зачем в блокадном ленинграде заклеивали окна крестиком
Зачем окна заклеивают крестом и как защитить свой дом по-современному?
Кресты на окнах выглядят тревожно – будто кадр из фильма про войну. Зачем люди заклеивали окна крест-накрест и почему некоторые делают это до сих пор? Давайте разберемся!
Правда и предположения
Вы могли слышать версию, что кресты на окнах во время войны означали, что все мужчины, проживавшие в доме, погибли. В блокаду это якобы было обозначение того, что дом стоит пустой. Но все это не более чем предположения.
На самом деле окна заклеивали крест-накрест для того, чтобы при бомбежке стекла не разлетались.
Но Великая Отечественная война, к счастью, давно в прошлом – почему же в наше время все еще можно увидеть окна, заклеенные крестом?
Как правило, этот прием используют жители тех мест, где сильные ветра и ураганы не редкость. Ветер, как и взрывная волна, вызывает колебания, от которых стекло может разбиться.
В городах, построенных на морском побережье, в советское время применяли любопытную схему остекления балконов: стекла с закругленными углами держались в рамах при помощи плотной широкой резинки – прямо как в автобусах. Резина гасила колебания, вызванные штормовым ветром, и стекло не разбивалось.
Некоторые люди заклеивают окна малярным скотчем, если покидают частный дом надолго – например, оставляют дачу, зная, что не вернутся на участок в течение нескольких лет. Сложно сказать, какие цели они преследуют, – просто им так спокойнее.
Технологичные решения
В XXI веке, разумеется, есть более современные альтернативы скотчу, бумажным полоскам и бинтам:
Итак, заклеенные крест-накрест окна не признак чего-то страшного. Это просто «народный» способ уберечь стеклопакет от разрушения при сильном ветре. Если жильцам дома дорога эстетика, они выбирают более современные средства защиты.
Окна крест-накрест во время войны заклеивали по весомой причине
Зачем заклеивают окна крест-накрест во время войны, будет интересно узнать. Проводилось это из практических соображений. которые вызваны были постоянными бомбежками. Люди спасали свою жизнь. И сейчас время от времени можно увидеть подобные кресты на окнах. И в мирное время им нашлось приминение. И показывает себя такое не хитрое приспособление достаточно эффективно.
Кресты на окнах во время войны
Великая Отечественная Война принесла не мало горя. Но люди всеми силами старались выжить в условиях оккупации и непрерывных бомбежек, продолжавшихся по много дней. По ночам бомбардировщики совершали налеты, и рядом с жилыми зданиями рвались бомбы.
Просматривая старые военные фильмы, многие наверное обращали внимание на то, что окна в домах, в эти непростые времена заклеивались крест-накрест полосками бумаги. Некоторые предполагают, что это знак, что все жильцы погибли. В реальности это не так. Делалось это для того, чтобы избежать разлета осколков стекла.
Да и заменить на новое стекло в то время было достаточно сложно. Все производство работало на оборону, а не на удовлетворение бытовых потребностей. Поэтому и старались таким не хитрым способом сохранить эту хрупкую защиту от холода и ветра.
Не маловажно в это время было также соблюдать светомаскировку. В темное время суток все окна в домах тщательно завешивались шторами, покрывалами и другой плотной тканью. Таким образом противнику было тяжелее определить цель.
Кресты на окнах в мирное время
В мирное время, также заклеивают окна крест-накрест. Только теперь для того, чтобы избежать последствий ударов ураганов. Это актуально для многих приморских или расположенных рядом с океаном городов. Стихия также в состоянии вбить стекло.
В современном мире используют более совершенные материалы нежели бумага. Можно также использовать малярный скотч, или обыкновенный. Также окна защищают при помощи фанеры, гофрокартона и тонировочной пленки. Все это с легкостью можно демонтировать, иди убрать при помощи теплой воды и щетки после того, как угроза минует.
Жители районов, которые подвержены природным катаклизмам, защищают свои дома и более серьезными способами. Например, устанавливаются противоударные стекла на окна. Можно также использовать рольставни. Защита эта не дешевая, но в то же время очень эффективная.
