зачем жить если все время работаешь
Интервью с тунеядцами: Как живут люди, отказавшиеся от работы
Около месяца назад депутаты Законодательного собрания Санкт-Петербурга всерьёз говорили о наказании безработных, буквально недавно с похожей, но всё же отличающейся идейно инициативой выступил Роструд. Мы категорически с подобными мерами не согласны, поэтому решили отыскать несколько ребят, отказывающихся от работы в классическом понимании, и расспросили их обо всём самом важном.
Павел Ильин
Мне 27 лет. Не работаю я почти всю жизнь. У меня было две вспышки, когда я вдруг устраивался на постоянную работу. Это было в 2006-м, когда я только приехал в Москву и у меня ещё отсутствовало понимание, какими активностями хочется заниматься. И ещё одна в 2013-м.
Я думаю, эта убеждённость была со мной всегда и с годами лишь нарастала и утверждалась в моём сознании. Работа делает из тебя философского зомби! Ты обмениваешь самое дорогое, что у тебя есть, на очень незначительное количество денег. Но при этом у тебя нет жизни. Всё, что остаётся, — это неврозы, психозы и пара выходных, в которые хочется только спать или погрузиться в какую-нибудь большую историю — почитать лёгкие книжки, посмотреть простые фильмы и поиграть в игры на низком уровне сложности. Даже если ты зарабатываешь много денег и у тебя высокая должность, у тебя ещё меньше жизни — чем больше с тобой делятся, тем больше на тебя вешают.
Очень важно ещё и то, что, когда ты работаешь, нет времени и когнитивных ресурсов на поиск себя, а это самый тяжёлый труд (да, давайте различать термины «работа» и «труд» в нашем дискурсе). Разумеется, есть вероятность, что рынок труда может совпасть с твоими увлечениями и пристрастиями, но вероятность реализации подобного сценария настолько мала, что лучше сразу идти по хардкору!
Нужно осмысленно что-то делать, а не работать. Безусловно, любое разумное создание, в моей системе ценностей, по крайней мере, имеет естественное право на свободу от работы, потому что современная система распределения благ в обществе (любом, где-то просто больше перекосы, где-то меньше) ничем не отличается от рабовладельческого строя, только теперь мы в экономическом рабстве, и степень этого рабства напрямую коррелирует с балансом твоего банковского счёта. Зря мы, что ли, столько людей положили, чтобы упразднить институт рабства?
Государство должно, именно ДОЛЖНО (так как оно для людей, а не наоборот) предоставлять то, что называется в развитом мире basic income (базовый доход), который покрывал бы хотя бы минимальные потребности. Во многих странах это уже реализовано по факту, правда, всё ещё стыдливо называется пособием по безработице.
Если все последуют моему примеру, будет прекрасно, люди будут счастливы, культура станет намного более диверсифицированной, мы увидим огромное количество разных классных проектов в совершенно неожиданных местах. Разумеется, это создаст острую нехватку кадров в традиционных экономических сферах, что хорошо со всех сторон. С одной стороны, если нам эти отрасли действительно нужны, то их можно будет легко автоматизировать, а если это просто имитация деятельности, то к чёрту эти пустышки.
Государство должно предоставлять то, что называется в развитом мире basic income, который покрывал бы
минимальные потребности.
Разумеется, мне не нравится постоянная ограниченность в ресурсах. Постоянно нужно думать, в каком магазине что дешевле, причём всё — от пельменей до барабанных палочек. Есть ещё сложность с мотивацией, нужно уметь себя сподвигать на действия, но если ты нашёл дело, за которое готов убивать, то такой проблемы нет. Зато плюсы очевидны: ты свободен и самостоятелен. Ты главный, это чувство нельзя променять ни на какие деньги или статусы.
Деньги приходят из разовых заказов, из стипендии, бывает, папа что-то присылает. С жильём вопрос решился на три года вперёд в рамках моей основной сферы деятельности. Если посмотреть на последний месяц, то мои основные расходы — это еда, аренда репетиционной базы и путешествия. За оплачиваемую работу, конечно, берусь, но она должна либо быть в сфере моих интересов и направлений развития, либо быть идеологически правильной, либо быть радикально тупой. Но отправиться в офис меня может заставить только угроза жизни: моя или кого-то мне близкого.
