Рассказ пойди туда не знаю куда принеси то не знаю что
Рассказ пойди туда не знаю куда принеси то не знаю что
Пойди туда, не знаю куда. Был у царя стрелок. Сказка!!
.
Был у царя стрелок, Андреем его звали. Пошёл он как-то поохотиться, глядь, а тут как раз летят три утицы: Две серебряные, одна золотая.
— Д ай-ка, − думает, − пойду за ними следом. Не сядут ли где? Авось удастся живьём изловить!
У тицы спустились на взморье, сбросили с себя крылышки, и стали прекрасные девицы, кинулись в воду и давай купаться.
С трелок подполз потихоньку и унёс золотые крылышки.
Д евицы выкупались, вышли на берег, начали одеваться, начали навязывать крылышки себе, тут как раз у Марьи-царевны пропажа-то и объявилася:
— Н ет золотых крылышек, куда же делися?
Г оворит она своим сестрицам:
— П олетайте, сестрицы! Полетайте, голубушки! Я останусь поискать мои крылышки. Коли найду, дак на дороге вас нагоню, а коли нет, дак век меня не увидите. Спросит про меня матушка, вы скажите ей, что я по чисту полю залеталася, соловьиных песен заслушалась.
С естрицы обернулись серебряными утицами и улетели. А Марья-царевна осталась на взморье:
— О тзовись, − говорит, − кто взял мои крылышки? Коли стар человек, то будь мне батюшка, а старушка, дак будь мне матушка. Коли млад человек, тогда будь сердечный друг, а коли красная девица, дак будь мне родная сестра!
У слыхал эту речь стрелок и приносит ей золотые крылышки.
М арья-царевна взяла свои крылышки и промолвила:
— Д авши слово, нельзя менять. Иду за тебя, за доброго молодца, замуж! Вот тебе кустик, чтобы ночь ночевать, а другой кустик будет мне.
И легли они спать под разными кусточками.
Н очью встала Марья-царевна и вскричала громким голосом:
— Б атюшкины каменщики и плотнички, матушкины работнички! Явитесь сюда наскоро.
Н а тот зов набежало многое множество всяких слуг.
О на им приказывает:
— П оставить палаты белокаменные, изготовить ей и жениху платья подвенечные и привезть золотую карету, а в карете были бы запряжены кони вороные, гривы у них золотые, хвосты серебряные.
О твечали слуги в один голос:
— Р ады стараться! К свету все будет исполнено.
Н а заре на утренней послышался благовест в большой колокол. Будит Марья-царевна своего жениха:
— В стань-пробудись, царский стрелок! Уж звонят к заутрене. Пора наряжаться да к венцу ехать.
П ошли они в палаты высокие белокаменные, нарядились в платья подвенечные, сели в золотую карету и поехали в церковь.
О тстояли заутреню, отстояли обедню, обвенчались, приехали домой, и был у них весёлый и богатый пир.
Н аутро проснулся стрелок, услыхал звонкий птичий крик, выглянул в окошечко, а там на дворе птиц видимо-невидимо, так стаей и носятся.
П осылает его Марья-царевна:
— С тупай, милый друг, бей царю челом!
— А где ж я возьму подарочек?
— А вот стадо птиц, ты пойдёшь, они за тобой полетят.
С трелок нарядился и пошёл во дворец. Идёт полем, идёт городом, а за ним стая птиц несётся.
— М ного лет вашему величеству! Бью челом тебе, государь, этими перелётными пташками. Прикажи принять милостиво.
— З дравствуй, мой любимый стрелок! Спасибо за подарочек. Говори, что надобно?
— В иноват, государь, я на твоей земле без спросу устроился.
— Э то вина невеликая. – говорит ему царь, − у меня много земель, дак где хочешь, там и дом станови.
— Е сть другая вина, царь-батюшка, не сказавшись тебе, оженился на красной девице.
— Н у что ж! – Говорит царь. − Это дело хорошее. Приходи завтра ко мне и жену на поклон приведи. Посмотрю, хороша ли твоя суженая?
Н а другой день увидал царь Марью-царевну и стал с ума сходить по её красоте неописанной.
