врачей это женщины, им уже к 6 надо ужин приготовить с детьми позаниматься и дом и тд
Andrey Kolomeytsev
Не согласен, на пятиминутках разбирается состояния поциентов, ночьные события и план действий на день…часть персонала пришедшея в смену просто не знает текущее состояние пациентов
Mir Aziz
Наблюдал три дня за муравейником. Ни планерок, ни совещаний. И главное — ВСЕ РАБОТАЮТ.
К каждому вопросу следует подходить обдумано, что бы не было вреда никому, ни пациентам ни медперсоналу. Время пятиминуток должно быть гибким, а главное пятиминутка должна быть продуктивной и не затягивалась на часы, это же ПЯТИМИНУТКА не забывайте об этом. Даже во время пятиминутки, пациенты не должны оставаться без внимания, в поликлинике на это время должен назначаться дежурный врач. Который направит на анализы, и т.д.
ПРАВИЛЬНО! Очень даже согласна с министром здравоохранения! У нас в поликлинике, все врачи работают только на пол-ставки, а это значит, что всего лишь, только до 13:00 дня! Вот пусть и делают свои 5-минутки после работы! А то, вообще обнаглели, очереди бешеные стоят, и с детьми маленькими и старики, а они на собраниях зависают часами! И вообще, я считаю, что поликлиники должны работать в 2 смены, чтоб людям удобно было! У нас так раньше и работали, кто-то в первую смену, а кто-то из врачей — во вторую! А сейчас, они видите ли, только до обеда сидят, да ещё и кушают — обед себе устраивают, плюс 5-минутки! Конкретно — НОНСЕНС.
да если бы эти “пятиминутки“ проводились бы действительно в течении 5 минут, но нет, они по 1,5-2 часа что-то обсуждают. А народ же ждет! Очень много матерей с младенцами- дети плачут, успевают проголодаться за это время, собирается огромная очередь. А очередь, кстати, самый верный разносчик инфекции. так что правельно делают, что все это на вечер переносят! Так держать!
Правильно пишет Андрей Колемейцев тогда надо производить смену дежурство по вечерам, приходить мёд работникам после потронажного обхода участка уставшими, какой будет результат, поэтому и называют пятиминутка проводить её в короткие сроки, конечно хочится министру здравоохранения показать, что он предлагает новшество не продуманное.
Нужна пятиминутка, а не двухчасовка или трёхчасовка в качестве бенефиса главрача или лекции зав. кафедрой. Дежурный врач доложил о состоянии пациентов и все ушли по палатам, по компьютерам, по историям болезни, по книгам.
Кондюкова Марина Викторовна
Полностью согласна с Irina Sushkova, на время пятиминутки нужны дежурные врачи по текущему приему пациентов. И Felix McDuncan тоже абсолютно прав насчет женщин. В медицине очень много женского персонала и например у медицинских сестер очень тяжелый труд, большая нагрузка и физическая и эмоциональная. А оплата труда медицинских сестер не соответствует этой нагрузке. Видела эти “пятиминутки“ в частной клинике — они действительно по полтора-два часа сидят и выслушивают все подряд обвинения учредителя, потом главного врача. Какая после этого работа? Их уже морально уничтожили. Чтобы была качественная медицинская помощь населению, нужно еще и культуру взаимоотношений ввести в здравоохранение, на взаимном уважении. Потому что врачи без медицинских сестер тоже не могут работать, а поэтому у них должно быть соответствующее отношение к ниже стоящему персоналу.
Feruza Fazilova
Рабочее время врача амбулаторной помощи — 6 часов, главврачи должны иметь четкий план управления как приемом пациентов, так и консультаций тех, кто в этом нуждается. Так же не забывайте, что врач отвечает за вызовы на дому. Пока не будет правильного и рационального управления временем персонала и и установление порядка как в стационаре, так и в поликлиниках, будет расти негодование пациентов. Пить чай или покушать — не предусмотрено в рамках 6- часов (1 ставка). Потом — перекусы в кабинетах и запах еды в мед учреждение — это тоже нонсенс! Опять таки главврач должен предусмотреть отдельное помещение для отдыха персонала — это элементарное право каждого — выпить чашку чая или кофе. Нужно прекратить частные приемы во время рабочего времени, особенно в стационарах! Врачи не должны забывать, что принимая своих знакомых в отведенное рабочее время — они используют ресурсы государства!