Новое в блогах
В блокаду от взрывной волны разбивались окна. Окна жилых домов заклеивали бумажными крестами. Крест накрест заклеенные окна стали одним из символов блокады Ленинграда. Часто окна заклеивали лентами под прямым углов – как православный крест.
Власть не нравится? А ей Вы думаете легко?
« — За последнее время доходы замка заметно уменьшились. А ведь вы знаете, что наши бедные графини — вдовы и круглые сироты — живут только доходами с принадлежащей им земли и, кроме себя самих, вынуждены содержать еще и своих родственников, герцога Мандарина и барона Апельсина, чтобы не дать им умереть с голоду. ». (Джанни Родари «Чиполлино»).
Власть раздражает проявления массового протеста. Эта затрудняет управление народными массами. А массы нуждаются в заботливом управлении. Массы нуждаются в развлечении. Массы нуждаются в боге. Массы нуждаются, хм…, в бЛоге…. Чтобы эффективно управлять власть обязана интересоваться состоянием народа.
« О ваше высочество, вы промокли насквозь! Ни один принц на свете не вышел бы на улицу в такую ужасную погоду.
— Я хотел узнать, как живет мой народ, — ответил правитель и при этом ничуть не покраснел: ведь лимоны никогда не краснеют!
— Ваше высочество, каковы же ваши впечатления? — спросила графиня Старшая.
— Мой народ вполне счастлив и доволен, — заявил принц. — Нет народа счастливее, чем мой. Вот только сейчас мимо меня прошла очень веселая компания. Ей даже дождь нипочем.
Принц и не знал, что говорит сущую правду: в этот день его народ был и в самом деле счастлив, потому что избавился от своего правителя!» (Джанни Родари «Чиполлино»).
« Вот держи, — сказал он великодушно, — можешь облизать эту бумажку. Она сладкая, год назад в нее была завернута карамелька с ромом. Земляничка поклонилась и поблагодарила кавалера:
— За семь лет службы вы дарите мне уже третью бумажку от конфет, ваша милость.
— Вот видишь! — пропыхтел Помидор. — Значит, я добрый хозяин. Веди себя хорошо, и ты будешь довольна ». (Джанни Родари «Чиполлино»).
Туман иногда рассеивается и выступает чванливое рыло борова набивающего брюхо и лягАющего излишне беспокойных и надоедливых людишек.
« Народ был не на шутку встревожен, потому что всякое заседание судебного трибунала сулило ему одни неприятности. На прошлом заседании трибунал постановил, что не только земля, но и воздух в деревне является собственностью графинь Вишен, и поэтому все, кто дышит, должны платить деньги за аренду воздуха.
Раз в месяц кавалер Помидор обходил деревенские дома и заставлял крестьян глубоко дышать в его присутствии. По очереди он измерял у них объем груди после вдоха и выдоха, затем производил подсчет и устанавливал, какая сумма причитается с каждого потребителя воздуха.
Кум Тыква, который, как известно, очень часто вздыхал, платил, конечно, больше всех. ». (Джанни Родари «Чиполлино»).
Знакомая картинка? Чем Вам не потребительская корзинка и плоская шкала налогообложения?
Проявления массового несогласия у нас бывают стихийные или организованные (санкционированные). Стихийное несогласие заботливо разгоняет доброжелательный ОМОН.
А проявить «ОРГАНИЗОВАННО МЫЧАЩЕЕ НЕСОГЛАСИЕ» дозволяется только «ОРГАНИЗОВАННО РУЧНОЙ» оппозиции. Все остальные, желающие проявить свое несогласие, остаются наедине со своими мыслями. Власть прекрасно понимает, что НАЕДИНЕ эти «ВСЕ- ОСТАЛЬНЫЕ» не представляют из себя НИ-ЧЕ-ГО. Пассионарных бунтарей одиночек закроют, покажут придурками, присвоят им корыстные мотивы. Еще бунтарей одиночек можно попробовать купить или они могут случайно погибнуть в ДТП. (Виновного в ДТП, честно признают «ВИНОВНЫМ В ДТП» и он честно получит за это несколько условных лет).