Не работать — не то же самое, что сидеть дома на диване и потреблять медиакультуру без фильтров. Не работать лично для меня значит заниматься различными вещами, от которых меня прёт. У меня есть три функциональных сферы активности. Это музыка, а именно игра на барабанах и написание стихов на английском, чем я занимаюсь в группе NaPast. Это разные интернет-проекты, разработка и администрирование сайтов. И это аспирантура, в которой я занимаюсь теоретической культурологией и пытаюсь найти выход из постмодерна.
Обычный мой день начинается в пять-шесть утра, первые пару часов я отвожу на подготовку организма к бою: душ, завтрак, новости, переписка. Примерно с 11:00 до 14:00 — 15:00 наступает время решения когнитивно сложных задач, обычно пишу куски к диссертации или делаю что-то сложное на своих сайтах. Между 15:00 и 18:00 обязательная практика на барабанах (точнее, на ближайших стульях и креслах). Дальше идут либо какие-то социальные дела вроде репетиции или встречи с друзьями. Но это идеальный день, и не каждый он такой получается.
У меня есть различные фазы эффективной функциональной активности, в рамках которой я занимаюсь тем, чем сейчас могу заниматься осмысленно и с отдачей. Вместо отпуска я устраиваю себе скорее просто смену обстановки с сохранением активности, но, разумеется, с её модификацией и адаптацией под новые условия.
Путешествия — это моя страсть, каждые полгода стараюсь куда-то ездить. Например, Новый год встречал в Германии и Нидерландах, а буквально сегодня утром вернулся из Белоруссии. В основном мои близкие относятся к моему образу жизни положительно, но именно потому, что я не работаю активно. Если бы я просто сидел на диване, уставившись в телевизор, думаю, отношение было бы резко негативное. Сколько себя помню, столько и не испытывал желания работать в классическом понимании, а вот примеров для подражания не могу припомнить. Уверен, что и культура, и жизнь снабжали меня подобными примерами, но они скорее укрепляли убеждённость, нежели как-то переворачивали картину мира.
Люба Макаревская
Я не работаю и не числюсь нигде уже почти 15 лет. Мне 29 лет. Я думаю, что, если какая-то часть людей последует моему примеру, общество станет только более здоровым и продуктивным. Все всё равно не смогут не работать.
Мой день строится так: я просыпаюсь в три, гуляю со своей собакой, потом смотрю телевизор, гуляю или читаю в зависимости от настроения. Пик моей активности наступает часов в 12 ночи и длится до пяти-шести утра. В это время я, как правило, пишу. Я выбрала такой образ жизни, потому что до семи лет у меня было очень счастливое детство, какое-то прямо набоковское. У меня всегда существовала очень сильная эмоциональная связь с родителями, которые осознанно или нет очень много сделали для моего интеллектуального развития, притом что меня никогда ни к чему не принуждали, но это прекрасное время оборвалось походом в первый класс.
Невыносимая скука и откровенная тупость нашей школы невыразимы словами. Безусловно, я ощущала очень сильный разрыв со своими сверстниками в интеллектуальном плане, и вообще нахождение в школе меня жутко травмировало. В 11 лет я поняла, что по своим взглядам я анархист и, когда мне удастся вырваться из-под гнета школы, я больше никогда нигде не буду числиться. Помню, что даже поклялась себе в этом.
В 14 лет я прочитала Уолта Уитмена. Он очень повлиял на меня. Уитмен, как известно, не работал и бродяжничал. Он стал моим идеалом на долгие годы. В девятом классе меня выгнали из школы, и с тех пор я действительно ни разу нигде не числилась, как и поклялась себе в 11 лет. Сейчас мне 29, и в моей жизни не было такого периода, чтобы я где-то работала официально.
Какое-то время я занималась живописью, но в 19 лет поняла окончательно, что меня не волнует ничего, кроме литературы. Всё свободное время я трачу на написание текстов, верю, что в некоторой степени это оправдывает меня. «Поэт — священный паразит общества» Уэльбека, и всё вот это.
Я всё ещё живу на деньги, которые даёт мне мама. Мои траты самые обычные: еда, косметика и одежда, ничего интересного. Я не очень люблю вечеринки, так как я интроверт. Любимые мои развлечения — книжные магазины, «Макдоналдс» и прогулки с моей собакой.