Петр Рузи
Андрей Колометцев и Махмуд Бабакулов,написанно же что амбулаторные учереждения, причем здесь ночные пациенты и больницы, речь о поликлиниках, когда к ним придешь на прием а они на пятьсотпятидестипяти минутках, сидишь и ждешь
Гульнара Саидова
Обеды в поликлиниках-это вообще отдельная тема! В детстве, когда у меня появились проблемы со зрением, мы частенько ездили в обл. центр в поликлинику облбольницы. Меня уже тогда сильно удивляло, что уже часов с 11 начиналась обеденная суета, туда-сюда сновали медсестры и санитарки с кастрюльками, казанчиками, банками, разогревали их в бытовке или даже готовили там, а потом разносили снова по кабинетам. По коридорам разносится запах еды, не всегда приятный для посетителей. И хотя нет ещё даже 12 часов, в большинстве кабинетов приём прекращается — всё, обед, врачи вам не люди что ли! А мы, пациенты, выходит не люди. Меня например родители привозили из посёлка за 100 с лишним км, встали ранним утром, 2 часа в дороге, потом несколько часов ожидания, и иногда — опа! а уже обед оказывается. Большинство поликлиник работают до 2 максимум до 3 часов дня, ну неужели до дому не емши ну никак не дотерпеть?
Барака топинг. Ха эрталаб бу “пятиминуткани“ 1-2 соат кутасиз ва кейин дохтирга курингиз кемий колади ёки бадтар касал буласиз.
Ser Ovo
Правильный аргумент. Во многих учережденях пора оптимизировать у улучшить работу. Необходим принципиально новый подход в управлении мед. учереждениями, чтобы к примеру обед врачей не мешал принятию пациентов, в тоже время, позволяя врачам получать достойную зарплату и рабочий перерыв.
Верните разделение, врослый и детское поликлиника, даже не удобно чуствуещ все вместе, детишки, грудные, старики а принимает всех детский врач.
«Может начаться исход врачей» Почему российские медики боятся за свою свободу: Леонид Рошаль о новом «деле врачей»
Фото: Сергей Карпухин / ТАСС
На конец декабря 2021 года запланировано новое рассмотрение дела против калининградских врачей Элины Сушкевич и Елены Белой, обвиняемых в смерти новорожденного. В 2020 году присяжные Калининградского суда врачей оправдали, однако в мае вердикт был отменен, и дело направили на пересмотр в Московский областной суд. Неожиданностью для всех стало то, что врачей до суда поместили в следственный изолятор. Известный врач, президент Национальной медицинской палаты Леонид Рошаль потребовал выпустить Сушкевич и выразил готовность сесть вместо нее в тюрьму. Но к практическим результатам это не привело. По просьбе «Ленты.ру» Рошаль рассказал, как дело калининградских врачей отразится на российской медицине.
«Лента.ру»: После вашего заявления о готовности сесть в тюрьму вместо Элины Сушкевич глава Следственного комитета Александр Бастрыкин взял дело калининградских врачей под личный контроль. Такая реакция — это обычное проявление вежливости, простая формальность?
Рошаль: Я не думаю, что это формальное поручение. Александр Бастрыкин — человек серьезный, он увидел в нашем заявлении то, что следственными органами, возможно, была допущена ошибка, и решил лично проконтролировать ситуацию. Мы направили в Следственный комитет заключение ведущих неонатологов и токсикологов страны, которым не дали даже выступить в суде. Это новая для Следственного комитета информация. Сейчас СК РФ обсуждает новые обстоятельства дела в связи с получением этих материалов.
В вашем заявлении идет речь лишь об Элине Сушкевич. Почему никто из авторитетных врачей публично не вступился за Елену Белую?
Именно Элину Сушкевич обвиняют в непосредственном убийстве новорожденного — введении ему смертельной дозы лекарственного препарата, которое было сделано якобы по указанию Елены Белой.