П ризывает он к себе бояр, генералов и полковников и говорит:
— В от вам моя золотая казна! Берите сколько надобно, только достаньте мне такую ж красавицу, какова жена у моего придворного стрелка.
В се бояре, генералы и полковники отвечали ему:
— В аше величество! Мы уже век доживаем, а другой подобной красавицы не видывали.
— К ак знаете, а моё слово, дак закон!
О горчились царские советники, вышли из дворца и носы повесили, вздумали с горя в трактир зайти да винца испить. Зашли, сели за стол, спросили вина и закусок и призадумались молча.
П одбежал к ним кабацкая теребёнь в худом кафтанишке и спрашивает:
— О чем, господа, пригорюнились?
— П оди прочь, оборвыш! – Машут на него руками генералы.
— Н ет, вы меня не гоните, − говорит им теребёнь кабацкая, − лучше рюмку винца поднесите. Я вас на ум наведу.
П однесли ему рюмку вина. Он выпил и сказал:
— Э х, господа! Другой такой красавицы, как Марья-царевна Премудрая, во всем свете нет, и искать нечего. Вы вот что, воротитесь-ка к царю. Пусть он призовёт стрелка и велит ему разыскать козу золотые рога, что гуляет в заповедных лугах, сама песни поёт, сама сказки сказывает. Он век свой проходит, а козы не найдёт. Тем временем отчего не жить государю с Марьей-царевною?
Э та речь полюбилась царским советникам, озолотили они теребёня и бегом во дворец.
С трого закричал на них государь:
— В аше величество! Другой такой красавицы, как Марья-царевна Премудрая, во всем свете нет, и искать нечего. Лучше призовите стрелка, Ваше Величество, и велите ему разыскать козу золотые рога, что гуляет в заповедных лугах, сама песни поёт, сама сказки сказывает. Он век свой проходит, а козы не найдёт. Тем временем, государь, отчего не жить тебе с Марьей-царевною?
В тот же час позвал государь стрелка и отдал ему приказ, чтобы непременно добыл козу золотые рога.
С трелок царю поклон дал и пошёл из светлицы вон. Приходит домой невесел, буйну голову ниже плеч повесил.
С прашивает его жена:
— О чём, добрый молодец, запечалился? Али слышал от царя кручинное слово, али я тебе не по мысли?
— Ц арь нарядил на службу, приказал добыть козу золотые рога, что в заповедных лугах гуляет, сама песни поёт, сама сказки сказывает.
Г оворит ему Марья-царевна:
— Н у, утро вечера мудрёнее. А теперь можно спать!
С трелок лёг и заснул, а Марья-царевна вышла на крылечко и вскричала громким голосом:
— Б атюшкины пастушки, матушкины работнички! Собирайтесь сюда наскоро.
Н а тот зов собралось многое множество верных слуг. Марья-царевна приказала привести к ней на двор козу золотые рога, что гуляет в заповедных лугах, сама песни поёт, сама сказки сказывает.
— Р ады стараться! К утру будет исполнено.
Н а заре на утренней пробудился стрелок, а тут по двору ходит коза золотые рога. Взял её и отвёл к царю.
Ц арь снова озадачил своих советников, чтобы придумали, как царского охотника извести.
П ошли генералы снова в тот кабак, где теребёнь кабацкая заседала. Пришли, а тот уже в долг пьёт-гуляет.
В этот раз научил теребёнь царских советников по-другому:
— Е сть-де кобылица сивобурая, златогривая, в заповедных лугах гуляет, а за ней семьдесят семь злых жеребцов бегают. Пусть стрелок ту кобылицу и тех жеребцов для царя добудет.
Б ояра, генералы и полковники побежали во дворец докладывать. Государь стрелку приказ отдал, стрелок Марье-царевне рассказал, а Марья-царевна вышла на крылечко и вскричала громким голосом:
— Б атюшкины пастушки, матушкины работнички! Собирайтесь сюда наскоро.
С обралось к ней многое множество верных слуг. Выслушали задачу и к утру исполнили.