А еще у нас есть общие враги.
Даже неудивительно, что, не стерпев такое необъятное количество врагов, наша «новая» ракета «Булава» профессионально падает или доблестно самоликвидируется уже десять раз из дюжины только известных запусков.
Наличие врагов очень способствует сплочению народа вокруг действующей власти, которая с этими врагами усердно борется.
«На окраину немедленно отправили дюжину солдат-Лимончиков, чтобы надушить тех, от кого пахнет луком.». (Джанни Родари «Чиполлино»).
Но, несмотря на все трудности, мы с уверенностью заявляем, что мы успешно преодолели пик кризиса.
«Он придумал конные состязания, в которых должны были участвовать все придворные Лимоны первого, второго и третьего классов. Разумеется, в качестве наездников, а не лошадей.
Эти состязания были особенные: лошади должны были тянуть колесницы с тормозами.
Сам принц перед состязаниями осмотрел эти тормоза, чтобы удостовериться, действуют ли они.
Они так хорошо действовали, что колеса совсем не вертелись. Поэтому лошадям было во сто раз труднее тянуть колесницу.
— Любая лошадь способна бежать, если ей ничто не мешает, — говорил он. — А я хочу посмотреть, могут ли они бежать, если их удерживаешь.
У бедных лошадей, обезумевших от боли и напряжения, подгибались ноги.». (Джанни Родари «Чиполлино»).
На фоне такой новой демократии появляются и новые формы протеста. Люди единые по своим убеждениям выбирают некий условный символ. Чтобы узнать друг друга в толпе по этому, выбранному ими условному символу.
Этот символ сам по себе безобиден и едва ли (пока) может быть поводом для привлечения Вас к ответственности. Но, этот символ ЯВНО ЗАМЕТЕН и именно демонстрируя его Вы определяете Вашу принадлежность к группе единомышленников.
«Чи» или Че? Сегодня Легендарный Че был бы задержан в первые дни пребывания в мегаполисе. А вот креативное сопротивления веселого Чиполлино очень пригодится и в наши дни.
… Я этого не видел. В блокаду от взрывной волны разбивались окна. Окна жилых домов заклеивали бумажными крестами. Эти крест накрест заклеенные окна стали одним из символов блокады Ленинграда. Часто окна заклеивали лентами под прямым углов – как православный крест. Это страшно.
А сегодня? Заклеить скотчем окно крест накрест несложно. И, главное, едва ли возможно запретить это сделать. Глаза города – это окна гоода.
Как вы думаете, задумалась бы сегодняшняя власть увидев город в блокаде перекрещенных окон? Заставила бы сдирать кресты, официально запретила бы? (Кстати, закон о запрещении агитационных надписей на авто уже рассматривается).
Зачем во время Великой Отечественной войны заклеивали окна крест-накрест?
Во время Великой Отечественной войны заклеивали окна крест-накрест. Но почему крест-накрест? Какую это могло дать светомаскировку, если окно заклеено не полностью?
Ответы:
Бумажные полоски на стёкла во время войны наклеивали вовсе не для светомаскировки. Их наклеивали для того, чтобы снизить воздействие ударной волны на стёкла во время бомбёжки. Стекло с бумажными полосками лучше воспринимает динамические нагрузки.
Во время Великой Отечественной войны окна заклеивали крест-накрест, как мне бабушка рассказывала, для того, чтобы сохранить стекла окон подольше целыми.
Ведь стекла достать тогда было трудно, а то и вовсе невозможно.
Если где и найти можно было, то за бешеные деньги или в обмен на пищу, одежду, которой тоже не хватало.
А так стекло окна было более стойкое к вибрациям при бомбежке.
Таким способом люди пытались не допустить разбивания стекл при налете бомбардировщиков.Способ наклеивания бумаги крест-накрест помогал снизить вибрацию окон.Но срабатывало это не всегда.Если были мощные взрывы, тогда стекла вылетали вместе с оконной рамой.