К Елене Белой есть вопросы административного характера, но если рассыпается уголовное дело Сушкевич — автоматически это означает и невиновность Белой в уголовном преступлении
Для вас стало неожиданностью то, что оправдательный приговор по делу Элины Сушкевич и Елены Белой был отменен, а дело направлено на пересмотр в другой регион? Был ли неожиданностью арест врачей?
В следственных действиях, в том, как проходили судебные заседания, явно прослеживается заказной характер. Он определяется тем, как грубо не удовлетворялись ходатайства защиты, тем, что ни один представленный стороной защиты специалист не был допущен к выступлению в суде. Кроме того, мы не должны забывать и о том, как развивались события. Изначально информация о том, что в больнице умер ребенок, поступила из анонимного источника, а не от потерпевших.
Рошаль, Сушкевич и Белая в суде
Фото: Сергей Фадеичев / ТАСС
Обращу внимание и на то, что на родах должна была присутствовать еще и дежурный врач-неонатолог. Она на родах не присутствовала, что является грубым нарушением. Лишь получив информацию о рождении ребенка, она поднялась в родильный зал, но новорожденного там уже не было, так как его сразу перевели в палату интенсивной терапии. Несмотря на тяжелое состояние недоношенного ребенка, неонатолог не вызвала сразу бригаду из регионального перинатального центра, было упущено драгоценное время. Примечателен тот факт, что муж этого доктора является судьей Калининградского суда. И об этом я говорю прямо.
Если на этот раз дело Сушкевич и Белой закончится обвинительным приговором, какие долгосрочные последствия может иметь это решение?
Это будет трагедия. Это подорвет доверие врачей к судебной системе. Обвинительный приговор может повлечь за собой массовый исход врачей из профессии, прежде всего неонатологов.
Каждый день можно находить причины для того, чтобы судить врачей, а дело Сушкевич и Белой может стать прецедентом, который спровоцирует взрыв
Национальная медицинская палата неоднократно выступала с предложением разработать особый механизм рассмотрения неблагоприятных исходов при оказании медицинской помощи и жалобах в здравоохранении. Как именно это можно сделать?
Уже давно назрел вопрос об уровне доверия к судебно-медицинской экспертизе. То же дело Сушкевич и Белой построено на результатах СМЭ [судебно-медицинской экспертизы], в которых экспертами Нацмедпалаты, заслуженными и уважаемыми специалистами, были найдены грубые ошибки. СМЭ, с нашей точки зрения, ложно трактует реальное положение дел. Думаю, что этот случай не должен пройти бесследно для врачебного сообщества, необходимо вернуться к вопросу проведения и роли СМЭ. К огромному сожалению, в деле, о котором мы говорим, одним из главных экспертов был главный детский неонатолог страны профессор Дмитрий Иванов, который до сих пор не выступил с обоснованием своих заключений перед профессиональным сообществом.
Конечно, судебно-медицинскую экспертизу отменять не нужно, но нужен серьезный разговор с участием профессионального сообщества о порядке ее проведения. Иногда судебно-медицинские экспертизы проводятся по несколько раз — до тех пор, пока их результаты не удовлетворят следствие. Я считаю, что судебные эксперты должны нести ответственность за свои выводы. Я напомню, что уже были резонансные дела, в которых результаты СМЭ опровергались и врачи были оправданы — например, дело доктора Елены Мисюриной.
Фото: Валерий Матыцин / ТАСС
Национальная медицинская палата выступала с инициативой принять поправки в Уголовный кодекс о защите медработника при исполнении им служебных полномочий. Госдума приняла закон, где отражены аспекты о защите медработников. Как вы его оцениваете?
Мы сразу высказали свое отрицательное отношение к этому закону, поскольку вред, нанесенный доктору, в нем оценивается в зависимости от того, какой ущерб получил пациент. То есть врач не является самостоятельной ценной единицей. Если пациент не пострадал из-за того, что на врача было совершено нападение, то и не надо никого наказывать? Это неправильно. Мы полагаем, что ущерб, который причинен врачу, должен рассматриваться отдельно, должен сурово наказываться, и будем настаивать на принятии поправок в этот закон.
Что делать с врачебными ошибками — неужели за них никто не должен отвечать? Нужно ли разграничивать ответственность врача при ошибках из-за недостатка знаний и из-за халатности?