Н а заре на утренней пробудился стрелок, глянул в окошечко, а по двору гуляет кобылица сивобурая, златогривая, и семьдесят семь жеребцов с нею. Сел на ту кобылицу верхом и поехал к царю.
К обылица стрелой летит, а за ней семьдесят семь жеребцов бегут, так и месят около, словно рыба в воде возле корму сладкого.
Ц арь видит, что дело его на лад нейдёт, и опять принялся за своих советчиков. Говорит им царь:
— Б ерите казны сколько надобно, да достаньте мне такую ж красавицу, какова Марья-царевна есть!
О горчились царские советчики, вздумали с горя в трактир зайти винца испить, у теребёня совета спросить.
В ошли в трактир, сели за стол и спросили вина и закусок.
Т ут снова подбежал к ним кабацкая теребёнь в худом кафтанишке:
— О чем, господа, пригорюнились?
Р ассказали советники царские ему про свою недолгу.
А тот подумал несколько и говорит:
— П однесите мне рюмку винца, я вас на ум наведу, вашему горю пособлю.
О ни дали ему рюмку вина. Теребёнь выпил и сказал:
— В оротитесь-ка назад к государю и скажите, чтоб послал стрелка туда, неведомо куда, принести то, чёрт знает что!
Ц арские советчики обрадовались, наградили его золотом и явились к царю. Увидя их, закричал царь грозным голосом:
Б ояра, генералы и полковники отвечали:
— В аше величество! Другой такой красавицы, как Марья-царевна Премудрая, во всем свете нет, и искать нечего. Лучше призовите стрелка и велите ему идти туда, неведомо куда, принести то, чёрт знает что.
К ак они научили, так царь и приказал охотнику.
П риходит стрелок домой невесел, ниже плеч буйну голову повесил. Спрашивает его жена:
— О чём, добрый молодец, запечалился? Али слышал от царя кручинное слово, али я тебе не по мысли пришлась?
— Н арядил государь меня на новую службу, приказал идти туда, неведомо куда, принести то, чёрт знает что.
— Д а, вот это служба, так служба! − Сказала Марья-царевна.
П ризадумалась она, потом призвала своих слуг, с ними советовалась, а и те сделать не знают как.
Т огда Марья-царевна даёт стрелку мячик и говорит:
— К уда мячик покатится, туда и ступай. А приведёт он тебя к моей матушке. Спросишь у неё, может она что знает про это дело.
П ошёл стрелок в путь-дорогу. Мячик катился-катился и завёл его в такие места, где и следу человеческой ноги не видать.
Е щё немного, и тут пришёл стрелок к большому дворцу. Встречает его старушка-волшебница, мать Марьи-царевны:
— З дравствуй, зятюшка! Какими судьбами попал, волей али неволей? Здорова ли дочка моя Марья-царевна?
О твечает ей стрелок:
— П о отходе моем здорова была, а теперь не ведаю. Занесла меня к вам неволя горькая, нарядил царь меня на службу.
С тал он рассказывать, как женился и как царь послал его туда, не знаю куда, добыть то, не знаю что.
— В от бы ты помогла мне матушка!
— А х, зятюшка, ведь про это диво дивное даже я не слыхивала. Знает про это одна старая лягушка, живёт она в болоте триста лет. Ну ничего, ложись спать, утро вечера мудрёнее.
А ндрей-стрелок лёг спать, а старушка-волшебница взяла два голика, полетела на болото и стала звать:
— Б абушка, лягушка-скакушка, жива ли?
— Ж ива. – Отвечает откуда-то из тины жабий голос.
— В ыдь-ка ко мне из болота.
С тарая лягушка вышла из болота, старушка-волшебница её спрашивает:
— З наешь ли, где то, не знаю что?
— З наю. – Отвечает жаба.
— У кажи, сделай милость. Зятю моему дана служба такая, пойти туда, не знаю куда, взять то, не знаю что.
— Я б его проводила, да больно стара, мне туда не допрыгать. Донесёт твой зять меня в парном молоке до огненной реки, тогда скажу.