Так как во время бомбежки идет наимощнейшая вибрация, которую окна выдержать не могут помогали заклейки в виде крест на крест.
А если на улице зима, то без окон никуда и умереть от холода можно было тогда.
Крест накрест заклеивали стёкла что бы сохранить их при вибрации, вибрация возникала от ударной волны, есть ещё один вариант, заклеенные таким образом стёкла предотвращали разлетание мелких осколков в разные стороны, другими словами даже если стекло разобьётся от взрывной волны оно не разлетится на мелкие куски.
Существовала инструкция в городах которые подвергались артиллерийскому обстрелу или бомбардировке. Что бы хоть как то сохранить целостность стекла рекомендовано было клеить на стекла полоски бумаги, таким образом от взрывной волны уменьшалась колкость стекла и это действительно помогало. Все гениальное просто, а во время войны так трудно было достать стекла.
Правильным ответом тут будет именно избежание разбивания стекла на крупные осколки, которые могут нанести серьезные травмы человеку. В случаи с заклеянными стеклами- осколки прилипали к пленке и не так сильно летели. Также пленка «крест на крест» не позволяла стеклу войти в резонанс от вибрации, тем самым оно реже разлеталось.
Что бы стекла сохранить в целости и сохранности, во время Великой Отечественной Войны, их заклеивали крест-накрест лентами бумаги, для того, что бы, во время бомбежки от вибрации, не раскололись, и не вылетели стекла, в то время-это был самый действенный способ сохранить стекла.
Как жили в блокаду(Даниил Гранин)
Мог бы написать, как они жили, мог бы, как мы жили. Блокадный город был рядом, из окопов без бинокля был виден силуэт города, распластанный по горизонту. Когда его бомбили, у нас в Шушарах земля чуть вздрагивала. Мы видели, как поднимались каждый день черные столбы пожаров. Над нами, мягко шелестя, неслись в город снаряды, а потом плыли бомбардировщики. Нам в окопах жилось тоже не сладко, жизнь там в среднем измерялась неделей-другой. Было голодно. Мороз был тоже общий, что у нас, что в городе –30-35 С, и все же грех было сравнивать с ленинградской бедой.
Жители блокадного Ленинграда на улице. На заднем плане на стене дома — плакат «Смерть детоубийцам». Предположительно зима 1941—1942 г.
Блокада состояла не только из голода. По-настоящему понять быт блокадной жизни я сумел много позже, когда мы с Адамовичем работали над «Блокадной книгой». Мы записывали рассказ за рассказом, 200 рассказов, примерно 6000 страниц. Затем мы стали отбирать то, что годилось для книги, и то, что не годилось. БОльшая часть, конечно, не уместилась, это были подробности повседневной жизни, которые казались нам очевидными. Много позже я стал понимать, что не все сводилось к голоду, к обстрелу. На самом деле блокада состояла из многих лишений. Жизнь разваливалась не сразу, но непоправимо, мы плохо представляем себе размеры и нарастающий ужас той катастрофы. 
Ее не стало. Некоторое время еще работали колонки, была вода в прачечных. Потом все замерзло — краны на кухне, в ванной уже даже не сипели, превратились в воспоминание. Ходили за снегом, снега было много, но его надо было растопить, а как? На животе? Отопления уже нет. На буржуйке? Ее раздобыть надо.
Кое-где в квартирах сохранялись плиты, а то и печи. Но чем их топить? Где дрова? Какие были, быстро растащили, сожгли. Власти выделяли в районах деревянные дома, разрешали их разбирать на дрова. Легко сказать «разбирать»: ломами, пилами — работа непосильная для голодных, быстро слабеющих людей. Легче было у себя в комнатах выламывать паркет (там, где он был), еще удобней было топить буржуйки мебелью. Шли в ход стулья, столы, книги для растопки.
На черном рынке буржуйка появилась быстро, покупать надо было за большие деньги, а потом — за хлеб. А что делать, все отдашь. Зима 1941—1942 года, как назло, лютовала: –30—35╟ С. У нас на фронте в землянках тоже пылали буржуйки, тоже шла добыча дров, но согрев шел еще от пяти-шести солдат, что теснились на нарах; а в городской комнате от двух-трех дистрофиков тепла не набрать.