Я думаю, что за халатность, которая доказана, врач должен нести ответственность. Определять, была ли допущена халатность, должно профессиональное медицинское сообщество. А за врачебные ошибки врач не должен нести уголовную ответственность. При этом сам термин «врачебная ошибка» нуждается в обсуждении. Например, врач оперирует, и возникли осложнения во время операции, — эти осложнения не должны быть предметом судебного разбирательства.
Я не знаю такого хирурга, акушера-гинеколога, неонатолога, врача любой специальности, который не сталкивался бы с осложнениями. Возникают они не потому, что врач их хочет, а потому, что человеческий организм очень индивидуален, и невозможно быть практикующим врачом и не столкнуться с осложненными реакциями организма. Иногда действия врачей строго соответствуют клиническим рекомендациям и протоколам, но все равно приводят к неблагоприятным последствиям и даже к летальному исходу.
Иногда врач, исходя из своего опыта, на основе клинического мышления в какой-то конкретной ситуации действует вопреки предписаниям и спасает пациента
Это очень сложные вопросы. Если же врач совершает неправильные действия в силу недостатка знаний, то речь идет не о непредумышленной ошибке, в этом случае мы имеем дело с низкой квалификацией, а квалификация зависит не только от доктора, но и от государства: были ли ему созданы условия для повышения квалификации.
Фото: Софья Сандурская / АГН «Москва»
Изменила ли пандемия отношение к врачам со стороны пациентов, со стороны чиновников?
К сожалению, ситуация с пандемией и отношением к врачам не так однозначна. С одной стороны, особенно в начале пандемии, многие наконец-то поняли, насколько мы важны, что труд медиков достоин уважения. С другой стороны, коронавирус «подарил» еще один повод для получения денег с медиков: некоторые правозащитные адвокатские организации начали активно формировать спрос на свои услуги, побуждая пациентов подавать в суд на медицинские организации для компенсации морального вреда в случае каких-либо неблагоприятных последствий при лечении коронавирусной инфекции.
Я считаю, что на период пандемии необходимо установить мораторий на судебное преследование медицинских работников по делам, связанным с оказанием помощи пациентам с коронавирусной инфекцией
В целом медработники у нас не имеют необходимой защиты при возникновении проблем, именно поэтому в России нужно создать систему их юридической и страховой защиты. Когда за рубежом возникает какая-то проблема у врачей, ими занимается страховая компания, они застрахованы, и страховая компания борется за то, чтобы все было нормально. А здесь сами врачи выискивают, кто их будет защищать. То, что в стране должна быть создана наконец юридическая и страховая защита медицинских сотрудников — не только врачей, никаких сомнений нет.
Пенсионерка рассказала о зверствах санитарок в больнице в Севастополе
Двух санитарок в первой городской больнице в Севастополе обвинили в издевательствах над пожилой пациенткой. Внук пенсионерки заявил, что младший персонал силой произвел забор анализов у его бабушки, доставив ей боль, которую она «не испытывала даже при родах».
Молодой человек опубликовал в соцсетях обращение, а также видео, в котором пожилая жительница Севастополя подробно рассказала об изуверствах.
В обращении говорится, что 71-летняя Валентина Стадник поступила в больницу 11 ноября со вторым ишемическим инсультом. Первое время все шло хорошо, и пенсионерка даже пошла на поправку. Однако в ночь на 24 ноября, как утверждают бабушка и ее внук, лежачая соседка по палате попросила Валентину Васильевну позвать санитарок, потому что сама не могла встать с постели. По словам женщины, они долгое время не могли докричаться до персонала больницы, поэтому пенсионерке пришлось нажать кнопку вызова санитарок. Это якобы вывело сотрудниц больницы из себя.
«Сотрудницы заявили, что сейчас будет проводиться плановый забор мочи (в половине 11 вечера, на минуточку) по указанию лечащего врача – Аси Александровны. Скомандовали приготовиться. Мою бабушку крайне удивил тот факт, что анализ собирались проводить в столь позднее время (обычно забор мочи проводился по утрам), но препятствовать проведению анализа она не стала», – заявляет внук Валентины Васильевны.
Со слов женщины, далее санитарки повалили ее и силой взяли анализ с помощью катетера большого диаметра, от боли бабушка кричала на всю палату. При этом санитарки отпускали ехидные комментарии, говорит женщина.