С тарушка-волшебница взяла лягушку-скакушку, полетела домой, надоила молока в горшок, посадила туда лягушку и утром рано разбудила Андрея:
— Н у, зять дорогой, одевайся, возьми горшок с парным молоком, в молоке сидит лягушка, да садись на моего коня, он тебя довезёт до огненной реки. Там коня брось и вынимай из горшка лягушку, она тебе скажет, что дальше делать.
А ндрей оделся, взял горшок, сел на коня старушки-волшебницы и понеслись они выше гор и лесов непролазных.
Д олго ли, коротко ли, конь домчал его до огненной реки. Через неё ни зверь не перескочит, ни птица не перелетит.
А ндрей слез с коня, лягушка ему говорит:
— В ынь меня, добрый молодец, из горшка, надо нам через реку переправиться.
А ндрей вынул лягушку из горшка и пустил наземь.
— Н у, добрый молодец, теперь садись мне на спину. – Приказывает ему жаба.
— Ч то ты, бабушка, эка маленькая, чай, я тебя задавлю.
— Н е бойся, не задавишь. Садись да держись крепче.
А ндрей сел на лягушку-скакушку. Начала она дуться. Дулась, дулась, и тута сделалась словно копна сена. Спрашивает она Андрея-стрелка:
— К репко ли держишься?
— К репко, бабушка, крепко.
О пять лягушка дулась, дулась, и тута стала она выше тёмного леса, да как скакнёт, дак и перепрыгнула через огненную реку, перенесла Андрея на тот берег и сделалась опять маленькой.
— И ди, добрый молодец, иди по этой тропинке, увидишь терем, не терем, избу, не избу, сарай, не сарай, заходи туда и становись за печью. Там найдёшь то, не знаю что.
А ндрей пошёл по тропинке, видит, как старая изба, не изба, тыном обнесена, без окон, без крыльца. Он вошёл и спрятался за печью.
В от немного погодя застучало, загремело по лесу, и входит в избу мужичок с ноготок, борода с локоток, да как крикнет:
— Э й, сват Наум, есть хочу!
О бработал быка до последней косточки, выпил целый бочонок пива и кричит:
— Э й, сват Наум, убери объедки!
И вдруг стол пропал, как и не бывало, не стало ни костей, ни бочонка.
А ндрей дождался, когда уйдёт мужичок с ноготок, вышел из-за печки, набрался смелости и позвал:
— С ват Наум, покорми меня.
Т олько позвал, откуда ни возьмись, появился стол, на нём разные кушанья, закуски и заедки, и мёды.
А ндрей сел за стол и говорит:
— С ват Наум, садись, брат, со мной, станем есть, да пить вместе.
О твечает ему невидимый голос:
— С пасибо тебе, добрый человек! Сто лет я здесь служу, горелой корки не видывал, а ты меня за стол посадил.
С мотрит Андрей и удивляется, никого не видно, а кушанья со стола словно кто метёлкой сметает, пиво и мёды сами в ковш наливаются, и скок, скок да скок.
— С ват Наум, а ты покажись мне!
А голос ему отвечает:
— Н ет, меня никто не может видеть, я то, не знаю что.
— С ват Наум, хочешь у меня служить? – Спрашивает его Андрей-стрелок.
— О тчего не хотеть? Ты, я вижу, человек добрый.
В от они поели. Андрей и говорит:
— Н у, прибирай всё да пойдём со мной.
П ошёл Андрей из избёнки, оглянулся:
— С ват Наум, ты здесь?
— З десь. Не бойся, я от тебя не отстану. – Говорит ему голос.
Д ошёл Андрей до огненной реки, там его дожидается лягушка:
— Д обрый молодец, нашёл то, не знаю что?
— Н у тогда садись на меня.
А ндрей опять сел на неё, лягушка начала раздуваться, раздулась, скакнула и перенесла его через огненную реку.
Т ут он лягушку-скакушку поблагодарил и пошёл путём-дорогой в своё царство.
И дёт, идёт, обернётся и спросит:
— С ват Наум, ты здесь?
— З десь. Не бойся, я от тебя не отстану.
Ш ёл, шёл Андрей, дорога далека, тут уж прибились его резвые ноги, опустились его белые руки.