Я боюсь общества — думаю, оно стремится отнять у меня саму меня и привести любую личность к определённому знаменателю.
Безусловно, я думаю, что человек должен иметь право на созерцание. Я думаю, большинство произведений искусства, которые мы знаем, — следствие реализации этого права. В том, чтобы быть безработной, мне не нравится безденежье и то, что я напрягаю свою маму, всё остальное меня абсолютно устраивает. Ну и да, конечно, я периодически не могу отделаться от чувства, что я жалкий паразит, но одновременно с этим мне кажется, что я всё же свободна, а работающие — нет.
Я чувствую потребность в отпуске постоянно, так как и не работая можно устать от жизни в городе. Я бывала за границей, но мне не очень нравится путешествовать, я боюсь летать. Думаю, лучшие путешествия происходят внутри нас самих. Сон — это тоже путешествие. Заставить меня работать мог бы голод или чрезвычайные обстоятельства, я бы пошла работать курьером, скорее всего, ещё я могла бы подрабатывать выгулом собак. Я, как сказал Мишель, очень люблю животных.
Друзья и близкие относятся с пониманием, которое периодически чередуется с раздражением, к которому я привыкла. Я, в принципе, ко всему привыкла и ко всему отношусь философски. Я думаю о самореализации и поэтому пишу — стихи и другие тексты. Я чувствую себя реализованной и счастливой, когда мне пишется, просто это не приносит денег, но я научилась не расстраиваться из-за этого. Когда мне не пишется, это и есть отдых. Правда, мне грустно в это время. Мои идеалы среди безработных — Уолт Уитмен и главный герой фильма «Большой Лебовски».
Марк Лукьянов
Мне 24 года. Я не могу сказать, что я не работаю. Я очень много работаю. Просто об этом не пишут в моей трудовой книжке. Ну, однажды я и смены не закончил в одной пекарне — понял, что трачу слишком много времени. Укусил несколько пирожных на складе и ушёл заниматься музыкой. Навсегда.
Почему я не работаю? Примерно таким же вопросом можно задаться и по отношению ко всем остальным. Конечно, работать в широком смысле нужно — это даже не обсуждается. Но о том, на что тратить время, можно было бы поспорить — все люди разные. И да, мы должны почаще иметь право на подобный выбор, иметь работу в классическом понимании или нет. Уверен, в каждой стране это должно быть устроено по-своему. При этом мне кажется странным, что в некоторых государствах есть пособия по безработице, но мне это нравится.
Если все последуют примеру безработных, будет примерно то же, что и всегда случается, когда слишком много людей хотят одного и того же. Я думаю, что некоторым людям просто нельзя попадать в такую сферу.
За моё жилье платят спонсоры. Моя подруга — модель. недавно вернулась из Парижа с Недели моды и привезла оттуда очень много денег. Последние два месяца мы тратим эти деньги: желе, бусы, кино, женские кожаные туфли-гробики и кольцо в нос.
Я бы с удовольствием поехал собирать сицилийские апельсины волонтёром. На два месяца, загореть. Только об этом сейчас и думаю. Только этим и занимаюсь. Думаю, у меня нет такого отпуска, как у работающих на официальных должностях. Я не чувствую в этом необходимости и, к сожалению, мало путешествую. Но это ненадолго. Мои близкие друзья тоже не работают. У меня были реальные примеры работающих на официальных работах, которые вдохновили меня отказаться от этой затеи.
Алиса Таёжная
Мне 28 лет, и я имею счастливую возможность заниматься только любимым делом. Мои родители — working class heroes и настоящие селф-мейд-герои, трудоголики самого простого происхождения, которые положили всю молодость на то, чтобы выжить и закрепиться в Москве. Я благодарна им за их силу и стойкость, за упрямство в том, чтобы научить меня читать в три года и дать мне лучшее образование. Недавно я общалась с ними о своём пути: им трудно представить, что я живу без трудовой книжки, но какой-то частью своего существа я уверена: они понимают, что работа в России — это фикция, которая может оборваться не по твоей вине в любой момент. «Тебе повезло, что ты занимаешься тем, что любишь — у нас такой роскоши не было», — сказали они мне при нашей последней встрече. Моральная поддержка родителей и тот факт, что у меня всегда есть угол, куда вернуться, если я споткнусь, предохраняет меня от необязательной и часто пустой работы, которой приходится заниматься многим моим друзьям не из Москвы, чтобы остаться здесь. Плюс я всегда могу рассчитывать на мужа, который занимается любимым делом и как технический специалист уникального профиля получает зарплату в разы больше, чем я, гуманитарий. Но и он может всегда рассчитывать на меня. То есть если что-то случится с моими близкими и понадобятся деньги, я моментально выйду на работу и буду мотивирована на стабильный план.