Внук уверен, что над его бабушкой жестоко поиздевались, поскольку после выхода из палаты санитарки якобы обсуждали, что делать с собранным биоматериалом.
«Затем, выйдя в коридор, тандем громко обсуждал, что будет делать с собранным биоматериалом: «Ну что, понесли мочу на мусорку?» То есть никакого анализа и в помине не было. Они попросту жестоко поиздевались над беспомощным человеком, который ничего не мог противопоставить двум здоровым женщинам», – говорится в обращении, опубликованном в соцсетях.
После произошедшего родственники пенсионерки обратились в больницу за разъяснениями, однако не услышали ответов на интересующие вопросы.
Примечательно, что после выписки бабушки из больницы в эпикризе значился общий анализ мочи, проведенный 24 ноября. Сама женщина утверждает, что, помимо той «экзекуции», с ней больше не проводили каких-либо манипуляций.
«На мой вопрос, почему эта процедура указана в выписке, Ася Александровна коротко пояснила: «Анализ был проведен? Был». Видимо, она сочла такой ответ исчерпывающим», – заявил внук женщины.
В комментариях под постом на истории молодого человека отреагировал городской департамент здравоохранения.
«Ознакомившись с информацией в вашем посте, считаем целесообразным проведение служебной проверки по этому факту для тщательного разбора всех обстоятельств произошедшего. В связи с чем, мы просим вас обратиться на почту департамента здравоохранения», – говорится в комментарии.
Пациентка со 100% поражения легких описала коронавирус: «Накормите или убейте!»
Как врачи спасают больных ковидом в тяжелейшем состоянии
Они пережили такое, чего не пожелаешь никому, потому что заглянули в небытие, но смогли выкарабкаться. Больные с поражением легких более 90% без подачи кислорода и других реанимационных мероприятий не выживают. Но даже когда задействован тяжелый медицинский арсенал, спасти удается лишь треть пациентов. Поэтому каждый случай выживания уникален. Юлия Свинцова из Казахстана и Ирина Беляева из Твери все ужасы коронавируса испытали на себе.
Фото: Наталия Губернаторова
Ирина Беляева из Твери перенесла 90-процентное поражение легких. Она заразилась от брата. Он парикмахер и, скорей всего, подхватил инфекцию на работе. Очень быстро заболела вся семья Ирины: муж, сын и мама.
— Началось с того, что у меня поднялась температура. Не сильно, 37,5 – 38. Мы не думали, что это коронавирус, но на всякий случай я позвонила знакомым врачам. Посоветовали через 5 суток сделать КТ.
С каждым днем нарастала слабость, трудно было даже дойти до кухни, но при этом ничего не болело.
Компьютерная томография показала, что у них с мужем 20 процентов поражения легких. Вроде бы легкое течение коронавирусной инфекции, но Ирина в группе риска из-за хронических заболеваний, поэтому ее госпитализировали.
Живая, энергичная по натуре, она веселила все отделение. Рассказывала анекдоты, случаи из журналистской практики, помогала соседке по палате, которая тогда казалась ей тяжелой. Ирина еще не знала, сколько кругов ада в запасе у ковида.
Прошла неделя с начала болезни. Несмотря на лечение по протоколу, улучшения не наступало. Силы таяли. Пятьдесят метров до туалета стали непреодолимой дистанцией. Наступил день, когда Ирина не смогла подняться с постели. В стационаре, где она лежала, не было ни томографа, ни реанимации.
— Повезли на КТ в другую больницу в противоположный конец города. Результат исследования мне не сообщили. Когда вернулись, у моей постели собрался целый консилиум. Врачи приняли решение вызвать реанимационную бригаду. На «скорой» с мигалками меня помчали в областную клиническую больницу. Врач спрашивает: «Дышишь?» А я уже не понимаю, где пол, а где потолок.
Поражение легких достигло 90 процентов. Ее положили на каталку и повезли в реанимацию. Теперь Ирине надо было дышать с помощью аппарата СИПАП, который обеспечивает неинвазивную вспомогательную вентиляцию легких (НИВЛ) у пациентов с тяжелой степенью дыхательной недостаточности.