— Э х, − говорит Андрей-стрелок, − до чего же я уморился!
А сват Наум ему и говорит невидимым своим голосом:
— Ч то же ты мне давно не сказал? Я бы тебя живо на место доставил.
П одхватил Андрея буйный вихрь и понёс, горы и леса, города и деревни так внизу и мелькают.
Л етит Андрей над глубоким морем, и стало ему страшно.
— С ват Наум, передохнуть бы!
С разу ветер ослаб, и Андрей стал спускаться на море.
Г лядит, а где шумели одни синие волны, появился островок, на островке стоит дворец с золотой крышей, кругом сад прекрасный. Сват Наум говорит Андрею:
— О тдыхай, ешь, пей, да и на море поглядывай. Будут плыть мимо три купеческих корабля. Ты купцов зазови да угости, употчевай хорошенько, у них есть три диковинки. Ты меня променяй на эти диковинки. Не бойся, я к тебе назад вернусь.
Д олго ли, коротко ли, с западной стороны плывут три корабля. Корабельщики увидали остров, на нём дворец с золотой крышей и кругом сад прекрасный.
— Ч то за чудо? – Говорят корабельщики. − Сколько раз мы тут плавали, ничего, кроме синего моря, не видели. Давай пристанем!
Т ри корабля бросили якоря, три купца-корабельщика сели на лёгкую лодочку, поплыли к острову. А уж Андрей-стрелок их встречает:
— П ожалуйте, дорогие гости.
К упцы-корабельщики идут дивуются. На тереме крыша как жар горит, на деревах птицы поют, по дорожкам чудные звери прыгают. Спрашивают они Андрея-стрелка:
— С кажи, добрый человек, кто здесь выстроил это чудо чудное?
— А это всё сделал мой слуга, сват Наум, в одну ночь построил. − Отвечает им стрелок.
П отом Андрей повёл гостей в терем. Привёл и говорит:
— Э й, сват Наум, собери-ка нам попить, поесть!
О ткуда ни возьмись, явился накрытый стол, на нём кушанья, чего душа захочет. Купцы-корабельщики только ахают и говорят:
— Д авай, добрый человек, меняться. Уступи ты нам своего слугу, свата Наума, возьми у нас за него любую диковинку.
— О тчего ж не поменяться? А каковы будут ваши диковинки? – Соглашается стрелок.
О дин купец вынимает из-за пазухи дубинку и говорит:
— Е й только скажи, ну-ка, дубинка, обломай бока этому человеку! Дубинка сама начнёт колотить, какому хочешь силачу обломает бока.
Д ругой купец вынимает из-под полы топор, повернул его обухом кверху и топор сам начал тяпать. Тяп да ляп, глядь, и вышел корабль. Тяп да ляп, ещё корабль. С парусами, с пушками, с храбрыми моряками. Корабли плывут, пушки палят, храбры моряки приказа спрашивают. Повернул топор обухом вниз, и сразу корабли пропали, словно их и не было.
Т ретий купец вынул из кармана дудку, задудел, и войско появилось. И конница, и пехота, с ружьями, с пушками. Войска идут, музыка гремит, знамёна развеваются, всадники скачут, приказа спрашивают. Купец задудел с другого конца в дудку, а нет ничего, всё пропало.
А ндрей-стрелок говорит:
— Х ороши ваши диковинки, да моя стоит дороже. Хотите меняться, то отдайте мне за моего слугу, свата Наума, все три диковинки.
С тали тут купцы торговаться:
— Н е много ли будет?
Г оворит им Андрей:
— К ак знаете, иначе меняться не стану.
К упцы думали, думали и надумали:
— Н а что нам дубинка, топор да дудка? Лучше поменяться, со сватом Наумом будем безо всякой заботы день и ночь и сыты и пьяны.
О тдали купцы-корабельщики Андрею дубинку, топор и дудку и кричат:
— Э й, сват Наум, мы тебя берём с собой! Будешь нам служить верой-правдой?
О твечает им невидимый голос:
— О тчего не служить? Мне всё равно, у кого ни жить.