У меня в жизни было две любимых постоянных работы, но на обеих я выгорала: не умела найти баланс между работой и свободным временем и неправильно относилась к ответственности и обязанностям. Сейчас такой ошибки я бы уже не совершила, но со своей стороны могу сказать, что люди расцветают от свободы. Все коллеги, которым дают воздух, готовы сделать на энтузиазме куда больше, чем требуется. К сожалению, многие прогрессивные и уж тем более отсталые российские системы и слышать не слышали о том, как мотивировать сотрудников, и оперируют страхом. Я слышала много рассказов от создателей тренингов о том, что нет ничего проще, чем надавить на девушку-сейлса, которая снимает квартиру вскладчину с подружкой и приехала из Сибири на покорение Москвы. Они настолько испуганы и хотят перемен, что готовы жрать говно тоннами. Я категорически не принимаю натаскивание людей, выдрючивание из них покорного стада, превосходство, которое часто встречаю у начальников по отношению к своим подчинённым. Проекты, рождённые по любви и с любимыми людьми, дольше живут и лучше пахнут.
По сути, я постоянно работаю, но мой труд прекарный (редактор исправил автоматом на прекрасный) — то есть вроде бы имеет отношение к интеллектуальной сфере, но оплачивается в месяц не больше, чем труд водителя троллейбуса. Я знаю музейных работников, которые получают меньше, чем кассиры, не говоря уже о программистах, риелторах и сейлсах, в работе которых даже не нужно специальное образование и научная степень, а достаточно широкого диапазона soft skills. О прекарном труде в искусстве и культуре сказано очень много, и это, по сути, настоящая эксплуатация: деньги налом, работа по дружбе, опаздывающие на полгода гонорары, бесконечный вклад в проекты, которые могут не утвердить, постоянный пересмотр условий. У меня нет страховки и не будет детского пособия. По-хорошему, я работаю на соковыжималке в городе, где выделяются миллиарды на реконструкции театров и музеев. Все люди вокруг искусства и кино, если не занимаются *********, живут по нормкору всю свою жизнь и планируют отпуск в Петербурге.
Я уважаю такой выбор, в нём много смелости, но эта система — по сути, плантация наших дней, только на территории интеллектуального труда. Я ненавижу формулировки «ищем молодого с горящими глазами», потому что понятно, что таких молодых обычно на *** вертели. С другой стороны, те молодые, с кем я работала, действительно хотят, преодолевают и учатся, несмотря на снобизм старших коллег и рутинную работу. Через это тоже надо пройти. Награда — делать вещи, в которые ты веришь. Если провести неделю среди тех, кому по фигу и кто заботится только о том, чтобы зарплатка капала на карточку вовремя, сразу понимаешь цену жизни без скепсиса и этого гнилого прагматизма. Большинство философов считали творческий труд вершиной для развития человека, большинство людей не делают ни одного шага в сторону того, чтобы выражать себя через работу. Поэтому существует так много «проектов» ради проектов, поэтому вещи, которые могут делать трое неравнодушных, часто делают десять незаинтересованных. Но это не только российская проблема, так устроен человек вообще.
Не надо суетиться: как найти баланс между работой и жизнью
Откуда взялась спешка в работе
Восхищаясь техническим прорывом конца XVIII века, Бенджамин Франклин предсказал работу не более четырех часов в неделю. Он одним из первых заговорил о наступающем «времени лени и досуга». Но XIX век был совсем другим: мужчины, женщины и даже дети работали на фабриках по 15 часов в сутки. Промышленная революция ускоряла экономику и требовала в разы больше производительности.