Ирина Беляева. Из личного архива.
— Главный врач сказал: «Этот аппарат спасает жизни, надо его надеть!» Когда воздух пошел, там напор такой, будто сразу 20 фенов включили. И так дышишь в круглосуточном режиме, все 24 часа, – рассказывает Ирина. – У людей постарше от этого кислородного потока что-то происходит с мозгами. Срывают аппарат, кричат: «Я в этой маске лежать не буду!»
У анестезиологов разговор короткий: «Не хотите, поедем сейчас на интубацию!» Оказалось, что очень много больных не готовы терпеть маску. Они ухудшались прямо на глазах. Из нашей палаты на моих глазах скончались семь человек.
Если снимаешь аппарат, раздается громкий сигнал. Врач слышит, что больной сорвал НИВЛ, и бежит к нему. Но ночами, когда медицинского персонала мало и дежурная смена работает на разрыв, не в силах уследить за всеми, то один, то другой пациент снимают надоевшую маску. С Ириной в палате лежала женщина, которая десять дней общалась в бреду со всей своей деревней, без аппарата, естественно, а на одиннадцатый день умерла.
— В реанимации свет горит круглосуточно. Люди кричат, бредят. Таких звуков нет больше нигде. У каждого аппарата свое звучание: мелодия, звоночки, слова, – Ирина провела между жизнью и смертью 14 суток, с сатурацией 72 процента. Это дыхательная недостаточность 3-й степени. Дальше только гипоксическая кома, которая может развиться стремительно.
Не раз Ирину вытягивали с того света, когда резко падал пульс и останавливалось сердце. Она пережила цитокиновый шторм и терапию сильнейшими препаратами – всё, кроме ИВЛ…
За это время она так привыкла дышать через аппарат, что категорически отказывалась его снимать, когда ее переводили в отделение. Боялась, что задохнется.
Уже после выписки, когда силы стали возвращаться и угроза жизни отступила, Ирина стала участником большого сообщества в одной из соцсетей, где познакомилась с товарищами по несчастью, переболевшими ковидом разной степени тяжести. Хватило сил на поддержку тех, кто отчаивался и не знал, что делать.
— Одну девочку из Днепра, лежащую в реанимации, спасала по телефону. Она написала на форуме: «Умираю, останавливается сердце, я в реанимации, мне 33 года». Рассказала ей, по какому протоколу меня лечили. Общаемся до сих пор.
Прошло уже больше года после болезни. Сегодня практически все страшные симптомы уже в прошлом, но перенесенный ковид полностью не отпускает, периодически напоминая о себе.
Но она не из тех, кто сдается. Просто нужно жить дальше и крепче держаться за самые надежные якоря — работу, любовь близких и друзей. Все это помогло ей выжить.
У Юлии Свинцовой из Казахстана диагностировали 100% поражение легких. Она заболела ковидом ровно год назад. На фоне невысокой температуры 37,2-37,5 беспокоило ощущение полного упадка сил. Потом температура поднялась до 38 градусов и уже не сбивалась никакими лекарствами.
Юлия Свинцова до болезни.
Потом заболевает сын, инвалид второй группы. Но у него тоже отрицательный тест, и мы думаем, что у нас ОРЗ. Тем более что обоняние я не теряла.
В реанимации ее подключили к аппарату высокопоточной оксигенации. Жизнь молодой женщины висела на прозрачном волоске. Трое суток Юля была словно в мороке, путая беспамятство с явью. В ее памяти всплывает одна картинка: как ни откроет глаза, у ее кровати день и ночь дежурят две санитарки. Поправляли простыни, чтобы не было пролежней, заставляли пить воду: «Юля, пей! Так надо!»
Ее брат звонил в больницу несколько раз в день, ему прямо говорили, что все, надо готовиться к худшему, никаких гарантий нет.
О том, что она перенесла стопроцентное поражение легких, Юлия узнала только из выписного эпикриза. Тогда ей сделалось по-настоящему страшно.
Юлия Свинцова во время болезни.
Брат должен был встретить ее после выписки. Он заблудился в лабиринте больничных корпусов, а она сидела на скамейке и задыхалась. Ноги не шли, сердце скакало.