К упцы-корабельщики вернулись на свои корабли и давай пировать, пьют, едят, знай покрикивают:
— С ват Наум, поворачивайся, давай того, давай этого!
П ерепились все допьяна, где сидели, там и спать повалились. А стрелок сидит один в тереме, пригорюнился.
— О х, − думает Андрей, − где-то теперь мои верный слуга, сват Наум?
А тут голос слышит невидимый:
— Я здесь, чего надобно?
А ндрей обрадовался:
— С ват Наум, не пора ли нам на родную сторонушку, к молодой жене? Отнеси меня домой.
О пять подхватил Андрея вихрь и понёс в его царство, на родную сторону.
А купцы потом проснулись, и захотелось им опохмелиться. Вот кричат они каждый по-своему:
— Э й, сват Наум, собери-ка нам попить, поесть, живо поворачивайся!
С колько ни звали, ни кричали, всё нет толку. Глядят, и острова нет. На месте его шумят одни синие волны.
П огоревали купцы-корабельщики:
— Э х, надул нас недобрый человек!
Д а делать нечего, подняли паруса и поплыли, куда им было надобно.
А Андрей-стрелок прилетел на родимую сторону, опустился возле своего домишки, смотрит, а вместо домишки обгорелая труба торчит.
П овесил он голову ниже плеч и пошёл из города на синее море, на пустое место. Сел и сидит.
В друг, откуда ни возьмись, прилетает сизая горлица, ударилась об землю и оборотилась его молодой женой, Марьей-царевной.
О бнялись они, поздоровались, стали друг друга расспрашивать, друг другу рассказывать.
М арья-царевна рассказала:
— С той поры как ты из дому ушёл, я сизой горлицей летаю по лесам да по рощам. Царь три раза за мной посылал, да меня не нашли и домишко сожгли.
— С ват Наум, нельзя ли нам на пустом месте у синего моря дворец поставить?
О твечает невидимый голос:
— О тчего нельзя? Сейчас будет исполнено.
Н е успели оглянуться, и дворец поспел, да такой славный, лучше царского, кругом зелёный сад, на деревьях птицы поют, по дорожкам чудные звери скачут.
В зошли Андрей-стрелок с Марьей-царевной во дворец, сели у окошка и разговаривают, друг на друга любуются.
Ж ивут, горя не знают, и день, и другой, и третий.
А царь в то время поехал на охоту, на синее море, и видит, на том месте, где ничего не было, стоит дворец. Стал он ругаться:
— К акой это такой невежа без спросу вздумал на моей земле строиться?
П обежали гонцы, всё разведали и докладывают царю, что тот дворец поставлен Андреем-стрелком и живёт он в нём с молодой женой, Марьей-царевной.
Е щё пуще разгневался царь, посылает узнать, ходил ли Андрей туда, не знаю куда, принёс ли то, не знаю что.
П обежали гонцы, разведали и докладывают:
— А ндрей-стрелок ходил туда, не знаю куда и добыл то, не знаю что.
Т ут Царь и совсем осерчал, приказал собрать войско, идти на взморье, тот дворец разорить дотла, а самого Андрея-стрелка и Марью-царевну предать лютой смерти.
У видал Андрей, что идёт на него сильное войско, скорее схватил топор, повернул его обухом кверху.
Т опор тяп да ляп, стоит на море корабль, опять тяп да ляп, стоит другой корабль. Сто раз тяпнул, сто кораблей поплыло по синему морю. Андрей вынул дудку, задудел, и появилось войско. И конница, и пехота, с пушками, со знамёнами.
Н ачальники приказа только ждут. Андрей приказал начинать сражение.
М узыка заиграла, барабаны ударили, полки двинулись. Пехота ломит солдат, конница скачет, в плен забирает. А со ста кораблей пушки так и бьют по столичному городу.
Ц арь видит, что войско его бежит, кинулся сам к войску его останавливать. Тут Андрей вынул дубинку:
— Н у-ка, дубинка, обломай бока этому царю!
П овалил из города народ и стал просить Андрея-стрелка, чтобы взял он в свои руки всё государство. Андрей спорить не стал.