Буржуйка — это не все, к ней нужен, извините, дымоход, то есть трубы; их надо вывести наружу, в форточку, которую как-то приспособить, чтобы в нее натопленное не уходило.
Питер был европейский город; когда в блокаду все его привилегии рухнули, стало ясно, что куда лучше было бы переносить блокаду в старые времена, а еще лучше — в пещерные; первобытная жизнь вдруг предстала комфортной.
У Чернышева моста. Воздушная тревога. 1941 г.
Блокадный Невский проспект. Фото Кудояров Б.П.
В конце марта 1942 года я получил увольнительную и решил навестить нашу квартиру. По дороге я с дотов отломил несколько сосулек, понаслаждался их чистой водой. У Невы женщины добывали воду из проруби. Доставали ее поварешками, рукой было не дотянуться, не зачерпнуть; береговые жители ходили на Неву, на Фонтанку, на Карповку, долбили лед. Наколют лед и несут домой. «Проблема подняться по обледенелой лестнице, дотянуть ведро и не поскользнуться», — жаловалась мне Поля, единственная, кто осталась в живых в нашей большой коммунальной квартире. Я и сам еле забрался по этой загаженной лестнице; она мне помнится во всех подробностях, в желтых ледяных наростах от мочи, и горы мусора, и всюду горы замерзшего кала. Это было открытие для меня, туалеты ведь не работали, все вываливали на лестницу, в лестничный пролет.
Поля этой зимой уже стопила большую часть мебели из всей квартиры. Из моей комнаты — деревянную кровать, книжные полки, стул; я ее никак не упрекнул.
«Цивилизация, — сказала она, — будь она проклята».
У водоразборной колонки, установленной на углу ул.Дзержинского и Загородного проспекта. 05.02.1942 г.
В ретроспективе все эти добычи выглядят иначе; не воровали, а выпрашивали, выменивали, добыть свет было так же трудно, как в каменном веке.
Радио молчало, стучал метроном, в какие-то часы передавали последние известия.
Комнаты закоптели, люди закоптели. В булочных стояли коптилки, в милицейских отделениях коптилки, в конторах коптилки. Они же копчушки, моргалки — как только их не называли! На фронте они тоже светили,
у нас фитили зажимались в снарядные гильзы, масло воровали у водителей, для чтения света коптилки не хватало, а кашу согреть можно и письмо в ее трепетном свете как-то можно было написать. Древний этот аппарат все-таки придавал уют пещерной блокадной обстановке, маленький язычок пламени горел, значит, жизнь теплилась, днем можно было приот-крыть занавес, отогнуть одеяло, впустить свет, если он был без мороза.
Все-таки попробуйте представить, что значит жизнь без туалета, как опорожниться? Тащить каждый раз на улицу кастрюлю, мыть ее чем-то — сил нет. Горы отбросов вырастали быстро, закрывали выход из дома; извините, описывать все это в подробностях не comme il faut, но список приличий в блокадном городе сильно сократился; прошел год, еще полгода, как люди обходились без туалетов, уже дальше не знаю; удивительней другое — как огромный город в весну 1942 года избежал эпидемий. В домах лежали непохороненные покойники, лежали в квартирах жертвы голода, морозов, попавшие под снаряды, лежали в подворотнях; я видел мертвецов в заснеженном трамвае, я сам туда зашел укрыться от ветра. Напротив меня сидел совершенно белый пожилой человек без шапки — наверное, кто-то ее взял.
Невероятными усилиями воскресшие люди весной очищали город от трупов, от нечистот; нетронутыми оставались разбомбленные дома, разбитые трамваи.
На Марсовом поле в конце мая появились грядки.
Мои личные воспоминания выцвели, затуманились, смешались с чужими мемуарами.