— 16 декабря я выписалась из больницы, а 5 февраля уже вышла на работу. Знаете, кем я работаю? Дворником. А зима была снежная. Брат и сын помогали. Одна я бы не справилась. Через два месяца у меня начали выпадать волосы. Брат постриг меня наголо, и волосы стали отрастать.
Но ее организм еще не восстановился. Молодая, крепкая женщина, которая не жаловалась на здоровье, вынуждена ходить по врачам.
— Я понимаю, что лежать нельзя. Заставляю себя делать гимнастику, двигаться. Но прошел год, а я все еще не чувствую себя прежней. Суставы крутит, немеют руки, появились панические атаки, подводит память, упало зрение, рассеивается внимание, появилась метеозависимость. Остался дикий страх повторно заболеть ковидом. Если чувствую какое-то недомогание, готова МЧС вызвать!
Комментарии экспертов
Александр Старцев, главный врач ГБУЗ Тверской области «Областной клинический лечебно-реабилитационный центр».
Если он этот период преодолеет, начнется обратное развитие, и он сможет поправиться. На самом деле, таких пациентов, которые перенесли стопроцентное поражение легких, очень мало, и они, даже если потом все складывается благополучно, нуждаются в длительной медицинской реабилитации.
— Как быстро может наступить такая угрожающая картина? Вот у человека не очень высокая температура, ничего не болит, беспокоит только слабость, и вдруг тотальное поражение легких…
Александр Старцев. Автор фото: Татьяна Макеева.
— Когда врачам приходится подключать «тяжелую артиллерию», типа ИВЛ и ЭКМО?
— К ИВЛ прибегают, когда легкие у пациента поражены практически на 100 процентов, и дышать там нечем. Это выраженная дыхательная недостаточность, сатурация не повышается до нормальных показателей на фоне других методов: при применении аппарата Боброва, а затем высокопоточной подачи кислорода.
— Каковы шансы выжить у таких тяжелых пациентов?
— Не очень большие. Когда пациент получает лечение, процесс останавливается. Но бывают больные, которые до последнего находились дома и поступили с поражением 100 процентов. В таких ситуациях прогноз просто катастрофический, потому что времени, чтобы действие препаратов развернулось, просто нет.
— Можно ли восстановиться полностью после выхода из стационара?
— Это очень индивидуально. Кто-то восстановится полностью, а кто-то не вернется в исходное состояние, особенно если в анамнезе букет хронических заболеваний. Как правило, останется одышка при физических нагрузках, слабость. Возможно, хронические заболевания, которые были до ковида, начнут прогрессировать.
Я знаю примеры, когда люди, перенесшие стопроцентное поражение легких, возвращались к работе, но это не массовое явление, а единичные случаи.
Элина Аранович, терапевт, кардиолог, онколог.
— В случае с ковидом выписка из стационара не означает полного выздоровления. На что жалуются пациенты?
— Да, многие пациенты выписываются из стационара на кислороде, и порой достаточно нелегко отучить их от постоянного применения кислорода. Зачастую формируется даже психологическая зависимость, особенно у тех, кто ранее прошел через реанимационное отделение.
— Как скоро после выписки из стационара люди задумываются о реабилитации?
— В первые волны пандемии пациенты обращались спустя 1-2 недели после выписки, когда понимали, что сами не справляются. Как правило, сейчас обращаются родственники больных, которые ещё в процессе лечения в ковидном стационаре. И это идеальный вариант, потому что порой несколько дней пребывания дома могут оказаться фатальными.
— Прогноз очень непростая вещь в случае с последствиями коронавируса. Все очень индивидуально и зависит, как от особенностей течения болезни, так и от фонового состояния организма пациента. Также очень большую роль играет нормализация психологического состояния, настроя, так как активное участие пациента в собственной реабилитации бесценно!
— Есть ли люди с онкологическими заболеваниями, которые перенесли ковид в тяжелой форме, были реанимационными больными, но справились?
— Да, конечно, причем это совершенно не зависит от стадии болезни, вида опухоли и химиотерапии. Онкологическому пациенту желательно продолжать оставаться на связи со своим лечащим врачом-онкологом. Абсолютно, казалось бы, безнадёжные пациенты выкарабкиваются вопреки самым неутешительным прогнозам.