У строил пир на весь мир и вместе с Марьей-царевной правил он этим царством до глубокой старости.
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Рассказ пойди туда не знаю куда принеси то не знаю что
Пойди туда, не знаю куда. Книга 2. Птичий язык
В оформлении книги используются «Небрежные рисунки» автора.
© А. Шевцов, иллюстрации, 2019.
© Издательство «Роща», оформление, 2019.
Три вещи для меня определяют Россию, а отношение к ним – русского. Можно сказать, именно в них скрывается тайна загадочной русской души! Воздух, огонь и дорога!
Нет русского, для которого бы дорога не была поводом для чувств. Иностранцы тоже могут сравнивать российские дороги со своими, но для них это не повод для переживания. Русский без чувства о русской дороге говорить не может! Когда Гоголь восклицает: «Какой русский не любит быстрой езды?!» – он говорит именно об этом отношении русской души к дороге.
О воздухе России тоже ведь немало сказано. Иногда о нем говорят, как о просторе, и не очень понимают, что переживают при этом именно воздух Руси. И когда дым отечества нам сладок и приятен, это тоже переживание русского воздуха. Иногда же вообще не связывают свои чувства с воздухом, например, говоря о воле. Но стоит сказать: «Воля вольная!» – и ты видишь огромный простор, заполненный воздухом, в котором гуляют ветер, пули и сорви-головы!
Это все очевидные вещи. Но даже когда мы чувствуем, что нам охота летать, мы говорим о власти над воздухом!
Что же касается огня, то к нему, как и к самой Матушке-сырой-земле отношение двойственное. Когда крестьянин из Нечерноземья России говорит, что земля у нас неплодная, в его словах такая же горечь, как и в душе. Но нельзя сказать, что там меньше любви к ней. Так и с огнем!
Кто же не знает, сколько горела Русь! В этих пожарах гибло все, что удавалось накапливать: города, библиотеки, достигнутые возможности. Очень трудно последовательно накапливать качество, если чуть ли не каждый год приходится бросать то, чем занимался, и браться за топор, чтобы строить заново самые простейшие основы жизни…
Однако смотреть в огонь в камине – совсем не то же самое, что смотреть в него в костре или на пожаре. Вид усмиренного и прирученного огня порождает совсем иной склад ума, чем вид той его части, которая в любой миг может вырваться и стать стихией. Когда часто стоишь перед ликом стихии, приспосабливаешься и сам становишься чуточку стихиальным. Мир предъявляет требования, а гибкие человеческие существа меняют себя, чтобы выживать в таком мире.
Когда долго смотришь в огонь, он начинает смотреть в тебя. И если ты ему нравишься, он может с тобой говорить. Многие сошли от этого с ума и стали деревенскими дурачками. Раньше таких на Руси было много, потому что огонь был одним из богов, потрясающих воображение первобытного человека. Сейчас огонь кажется усмиренным, и потому не вызывает прежних чувств. Мы перестали ощущать себя странниками, очарованными огнем…
Почему странниками? И почему странник может быть очарован огнем, а, скажем, не дорогой?
О, это надо объяснять! Ведь надо? А раньше не требовалось, раньше это было очевидно. В древности люди были так очарованы огнем, что могли целые вечера сидеть, глядя в него. И им открывалось, что огонь не един. Огонь состоит из жара и пламени. Жар сжигает, а пламя холодное, и в него можно войти. Огонь соединяет все миры. Есть огонь на земле – это костер, печь и пожар. Есть огонь в небесах – это солнце. Есть огонь в поднебесье – это молния. И есть даже черный огонь под землей.
Как огонь может проникать сквозь границы миров? Это открывается тем, кто способен долго смотреть в огонь умственным взором. Кроме жара и пламени в огне есть еще одна часть – дуличь. Она не горячая и не холодная, она пронизывающая и порождающая движение. И она связывает все со всем, и всех со всеми. Но не все ее видят, а потому чувство сродства теряется меж людей.