Мечтой о вольном досуге пронизан весь XX век, считает канадский журналист, один из идеологов «Медленного движения» и автор книги «Без суеты» Карл Оноре. Люди вдохновлялись новыми технологиями и мечтали, как приятно будут проводить жизнь у бассейна, пока роботы следят за производством и обслуживают дом. Например, драматург Джордж Бернард Шоу считал, что к 2000 году мы будем работать по два часа в день.
Вице-президент, а впоследствии президент США Ричард Никсон рекомендовал американцам морально подготовиться к четырехдневной рабочей неделе «в ближайшей перспективе» в 1956 году. В 1960-х годах ученые прогнозировали уменьшение рабочей недели американцев до 14 часов к 2000 году. В 1980-е годы люди еще гадали, чем займутся в свободное время, которое появится благодаря роботам и компьютерам. Спустя десятки лет 14 часов в неделю превратились в 14 часов в день. Теперь работа забирает почти все время.
Чем плохо ускорение
По мнению Оноре, за последние 30 лет укрепились две противоположные тенденции: люди по-прежнему работают много, но объем работы продолжает расти. Например, американец в среднем работает на 350 часов в год больше, чем европеец на подобной должности. По количеству рабочих часов среди развитых стран США превзошла Японию в 1997 году. При этом чтобы успеть за ростом глобальной экономики, европейцы начали работать как американцы.
Миллионы людей работают больше и тяжелее, чем хотелось бы. Каждый четвертый канадец работает более 50 часов в неделю — в 1991 году так жил только один канадец из десяти. Каждый житель Великобритании старше 30 лет работал не менее 60 часов в неделю к 2002 году. Если учесть приготовления, рабочие обеды, дорогу до работы и обратно, почти не останется времени на жизнь. Деньги и бесконтрольное потребление — одна из причин, по которой люди полностью погружаются в работу по мнению Оноре. Развитая экономика дает высокие доходы, а не дополнительные часы отдыха.
При этом объем работы увеличился. Компании перестраиваются быстрее, сокращают офисы и сотрудников. Оставшиеся специалисты работают больше, чтобы доказать незаменимость. Люди идут на работу, даже если болеют или слишком устали. Многие не используют отпуск полностью. Такая система вредит здоровью людей и экономике.
Люди, работающие 60 часов в неделю, в два раза больше рискуют получить инфаркт, чем работающие 40 часов, — выяснили в японском университете Кюсю. Специалисты остаются на связи круглосуточно: получают письма, звонки и сообщения. Это приводит к избытку стресса, физическому и эмоциональному срыву. Стресс на работе доводит до мыслей о самоубийстве более 15% канадцев.
Компании оплачивают переработки или дают бонусы, но усталость, стресс и недовольство жизнью снижают продуктивность сотрудников. По данным Международной организации труда (МОТ), бельгийские, французские и норвежские рабочие делают больше продукции в час, чем американцы. Англичане проводят на работе больше всего времени, но у них самый низкий уровень продуктивности в Европе. Кто работает меньше, тот работает лучше.
Как замедлиться и найти баланс в работе
Чтобы противостоять быстрой еде, досугу, работе и отношениям, появилось Медленное движение — культура замедления ритма жизни. Философия движения — поиск правильного темпа во всем: от воспитания детей до работы. Карл Оноре первым применил философию «медленного» к основным областям нашей жизни и сформулировал принципы движения в 2004 году.
Сторонники медленного движения уверены, что от работы можно получать удовольствие, но если она будет поглощать слишком много времени, его не хватит на семью, друзей, хобби и отдых. Самые простые дела — отвести детей в школу или приготовить ужин — превратятся в гонку. Чтобы замедлиться, Оноре предлагает меньше работать и отказаться от графика.
По данным международного исследования экономистов из Уорика и Дортмунда, 70% людей по всему миру не устраивает соотношение работы и жизни. Автор книги «Медленно — это красиво» Кейбо Оива считает, что японские родители с раннего возраста требуют от своих детей двигаться быстрее, учиться лучше, успевать больше. Новое поколение осознает, что это необязательно, а быть «медленным» не позорно.