Попытайтесь представить себе квартиру, самую обычную, но благоустроенную, где в буфете стоит посуда, тарелки, вилки, ножи; на кухне кастрюли, сковородки — и все это бесполезно, потому что нигде ни крошки еды. Люди живут в привычной обстановке благоустроенной жизни, где висит телефон, стоит самовар, в шкафах кофточки, брюки, утюг, простыни, мясорубка — всюду предметы для еды — и все бесполезно. Жизнь замирала и уходила в обстановке живого благополучия, иногда людям казалось, что естественней гибель в тюремной камере, на лагерных нарах, чем гибель семьи в своей квартире.
Голод сводил с ума, человек постепенно терял все представления, что можно, что нельзя. Он готов жевать кожу ремня, вываривать клей из обоев, варить засохшие цветы.
Раньше меня ужасало людоедство. На войне я понял, что не любовь, а «война и голод» правят миром. На фронте бывали дни, когда мы оставались без еды и день, и два, и три и готовы были жевать хоть свои портянки, чем угодно надо было набить желудок. Блокадникам было тяжелее, им казалось, их голод бессрочный. Сковородка пахла жареным, в хлебнице остался еще слабый запах.
Разговор с Григорием Романовым был коротким: Ленинградская блокада — героическая эпопея, а вы изобразили не подвиг народа, а страдание и ужасы голода, все к этому свели; получается, что вы развенчиваете историю великой заслуги, стойкости людей, как они сумели отстоять город; вам интересно, как люди мучились. Это чуждая нам идеология.
За свежей газетой. 1942-1943 г. Фото Кудояров Б.П.
Примерно такую отповедь мы получили в обкоме партии, когда публикация «Блокадной книги» была запрещена. Второй раз то же самое выслушал Иосиф Ефимович Хейфиц, знаменитый кинорежиссер, лауреат всяких премий, когда ему запретили ставить фильм о блокаде по нашей книге.
Бойцы МПВО эвакуируют пострадавших после немецкого авианалета на Ленинград. 1943 г.
Для «Блокадной книги» мы с Адамовичем прежде всего искали дневники блокадников — они были дороже, чем личные свидетельства. Блокадники, которых мы записывали, вспоминали свою жизнь спустя тридцать с лишним лет. Особенность любого дневника — достоверность; обычно автор излагает не прошлое, а сегодняшнее, он не столько вспоминает, сколько делится своими воспоминаниями, сообщает новости, рассказывает то, что произошло сегодня.
Вот дневник главного инженера Пятой ГЭС Льва Абрамовича Ходоркова — дневник бесценный именно своими деталями.
26 декабря, наступают самые тяжелые времена блокады, а между тем: «Жданов сказал, что самое тяжелое для Ленинграда позади стоят турбины, из пяти стоят четыре котла, в городе нет топлива, из 95 человек, числящихся по списку, на работу вышли 25, остальные больны, ослабли или умерли».
5 января 1942 года: «Хлебозаводы без энергии, станция работает одним котлом на бойлерную нет дров, население ломает дощатое прикрытие витрин».
9 января 1942 года: «Остались без топлива больницы, госпитали, дома, все свозят на электростанции, где можно железной дорогой, где трамваем, где автомашиной, уголь стал для Ленинграда кровью, и этой крови все меньше. Мощности едва хватает на хлебозаводы и некоторые пищевые предприятия».
12 января: «В городе много пожаров от времянок».
14 января: «Окончен монтаж котла под антрацит, нужна ручная заброска. Нет здорового человека, пригодного для этой работы».
Я цитирую лишь отдельные строчки из этого замечательного дневника, который вести было тоже подвигом.
Иногда я вычитывал неизвестные мне подробности. В июне месяце по Неве поплыли трупы красноармейцев, днем и ночью, один за другим, один за другим.
Появился дневник музыканта из филармонии, дневник ученицы старшего класса, где есть история ее эвакуации. Их сохранились десятки и десятки; сейчас некоторые их них стали издавать. Мне показали те, что хранят
в семейных архивах.
Каждый дневник по-своему осмысливает трагедию города. В каждом дневнике есть талант наблюдательности, понимание того, как драгоценны подробности этой невероятной жизни блокадных людей.