В этот раз огонь сердца так гнал Нетота, что он не смог ждать и пришел к своему Учителю воздушной дорогой, пролетев над всеми теми тропами, которыми ходил по болоту. Но чем тщательнее он старался повторить изгибы тропок и дорожек внизу, тем больше накапливалось ощущение, что над земляной дорогой тянется невидимая стена или струя, которая, если в нее попасть, обжигает.
Когда он вошел в кабинет Учителя, тот, как всегда, ждал его за столом.
– Да ты загорел! – воскликнул он, улыбаясь и усаживая за стол. – Ну и каково это ощущать себя обожженным невидимым огнем?
Учитель кормил Нетота, предлагая ему разные блюда:
– Мяса? Вареного или копченого? Приправку положить? Вот с хренком. А вот с горчичкой. А такую ты не пробовал? Это из сыра сделана… Ты сыр будешь?
– Тогда не ешь мясо, сыр надо есть на чистый желудок. Чтобы вкус не перебивать. Сыр – вещь тонкая! Смотри, сколько тут у нас сыров. Если испортишь себе вкус мясом, не распробуешь сыры. Вот обычный, деревенский. В сущности, не сыр, а творог. А вот козий. Овечий. Вот с плесенью…
– О, это не та плесень! Это съедобная плесень, она дает особый привкус и улучшает переваривание…
– Как плесень может улучшать переваривание?!
– Ты же охотник! С чего волк начинает есть кабана или лося?
– Верно. Почему? Потому что он сам растительную пищу переваривать не может, а она нужна. Поэтому он сначала ест растительную пищу, переваренную другим животным, которое умеет ее переваривать…
Тут он вскинул голову, словно прислушиваясь, поднялся и пошел к окну. Как только он распахнул створки, в окно влетел Крук, грохнулся на стол и сходу принялся клевать сыр с плесенью, косясь на Нетота.
– Привет, – сказал Нетот, но Крук лишь буркнул в ответ что-то невнятное.
– Вот-вот! – воскликнул учитель. – Ты знаешь, сколько лет живут вороны?
– Сотню, – ответил Нетот.
Учитель что-то пробормотал Круку, и тот поскрипел в ответ.
– Сотню! – усмехнулся Учитель. – Мелко плаваешь. Крук вообще на тебя обижен, и на эти слова в том числе.
– В смысле? Что не так?
– Во-первых, ты не приветствуешь его, как полагается. Во-вторых, ты, на его взгляд, принимаешь его за ворону, а не за ворона!
– Ни за какую ворону я его не принимаю… – развел Нетот руки в знак искренности.
– Да ты ведь сам не знаешь, что делаешь. Вороны могут жить и сотню лет. Но те из них, что приобщены к Знанию, могут жить много сотен, а некоторые, – тут учитель приподнялся и почтительно склонил голову в сторону Крука, – и тысячи лет.
Крук скосил в сторону Нетота глаз, словно проверяя произведенное этими словами впечатление. Нетот действительно проникся, приподнялся и повторил тот поклон, что показал Учитель. Крук задрал клюв кверху, покашлял, потом, словно не удержавшись, склонил голову в ответном поклоне.
Учитель рассмеялся, наблюдая их общение, и в его сторону тут же полетела белая струя, а ворон принялся клевать свой тухлый сыр.
– М-да, – покашлял Учитель, стирая белые брызги с сапог, – неловко вышло. Надеюсь, мне будет предоставлена возможность исправить эту неловкость… Так вот, стало быть, ворон может жить сотни лет, а сколько лет живет овца?
– Десяток, – ответил Нетот.
– Если раньше не зарежут, пока мясо помягче. Кстати, зачем нужно мясо помягче?
– Ну, чтобы елось легче.
– А зачем хищникам выедать брюховину, ты уже понял. А вот зачем вороны мертвечину клюют, не понял?
– Наверное, им это просто нравится? Любят, когда пахнет тухлым…
Крук начал разворачивать свою пушку в сторону Учителя, и тот тут же протестующе выставил руки ладонями вперед.
– Действительно, – откликнулся Нетот. – А ведь я не задумывался даже. Да и никто не задумывался… Но тут должно быть какое-то объяснение, причем, важное!