Согласно опросу жителей Великобритании, в два раза больше людей мечтают о сокращении рабочих часов, чем о выигрыше в лотерею. Оноре уверен, что нужно сократить рабочую неделю. Люди не слишком много потеряют в деньгах, если будут меньше работать. Снизятся расходы на транспорт, перекусы, парковку, кофе, детские сады. При этом, сокращая рабочую неделю, перераспределяется объем работы и появляются новые рабочие места. Например, два человека могут работать на одной должности по 20 часов в неделю, а остальное время уделять семье.
Чтобы уменьшить количество рабочих часов, нужно хорошо работать и хорошо отдыхать. Попробуйте сосредоточиться на своей работе. Уделяйте ей столько времени, сколько сами считаете нужным, и не растягивайте рабочий день.
Людям нужно учиться управлять своим временем и самостоятельно решать, когда работать, — считает Оноре. Начиная с промышленной революции работникам платили за время на фабрике, а не за объем выполненной работы. Современная экономика основана на информации. Человеческая работа чаще опирается на креативное мышление, а рутину делают роботы. Но креативные решения не появляются по расписанию, поэтому жесткие границы тут бесполезны.
Если зарплата зависит от результата, а не количества часов, проведенных в офисе, тогда нужно работать по гибкому графику или без него. Например, компания Best Buy отказалась от графиков и перевела сотрудников на систему ROWE — Results-Only Work Environment («важен только результат»). Люди сами выбирают количество рабочих часов, планируют отпуска и свое время. Они могут не ходить в офис и не отвечать на звонки, если делают работу качественно и в срок.
Спешка и дедлайны фокусируют внимание, организуют и заставляют действовать. Проблема в том, что многие люди живут в режиме дедлайна постоянно: у них нет времени отдохнуть и прийти в себя. Исследование Европейского фонда выявило, что давление на работника в странах Европы выросло. Каждый третий чувствует себя в бесконечной гонке.
Чтобы контролировать рабочее время, сильные специалисты переходят на фриланс или работают на себя. Они сами регулируют нагрузку и устраивают отпуска, когда захотят. Поговорите с начальником и предложите работать из дома один-два раза в неделю. Учитесь управлять своей нагрузкой и временем. Когда научитесь контролировать работу, попробуйте полностью уйти на удаленку и отказаться от графика.
Чтобы найти баланс между быстрой и медленной работой, автор книги «Сделай это завтра» Марк Форстер рекомендует работать понемногу, но часто и делать только свою работу.
Например, если вам нужно написать отчет или завершить проект, лучше работать регулярно и понемногу, чем устраивать трудовые интенсивы. В таком режиме мозг успевает приспособиться к масштабу задачи и подумать. То же подходит для изучения музыкального инструмента, иностранного языка или работы над своим телом. Лучший способ привести себя в порядок — заниматься понемногу и постоянно. Если вы ничего не делали неделями, а потом пошли на интенсивную тренировку, здоровье лучше не станет.
Попробуйте поработать вечером и отложить часть задачи на следующий день. Утром вы почувствуете, что продвинулись в решении, а задача покажется проще.
Форстер разделяет «свою настоящую работу» и «занятость». Настоящая работа помогает продвигаться в бизнесе или профессии. Здесь вы полноценно применяете свои навыки и знания. Часто выходите из зоны комфорта — делаете то, чего не делали раньше. Работать по-настоящему сложно, такая работа может вызывать небольшое сопротивление.
Занятость появляется, когда вы откладываете настоящую работу ради мелких задач. Деятельность — не то же самое, что действие. Человек, который что-то делает с беспокойным видом, быстрее создаст впечатление занятости у своих коллег, но на самом деле останется на месте. Такой работник не сможет найти время на важные задачи, потому что погрязнет в мелких обязательствах и списках дел. Если работа вызывает ощущение перегруженности, но не кажется сложной, — скорее всего, это занятость. Настоящая работа бывает сложной, но не заставляет чувствовать себя «белкой в колесе».
Форстер рекомендует никогда не брать обязательства, которое вы не сможете выполнить от чистого сердца. Если взять сомнительную задачу, вы будете хуже работать и раздражаться от процесса.
Как замедлиться в работе
Приложения, которые помогут выровнять баланс между работой и жизнью
Больше информации и новостей о трендах образования в нашем Telegram-канале. Подписывайтесь.